Здравствуйте, уважаемые авторы и ведущие!
Заранее прошу прощения у тех, кому мои суждения покажутся несправедливыми.
1. "И только чайки..."
Когда сольются небо и земля,
Останется нагой душа поэта –
Не встретит он желанного рассвета,
Ведь солнца полукруг покроет тля.
Не посидит уже на облаках -
Размякших, грязных, тонущих в болоте
И не настигнет зверя на охоте,
Хоть будет даже с журавлём в руках.
Расколется на части млечный путь,
И звёздами покроется дорога –
Искрящихся останется немного,
Горящих же, увы, совсем чуть-чуть.
Одно душе спасенье – это море,
Где горизонт туманом не укрыт,
А солнца луч в воде ещё горит,
И в нём купаясь, чайки – на просторе...
*
Если солнце – полукруг, то рассвет уже наступил, и причём тут тля?
К технике претензий нет.
5 – 4
-------------
2. "На перепутье"
По тихой речке на плоту
скользить бездумно и беспечно,
забыв, что время скоротечно,
убрав из мыслей суету.
И только слушать пенье птиц,
воды’ негромкое журчанье,
изгнать из сердца боль печали,
не предавая кровных лиц.
Прислушаться к себе самой,
в миру устав от многословья,
дышать божественной любовью
и наслаждаться тишиной.
Но стоит сбыться той мечте,
как вновь потянет к многолюдью,
и ты опять на перепутье,
но ближе к финишной черте.
Мне понравилось это стихотворение и ясностью мысли, и простотой формы.
5 – 5
-------------
3. "Суровый приговор"
И вот он - мой суровый приговор: красные, начав почти
что разбойники, с некоторого времени стремятся к святости
В.Шульгин. Неопубликованная публицистика.
В красных спицах колесо. Души порваны на части,
И чекистов ремесло для вражды, а не участья.
Разливается рекой новый счёт врагов народа.
Буревестники покой не найдут. У них – работа.
По-разбойничьи идёт новая волна террора.
Виноват во всём народ, и суровость приговора
В основном одна – в расход. Если не сейчас, так позже,
И не зря поэт писал, нет, не люди то, а гвозди.
Почему же впереди шёл Христос в порывах ветра?
Зарождалась святость в чём? В искуплении за жертвы?
Но как долог и тернист путь без колеи колёсам.
И не знаешь, почему проходим одним лишь бесам.
*
Неловкая фраза «нет, не люди то, а гвозди».
В поэме Блока была поэзия гражданственности или гражданственность поэзии.
Здесь я увидел только гражданственность дозволенной публицистики.
4-3
-------------
4. "Душа-Христианка"
В семье, неверующих в Бога,
Не почитавших дней святых,
Мальчонка рос смешной, Серёга,
Шесть лет проживший озорных.
С душою трепетной ребёнок
Зимой с руки кормил синиц.
Смеялась мама: "Он с пелёнок
Готов лететь был в стаю птиц".
С утра, в открытое окошко,
Забравшись вмиг на табурет,
Бросал во двор бездомным кошкам
Куски разломанных котлет.
Носил газеты для соседа -
Давно мужчина занемог,
В афганской бойне за победу
Лишился он обеих ног.
У Храма, как-то, в день весенний
Раздался звон колоколов,
Припал мальчонка на колени,
Крестясь неистово, без слов.
Кричала мама: "Встань скорее...
Ты нас позоришь пред людьми!"
В ответ малыш шептал, робея:
"Здесь церковь, мама... не шуми!"
Его не поняли родные,
От Храма спешно уводя,
Душе врата закрыв святые
К Христу...
Неужто навсегда?..
*
Трудно оценивать религиозную лирику.
Вспоминается Лютер «Верую, ибо нелепо».
Однако, исполнено гладко.
4-3
5. "Рельсы, шпалы – я домой!"
Чух, в окошке замелькали
Рельсы, шпалы (отпуск дали).
Набирает поезд ход.
- Ваш билет.
- Секунду, вот!
- Кофе? Чай зелёный, чёрный?
Вам постель. Вагон комфортный?
Справа рядышком – буфет:
Шашлычок, пюре, омлет.
Ехать день и ночь, по сути,
Книга, кто-нибудь пошутит,
Мне б от скуки не пропасть.
Рельсы, рельсы, высплюсь всласть.
Тормозим, - "бежит" платформа –
Проводница в униформе
На перрон – встречать людей.
Чемодан, сосед Андрей.
Стартовали... Пожевали -
Незаметно задремали.
Поворот, гудок, - и в ночь
Ворвались. Все мысли - прочь.
Рельсы – будто в пустоту,
Разгоняем темноту.
Стоп – перрон - опять "погоня",
Спят усталые вагоны.
Сны обрывками – рассвет,
Из окошка льётся свет,
Как сегодня, будет душно?
Столбики мелькают дружно...
- Чай, какао, капучино?
Просыпаемся, мужчина!
Прибываем через час,
Мне постель.
- Ага, сейчас.
- Мне послышалось, мужчина?
Чай, какао, капучино?
- Все, проехали.
Церквушка,
Рядом мчится легковушка.
- Севастополь (скрип колёс), -
Снова в детство, - сорвалось... -
Здравствуй солнце, город мой,
Ну, встречай же, я домой!
- Мама!
Скоро... я в пути...
Семь шагов...
Уже... впусти!
*
Упоминание моего любимого Севастополя греет сердце.
Если бы только первый и два последних катрена, было бы отличное стихотворение.
Прислушайтесь при публикации, автор.
4-4
-------------
6. "Веская причина"
Вчера в деревне было лето,
Скучал на старой лавке бог,
Глядел на дрожь простывших веток,
Но осень отменить не мог.
Он устанавливал законы,
Жить мирно или воевать,
Не тасовал их посезонно
И не пытался нарушать.
Сегодня предстояла битва.
Врагам готовился разгром.
Войска читали вслух молитвы,
Добро вело войну с добром.
Сюжет испытанный и древний.
Томился спусковой крючок.
Но тут наведался в деревню
Смешной потрёпанный щенок.
В глазах растерянность, тревога,
Спасаясь от наплывших зол,
Он не искал дорогу к богу.
Он прямиком по тропке шёл.
Война – страдания, разруха,
Кварталы брошенных квартир.
Бог почесал щенка за ухом
И в мире воцарился мир.
*
Если бы не рифма «воевать-нарушать»...
Если бы не запутанность войны сезонов
со «страдания, разруха,
Кварталы брошенных квартир»...
4-4
-------------
7. "А раньше я могла писать порывисто"
А раньше я могла писать порывисто,
Отыскивая в будничном – глобальное,
Навеки отрекаясь от бескрылости,
Беспечно нарядиться в платье бальное.
Могла взмахнуть воздушными пуантами,
Подпрыгнуть над землёй пушистым облаком,
Блеснуть своими тайными талантами,
Пускай бы все вокруг упали в обморок.
Могла писать отчаянно, неистово,
Пропеть свою любовь звенящим голосом,
Без ханжества, все чувства миру выставить,
Сверяясь со своим душевным компасом.
О женщине – величественно, пафосно,
Но честно, не переча убеждениям,
Чтоб стало от стихов светло и радостно,
И празднично, как будто в День рождения.
Могла обезоружить всех наивностью,
Улыбку подарить в момент отчаянья.
Читательской обласканная милостью,
Не вынесла я долгого молчания.
Теперь мечты похожи на иллюзии,
И мне давным-давно пора бы вырасти,
(С учётом ишемии и протрузии),
Но хочется писать, писать порывисто!..
Когда бы все поэты стали мелкими,
И ныли про болячки-неприятности,
От страсти не швырялись бы тарелками,
Порой не выражались бы для ясности,
Никто не знал бы "чудного мгновения",
И "Жди меня" не возымело отклика.
Нужны нам пылкость чувств и откровения
Ораторов, поэтов, и любовников.
*
По мему сугубо личному мнению, стихи о стихах и поэтическом мастерстве ,
как стихи о любви, должны быть либо пронзительными («...нахлынут горлом и убьют»), либо не быть вообще.
Рифмы в таких стихах должны быть либо полными, либо не быть вообще.
«Оклика-любовников» выглядит не к месту рядом с «мгновения-откровения».
Но это только моё сугубо личное мнение.
3-3
-------------
8. "К волхвам"
Ну, почему так? Почему-то
лелею каждую минуту.
За поворотом — полмаршрута,
а в небе — клин.
Я не о том писал вначале,
что радости равны печалям,
что речь свидетельство молчанья,
как жизнь — могил.
Волхвы запутались в тенетах
сверхскоростного интернета.
Их песня в общем-то и спета
давным-давно.
Но что-то тянет к ним прибиться,
а память — скромная девица —
услужливо тасует лица,
ища одно.
А время делится на даты;
они ни в чём не виноваты.
И цифры — словно бы солдаты
на рубеже,
где охраняют миг. А годы
вовсю копируют природу.
Остановились перед входом
волхвы уже.
*
«Волхвы объявятся тогда,
Когда появится в природе
Невифлеемская звезда
На интернетском небосводе»
Простите за экспромт, автор, уж не Игорь ли Брен
или Жиль Де Брюн?
5-5
-------------
9. "На призрачных станциях"
Искали где "нет", искали где "да".
Приходят года, уходят года.
По лавкам навалены
Себе оправдания.
Везли налегке отцовский завет
В чужой монастырь, с царем в голове,
Зубря вызывающе
Устав отъезжающих.
Гудит паровоз, ревёт самолет,
Встречая, кривит похотливый рот
На призрачной станции
Сестра-эмиграция.
Она не как все - простая на вид,
На женщин других с презреньем глядит,
Стоит у скамеечки
И лузгает семечки.
Седьмая вода в пустом киселе,
Кивает сестра, а платье - в земле.
Ну, что за красавица -
Неряха, но скалится.
Давай посидим, давай помолчим
Без лишних забот, без всяких причин.
Тоска - не помеха нам,
Ну, вот и приехали.
Вот пример той гражданской лирики, что мне по душе –
едва намечено, не в лоб, но сказано.
5-5
-------------
10. "Смешинка"
В рот попала смешинка
И щекочет язык.
Это Божья ошибка
На излёте слезы.
Невозможно поверить,
Что кому-то легко
Позабыть о потере,
Проглотить горький ком.
И смешинка, устало
Уступая тоске,
Как снежинка растает
На моём языке.
*
«Когда потеря
хлопнет дверью,
ей стать вчерашней суждено,
но горечь и тоску потери
забыть не можно всё равно...»
5-5
-------------
11. "Голос"
Согреться и оттаять в тихом блюзе –
автобусно-дорожный all inclusive
с десятками утраченных минут
небытия и смутной полудрёмы,
а "гдезарплата" будет только дома.
Почти покой, но люди не уснут.
Польётся голос громко, незнакомо,
он станет говорить, но по-другому,
и каждому поведает своё
на языке понятном, но забытом,
утерянном под шелухою быта,
как бабушкино тонкое шитьё.
От теплоты до лёгкого озноба –
настолько речь звенящая особа,
что хочется достичь её глубин.
Не выплывать из марева ли, сна ли,
и, кажется, что прежде это знали,
а нынче не припомнит ни один.
И так же близко странное далёко,
как за окном недремлющее око
всевидящей луны. И оттого
им нужно каждым словом насладиться,
поющим, как таинственная птица,
что утешает всех до одного
и шепчет, мол, отчаиваться рано...
Но голос стих, и в этот вечер странный
ушли они, улыбчивы, тихи.
Остался тот, кому кричали "Браво!"
за то, что за рулём не ради славы
читал обыкновенные стихи.
Ну, не могу не поставить
5-5!
-------------
12. "Предзимнее"
Съёжился лес, меж ветров-сторожей
гребнем осиновым воткнут.
Озеро серых косматых ежей
гонит тоскливую лодку.
Тянет небес поседевшую прядь,
чистит сердечные лужи.
Жизнь замирает, не в силах воспрять.
Призраки листьями кружат.
Вот и не лес уже вовсе, а крест,
крест мне мерещится горький.
Память мою ворошит, а с небес
сыпятся лет неустойки.
Ты ли, осиновый лес, языком
горьких своих повивален
знак подаешь? Не тебе ли знаком
лживой природы хозяин?
Залпом горчину осиновых луж
пьёшь ты и, ветром утюжась,
в прахе опавших морщинистых душ
пестуешь времени ужас.
Здесь, в тайниках усмиренной листвы,
зыбкое зиждется "верьте".
С шелестом листьев исчезнет как дым
жизнь, затворённая в смерти.
Мрачно, конечно, но мастерство не отнимешь.
5-5
-------------
13. "Впечатление, произведенное на сына лесника и дополненное недавними событиями"
Сегодня воскресный день. Даже
лес взял выходной. Деревья
не шепчутся о зимних поверьях –
заботятся пусть о них звери.
Казалось, сегодня природы
течение вверглось в сонливость.
Наверно, влиянье погоды
сказалось. Хмарь неба ленивость
добавила, или всё мнимость?
Пока не свернул на тропинку
нехоженую, тишь, время
меня провожали. Поминки
как будто идут. А бремя
сложило мрака картинки.
Но кажется мне, Бог влечёт. Кто-
то, клюв в молоток переделав,
долбит им о ствол. Четко
звук слышу. Он быстрый, чечётку
напомнил. Понять бы, в чем дело...
Берет красный выделил. В чёрной
одежде пернатый. Ошейник
невидимый будто на нём – бой
с жуком прикрепил. В полутёмной
приёмной врачует отшельник,
свой хлеб добывая как мельник.
Врач не попадёт на фреску
художника. Вряд ли поэт у
реки на него кинет леску
для ловли сюжета. Я эту
диету не пойму... Силуэту
рад даже. Могу я в отместку
ударить любого за метку...
Трудяга не в славе объятьях
купается. Он в пожар, смог
готов на помощь. А ты бы смог?..
И если кто спросит: "Ты спятил?",
то здесь ни при чём мой дятел!
Сумбурно, но что-то есть в этом сумбуре.
4-4
-------------
14. "Откройся любви"
Видно с болью твоей мне не справиться,
Сам ты должен её осознать:
Или жить одному и всё маяться,
Или сердце любви открывать.
Не бывает любовь безответною,
Не сжигает пожаром дотла.
Она ласкою манит приветною,
Исцеляющим словом полна.
Не играет она в расставания,
И не требует рабских оков,
А одарит ответным признанием,
И закружиться музой даров.
Что когда-то тобой было прожито,
И оставило в сердце рубец -
Не любовью то было заложено,
И не счастье вело под венец.
Так зачем же терзать свою душеньку?
Небу жертвы твои не нужны.
Распрощайся ты с болью гнетущею,
Открывайся потоку любви.
*
О любви либо хорошо, либо ничего.
Уважаемый автор, посудите сами:
«справиться,
осознать:
маяться,
открывать.
безответною,
дотла.
приветною,
полна»
Вы считаете, что с такой техникой стихосложения можно говорить о любви?
Поставь я двойки, это говорило бы о моём высокомерии.
Поставить хорошие оценки – было бы беспринципно.
3-3
-------------
15. "Гроздь рябины"
Серые капли по жёлтой траве.
Гроздья рябины кровавит палитру...
Боль расставаний в последней главе
В небо уходит словами молитвы..
Пух тополей белым красит июль.
Запах дурманящей перечной мяты.
В летние ночи межзвёздный патруль
Землю накроет волной звездопада...
Звуки гитар на скамейках дворов,
Звон выходящих из парка трамваев,
Сладость недолгих мальчишеских снов
В Лету ушедших каштановых маев...
Вкус поцелуев горчит на губах,
Смешанный с дымом забористой "Примы"...
Память о тех безвозвратных годах
Жжёт сожалением неуловимым...
И не уйти от печалей и дум,
Мысли догонят. И не покидают...
Прошлое – наш нерушимый редут.
Грусть о прошедшем - икона святая...
Капли дождя ручейком по стеклу...
Ветер качает печально рябины.
Поздняя осень – грустит по теплу.
Наши дороги неисповедимы...
*
«Гроздья рябины кровавЯт палитру...»
Опечатка не в счёт
5-5
-------------
16. "Осенней нелюбви усталость"
И снова улетели птицы,
и листья облетели с лип -
трепещут веточки-ресницы,
и город на ветрах охрип.
Пустынный двор, укрытый тенью,
вечерних окон жёлтый ряд,
снежинок нежное цветенье
на бледной клумбе ноября.
На гибель строчки обрекая,
кормлю тетрадками камин.
Как обмелевшая река я
в осоке страхов и обид.
Всё отдала - и всё осталось,
и всё умножилось во мне:
осенней нелюбви усталость
и память тёплая о ней.
Довольный голубь на балконе
клюёт размокший серый хлеб.
И мне бы счастья и покоя,
и мне бы крошечку, и мне.
*
Не знаю, как это называется у лингвистов,
но строчка читается так:
«осенней нЕлюбви усталость...»
В остальном всё хорошо.
4-5
-------------
Всем удачи!
Семён Кац