Давно погасла улица. Айда
Гулять, где осторожная вода
Почти что всех на берег выводила.
Там девочка Наоко ищет след
Той юности, которой больше нет,
А та, что есть, ещё не наследила.
Но та, что есть, зовёт в норвежский лес,
И у Кидзуки времени в обрез:
Струится газ, заглатывая душу.
Страшней всего забыться этим сном,
Закрыть окно. Совсем закрыть окно
И жизнь свою не выпустить наружу.
Едва с деревьев снег сходил слоясь,
И обнажался мир, и мира грязь
Не прилипала ни к лицу, ни к телу.
И каждый знал, коснётся не его
Нашествие дождей или снегов,
Всегда найдётся кто-то слишком смелый.
Он зачерпнёт ботинком жидкий лёд,
Подолом весь репейник соберёт,
И ливня пригубит из водосточной.
Асфальтом не кончается труба:
Звонит ручей отчаянно в набат –
Струёй холодной в треснувшую почву.
Что тёмный коридор: и лес, и двор,
И жизнь глядит то мимо, то в упор
На тех, кто пробирается на ощупь.
Играет с ними в прятки и лапту,
Застукав свет, ныряет в темноту
И в темноте лучи его полощет.
Переплетаясь с мглой им вечно плыть,
И знать, что вновь заветная теплынь,
Пробьётся первоцветом сквозь сугробы.
Там тоненько речушка заскулит,
Всем телом вырываясь из земли,
За тишиной присматривая в оба.