Полутьма, коридорный ропот.
Стою, прислонившись к стене,
как столб соляной, как жена
Лота.
И, может быть, даже
как испанский поэт,
раздавленный
небесами Штатов.
Живу пресной жизнью
мигранта.
Моей ли?
Привыкнув к чуждости,
на три замка закрывая двери,
не знаю, кто мне теперь роднее:
люди или звери.
Не знаю, где люди, где звери.
Измерь меня
взглядом Иосифа,
проданного в Египет.
Взглядом Измаила,
умирающего в пустыне.
Чужбиной мне стала родина,
Но не родиной -
чужбина