Иллюстрация:
М. Врубель «Царевна-Лебедь»
/1900 г./
—
РУССКИЕ ИНСИГНИИ
ТРОИЦА
—
КНИГА 2012
в 7-ми частях
Авторы:
Михаил Анищенко
Валерий Новоскольцев
Марина Сергеева-Новоскольцева
—
7-я часть:
MICHEL ET CHRISTINE
Мы любим всё – и жар холодных числ,
И дар Божественных видений...
Александр Блок
1.М.А.
Michel:
ПОСЛЕДНИЕ СРОКИ
По Верлену
На улице старой, в аллее мечты
Все грустные люди на тени похожи.
Я к ним подхожу: это ты? это ты?
Но люди бегут, как мурашки по коже.
В опавшем лесу, где вздыхают грибы,
Где жёлтые травы под ноги ложатся,
Примяты приметы, а знаки судьбы
Горят на ветру и в потёмках кружатся.
На улице старой, в аллее мечты,
Убили шарманки тоску звездопада.
Всю ночь валерьянку глотают коты,
Смеются паяцы в лицо маскарада.
Но взрыв фейерверка и хохот чертей
Опять разрывают видения в клочья.
Одни лишь гетеры в тени тополей
Стоят на пути моём, как многоточья.
Плюются с балконов на них старики
Помёт голубиный по окнам сползает.
Бегу наугад я – на запах реки,
Река подо мною до дна промерзает.
Один среди льда я, один посреди
Великого сна, беспрерывной мороки.
И, как изваянья, стоят впереди
Последние сроки. Последние сроки.
2.М.А.
P. S.
По Рембо
Прощание! Осень!
Прощание! Осень!
Но зачем сожалеть о вечном солнце, если мы вовлечены в открытие божественного сияния далеко от людей, подверженных времени, смерти, судьбе.
Прощание. Осень.
Наша барка вздымается в недвижных туманах, поворачивая к порту нищеты.
Над крышами необъятного города небо исполосовано грязью и пламенем.
Ах!
На верёвках сохнут гнилые лохмотья наших надежд, наш хлеб, пропитанный дождём, уже никогда не будет сухим – Ах!
Пьяный дурман делится на капли, порождая тысячи влюблённостей, рассекающих и распинающих меня – Ах!
Неужели не сгниёт она – Исида, Чёрная и Белая королева, владеющая миллионами душ и мёртвых тел, которые будут судимы?!
Я вновь и вновь вижу себя среди них, чуждых, бесчувственных: моё тело изъедено струпьями, черви вгрызлись в мою плоть, самые хищные пробираются к сердцу.
Ах!
Какой ужас – умереть там...
Человеческая жизнь – леденящее видение!
Будь проклята нищета – огромная, как небо.
Ах... Ах... Ах!
«Как же звать твоего бога, Артюр?»
«Моего Бога звать АХ. Выйдешь утром из дома, увидишь солнце, и скажешь: «Ах!»
Спустишься к речке – Ах! Войдёшь в рощу – Ах! Увидишь парус на море – Ах!
Ах! Ах! Ах!
3.М.С
Christine:
Мелодия забытых слов
И снов пророческих
Звучит во мне.
Неизглаголанная тишь и свет
Там, в наднебесной высоте…
Ах!
СЛОВО БОЖИЕ
Как Любовь, неизъяснимо начертание Твое,
Как Смирение, неизследима глубина Твоя,
Как Милосердие, неизреченна красота Твоя!
Ты – могучий утёс и, как скала,
Несокрушима воля Твоя.
Ты – велик! А душа Твоя – ласточка,
Доверчиво сложившая крылья в ладонях моего сердца.
Ты – спасительный берег и, как твердь,
Несокрушима кротость Твоя.
Ты – премудр! А душа Твоя, как дитя,
Смотрящее широко открытыми глазами в каждую душу.
Тихий голос свирели, как луч восходящего и заходящего солнца.
А душа Твоя – нежный цветок, раскрывающий самую суть...
Мой Крылатый Таинственный Слог!
Как Любовь, неизъяснимо начертание Твое,
Как Мир, неизмерима глубина Твоя,
Как Милость, неизреченна красота Твоя!
Michel:
Такую красоту встретил только у тебя да ещё у Джебрана...
4.М.А.
Arthur:
Брат мой, брат!
Все родники и все истоки преданы забвению, и дети считают, что реки могут существовать независимо от них; всё доверительное, высокое, глубокое, тайное и сакральное изгнано из наших городов; посмотри, не осталось ни единого памятника волшебному заблуждению или святому безумию, ни один из миллионов людей не знает другого, и, однако, жизнь каждого точно копирует жизнь другого; каждый повторяет одни и те же слова, продиктованные им неизвестно кем, эти люди призраки, имитаторы жизни, к которой они не имеют никакого отношения; они умирают без слёз, любят без надежды, а живые люди погибают от ненависти и унижения...
Спаси их, брат! Найди покинутый Город!
Зачерпни из гудящих бездонных колодцев живой и мёртвой воды, и тогда я буду плакать вместе с тобой над чудесным совершенством мира.
5.М.С.
Christine:
КНИГА ЖИЗНИ
Я хочу быть Твоим прибежищем
Я хочу быть Твоим сокровищем...
– Одиноким или единственным?
– Как последний у чаши первого!
– Так чего же ты хочешь, Первая,
На своём беспримерном поприще,
Быть последней или единственной
Пред таинственной долей Вышнего?
Я хочу быть Твоим крещением,
Сокровенной Твоей историей...
– Одинаковою с Единственной?
– Нет, с Единственною – единою!
А Любовь повелит – послушаюсь,
Как Последняя с чашей Первого,
Раздавая свои сокровища,
Расставаясь с моим прибежищем.
6.М.А.
Michel:
ПЕРВЫЙ СНЕГ
На тёмном крыльце, замерзая,
Теряя ко мне интерес,
Ты что-нибудь знаешь, родная,
Про снег, убежавший с небес?
Здесь ночи из чёрного крепа,
И голос прощальный дрожит...
Зачем же он с ясного неба
На тёмную землю бежит?
Прощаясь со мной на пороге,
Скажи, на ладони дыша,
Зачем он лежит на дороге,
Растоптанный, словно душа?
И нет в нём ни злости, ни гнева.
И кто в том, скажи, виноват,
Что снег, убегающий с неба,
Не помнит дороги назад?
7.М.С.
Christine:
ПИСЬМО В ВЕЧНОСТЬ
Лавиной снежною волос
На Венценосной Голове,
Склонившейся – касаюсь рук,
В ладони мне – касаюсь век,
Склонившего всю мудрость мира
И Себе предобручившего Сион...
Мой Царь! Мой Брат! Мой Вечный Дом.
Мой Бог...
К Богу
/14 марта 2002 г./
Любимый мой, Единственный!
Мне так хотелось научиться слышать мгновенную мелодию каждого Твоего сердечного желания, всем существом стремиться предугадывать ещё не зазвучавшие движения Твоей души. Владеть сиянием Рождества...
Мне так хотелось научиться в каждом мгновении, в каждом движении жизни найти для Тебя нечто неповторимо прекрасное. Не трепетать от счастья, не царственно сверкать перед Тобою, нет! Но тонко и неуловимо для навыкших славословить, всё делать так, чтоб царственно сверкала, трепетала, пела всем существом Твоя неповторимая бессмертная душа. Так жить!
Я не дерзаю прикасаться к Мысли Твоей, она – Огонь.
Благоговейно опускаю веки перед тайнописью Слова.
Но Сердце – мне?..
Растить Твоих детей! Дарить им душу, пеленать в тончайшую ткань святых переживаний.
Держать на руках весь мир, чтобы положить его на Твои колена, Отец будущего века!
Рождество на земле! Пение Небес. Крестный ход всех народов /Артюр Рембо/.
Исправи, укрепи меня, Любимый мой, Единственный!
Прости, прости...
8.М.А.
Michel:
АРЛЕГ И СНЕГ
Это было до первого снега,
У речного вокзала, в беде,
Где высокая тайна побега
Замерзала – по горло в воде.
Я был пьяный, отчаянный, грешный,
Но рвалась Ариандова нить.
«Выходи из воды, сумасшедший!»
«Я не знаю, куда выходить!»
И пока чуть заметно светлело,
И считала круги вережа,
Стыло в Волге проклятое тело,
Но сияла над телом душа.
И стоял в ожидании снега,
Согревая и воду, и кровь,
Падший ангел с глазами Арлега,
Познающий земную любовь.
9.10.М.А.
ДВОЙНИК
Мне чужды все – и друг и ворог.
Простыл во тьме мой ранний след.
И в двадцать лет вместились сорок,
Ещё не прожитых мной лет.
Бормочет дождик: «Бездарь! бездарь!»
И я шепчу: «Молчи! молчи!»,
И словно камушек над бездной,
Боюсь закашляться в ночи.
Я, как пожар: горю в незримом,
Но каждый раз, с приходом дня,
Боюсь, что скоро стану дымом,
Одним лишь дымом без огня.
Мне нет пути. Мой путь заказан:
Не знаю – как, не знаю – кем...
Но для короткого рассказа
Мне хватит жизни, между тем.
Взгляну назад – дымится детство.
Зола – и больше ничего.
Всё остальное – только бегство
От дня рожденья своего.
2.
Ходить на стыке разных вер,
Худым, оборванным, как дата;
И знать, что ты визионер,
Забывший всё, что знал когда-то.
Бояться истин, верить снам,
Стоять над пропастью устало;
И откликаться именам,
Каких давно уже не стало.
Сжигать в ночи словами рот,
С трудом глотать разводы сини,
И делать всё наоборот,
Не так, как делают в России.
И так, без радости и слёз,
Понять в золе унылых буден,
Что жизнь проходит не всерьёз
И что другой уже не будет.
11.М.А.
МЫ – ПРЕДТЕЧИ
По Рембо
«Мы – предтечи твои.
Мы – предтечи.
Звук зурны и волны,
Чудный лепет тумана,
Свет холодной луны
И усмешка обмана –
Всё в стакане сухого вина.
Пей до дна!»
«А потом умереть.
Так ведь?»
«Мы предтечи. Не спи!
Дремлет тайна в степи.
Тайный запах корений.
Горечь верной полыни.
И дыханье дождей,
И отзывчивость сини –
Всё в глотке молока,
Его вкус – на века».
«А потом умереть.
Так ведь?»
12.М.С.
Christine:
ВЕРНОСТЬ
О, потаённые самоцветы – раскрывшиеся цветы.
Артюр Рембо
На лепестках – солнечный свет:
Я тебя ждал тысячи лет,
Верил, любил и рисовал...
Знала б ты, как Я тебя ждал!
В кротких глазах – боль и тепло:
Крестным ребром станет крыло,
Хрупким цветком в крепкой руке
Хрустнет перо в чистовике.
На лепестках – солнечный след:
Ты меня ждал тысячи лет,
Верил и ждал, и потому
Древний шакал прянул во тьму,
Огненный зверь – в сети ловца
В сраме потерь, в страхе конца.
Верность Твою, брат мой Поэт,
Помнить хочу тысячи лет.
Кротким огнём трону свечу:
Я о Тебе плакать хочу.
13.М.С.
МЕЛОДИЯ
Я нарцисс саронский, лилия долин...
Песнь Песней
Так нежно, как рука касается руки
И дышит чистотой, божественно легка,
В прозрачной глубине целую лепестки
Невинной наготы прекрасного цветка.
Как трепетно влечёт текущая вода
И дышит чистотой задумчивый родник,
Так ранит тишину, божественно легка,
Мелодия сердец, скрестившихся на миг.
Так нежно, как берут уснувшее дитя,
Крестом благословив невинные черты,
Так бережно, пером божественным чертя,
Касаюсь лепестков нетленной чистоты.
14.М.А.
Michel:
ЖДАЛА
Ждала. Так ждут теперь едва ли.
Час ожиданья – словно век.
Нечасто тьму такой печали
Осилить может человек.
Ждала – высокая, большая,
Хранила прошлое в душе,
В забытом мире воскрешая
Всё то, что умерло уже.
Ждала, не думая о хлебе,
Ждала, как света ждут во мгле.
Но ты ждала меня на небе,
А надо было на земле.
15.М.А.
СЕДЬМАЯ ПЕЧАТЬ
Родная молчит, как седьмая печать,
Молчит и молчит, золотая.
Как смел я долги и обиды считать
И плакать, от злости сгорая?
Как смел я небесную плоть вожделеть,
Касаться небесного тела,
Когда надо было служить и жалеть,
И верить в неё без предела.
Как мог я смеяться, словами играть,
Крушить её грезы и дали,
Укладывать облако в ту же кровать,
Где листья опавшие спали?
И вот она спит у меня на груди,
И моет полы на закате...
Как будто бы ангел уже вострубил
Над тайной последней печати.
16.М.А.
ТОЛЬКО ТАЯТЬ
Нет, не напрасно сердце билось
И след стекал с карандаша.
Чем меньше тело становилось,
Тем больше делалась душа.
И вот – под шорох звездопада –
Настал неведомый черёд:
Мне ничего уже не надо,
Я чист и холоден, как лёд.
Судьба, конечно же, не память,
А та – безбрежная вода,
Где можно плыть, и таять, таять,
Без слёз, без злости, без следа.
17.М.С.
Christine:
ПОЭТУ НЕБА И ЗЕМЛИ
Обретена Вечность!
Она – точно волна слитая с солнцем.
Артюр Рембо
Ты не плачь, не плачь, моя душа...
Мы опять увидимся с тобой!
Будет биться солнечный прибой
Об янтарный след карандаша.
По звенящей зелени листвы
Будет биться ливень световой!
На земле небесно-голубой
Мы промокнем с ног до головы.
Первыми, как новая заря
Над землёй пасхальной и немой…
Тихо опадают тополя
Прежде сна под лютою зимой.
Над листом пронзительно-немым
Ты не плачь, не плачь, моя душа,
Помня лёгкий бег карандаша
По пространствам трепетно-живым.
Мы с тобой увидимся опять!..
Жизнь моя, когда я умерла,
Преломив два огненных крыла,
Низошла святая благодать.
—
Горькие смолистые стволы, –
Хочется припасть и замереть.
«Господи! Мне мало – умереть...» –
Горстка слов, и как они малы.
18.М.А.
Michel:
ЖАННА МОЯ
Жанна! Жанна! Гонец не вернулся.
Затянулся конец октября.
И король, как король, отвернулся
И отрёкся уже от тебя.
Стынет плаха, трясётся телега,
Над телегою тучи ворон;
И ничтожна возможность побега,
Словно пыль уходящих времён.
Расцветают угрозы, как розы,
Всюду ржанье коней боевых;
И зеваки бегут, словно слёзы,
Из глазниц переулков кривых.
Так и входят в великую повесть –
Кучера, скобари, повара
И старушки, несущие хворост
К золотому скелету костра.
Жанна гладит больную коленку
И кричит, и плюёт на людей:
«Надо бить головою о стенку
Всех, кто верит в своих королей!»
А над ней рассыпается солнце
На мерцающий звон медяков;
И телега скрипит и трясётся
На булыжниках средних веков.
19.М.С.
Christine:
Бывает и так
ПЕСНЯ ЧЕТВЁРТАЯ:
И явилось на небе великое знамение: жена, облечённая в солнце, под ногами её луна, и на главе её венец из двенадцати звёзд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения.
Откровение 12, 1-2
Дева-радуга, святая Заря,
Сядь, Царица, вышивать для Царя!
В синем море – островки-купола,
В русском поле – васильки да хлеба.
Лента-реченька, звенящий поток,
За иголочкой спеши на восток,
Стрелкой-ниточкой ложись на снега,
Рукавами обнимай берега!
Волга-матушка, встречай корабли!
Дону-батюшке – поклон до земли.
Полны баржи золотого зерна,
Забирай да затворяй в закрома!
Зазвонит-заговорит сторона:
Знать, для Мужа вышивает Жена.
Красно солнышко лучами дари́т,
Ясный месяц под стопами горит.
Диво дивное, святая земля,
Милой Матушки родные поля,
Дева-первенец в миру, да не Рим,
Сохрани тебя святый Серафим!
Речкой плещется в ночи тишина.
– Знать, горюет, – говорит глубина, –
Кто улыбку засветил и зарю,
Тот помилует сторонку твою!
В синем море не видать берегов,
В чистом поле не пройти от снегов.
Боль-царица вышивает кресты
На тончайшем полотне красоты.
Красно солнышко лучами дари́т,
Светел месяц под стопами горит.
А под сердцем бьётся чудо-заря,
Дивный первенец святого Царя.
20.М.А.
Michel:
и так
СНЕГ НАД ТУЛУЗОЙ
Судьба завязывалась в узел,
Когда небритый имярек
Бродил по улицам Тулузы,
Как бесконечный русский снег.
Один, с тоскою альбигойца,
Орлом подстреленным крича,
Он говорил себе: «Не бойся.
Ты трижды умер от меча!»
Его не грел ни плащ, ни свитер,
Он в темноте плутал и дрог,
Как будто в небе инквизитор
Был бесконечным, словно Бог.
Он слышал смех и звуки меди,
Он выл в ночи и плакал днём,
Как будто кровь прекрасной ведьмы
Ещё не высохла на нём.
Простой бухгалтер из Тарусы
Не мог понять, верша забег,
Зачем по улицам Тулузы
Судьба рассыпалась, как снег.
21.М.С.
Christine:
ШУМ ТИШИНЫ
Как будто бы все кувшины́
Востока – на лобное всхолмье...
Марина Цветаева
Для многих – Мать,
Но каждый для меня – единственный.
Для многих – Брат,
Но каждый для Тебя – неповторим.
И каждый друг – незаменимый и единственный для многих...
Так горные звенящие потоки
Таинственно сплетаются, сливаясь,
Многоголосой полноводной речью
Текут туда, где море стало небом,
Или туда, где небо стало морем,
Неслитное – неразделимым,
Неразделимое – неслитным,
Где для Единственной – Один,
Одна – для Одного.
Для многих – Жизнь,
А для Тебя – Любовь.
Для многих – Крест,
А для меня – Любовь.
Непостижимый безначальный Друг!
Как чистые потоки с вечных гор
Таинственно сплетаются, стремясь
В свою Первокупель, в которой все
И каждый для Тебя неповторим
И бесконечно близок, как дитя,
Многоголосой полноводной речью
Текут к Тебе спасённые народы.
Вселенский Путь, изведанный не всеми,
Незаменимый и единственный – для всех.
22.М.А.
Michel:
НА БЕСХВОСТОМ КОНЕ
Не кричите, мои пароходы,
Не зовите меня в никуда.
Полюбил я в последние годы
Всё, что адом казалось всегда.
Словно хан отпустил из неволи
На хромом и бесхвостом коне...
Но ни злости, ни злобы, ни боли –
Ничего! – не осталось во мне.
И смотрю я на Родину слепо,
Превращаюсь в немыслимый взгляд...
Так на землю, наверное, с неба
Нерождённые дети глядят.
23.М.А.
ДЕВЯТОЕ НОЯБРЯ
Мне нравится лунная сырость,
Что дождик строчит и поёт,
Как будто одежду на вырост
Мне мама на кухоньке шьёт.
Высокая топится печка,
Беспечен и молод отец,
И тихо стоит на крылечке
Неведомый день-реченец.
А дождик все тише и тише,
У бабушки слёзы текут...
И я уже знаю, что Мишей
Сегодня меня нарекут.
В окошке осколки от солнца.
Куда ни посмотришь – родня.
И смерть из отцовского сердца
С восторгом глядит на меня.
24.М.С.
Christine:
ДЕВЯТНАДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ
ДИТЯ
Прекрасной выйду из купели,
А Ты чертоги отворишь.
Душой приникну к колыбели,
Где спит божественный малыш.
Твоё дитя, Твоя отрада,
В нём все века отражены.
Небесный перстень и награда
В предвечном семени жены.
25.М.С.
ПЕСНЯ ПЯТАЯ:
Расцвели подснежники да в леске, да в леске.
Скоро всей земелюшке быть в венке, быть в венке.
Ой, солнышко-батюшка, угоди, угоди!
А землица-матушка, уроди, уроди!
Народная песня
Белоснежный Ландышек!.. – ласково скажу
И святую ласточку сердцем окружу.
Душу Твою, звёздочку, чистые лучи,
Первые подснежники берегут в ночи.
Совершится – скажется. Умирает дрожь.
Первенец Твой, кажется, на Тебя похож!
Маленькую звёздочку, нежные лучи,
Первые подснежники берегут в ночи.
Отчего кручинишься, матушка зима?
Запоют свирелями белые снега.
А почиет солнышко ночью голубой,
Соберу подснежники, принесу домой.
Засияют в горнице по пяти углам...
Стосковалась горлица по Твоим крылам,
Стосковалось деревце по Твоим дождям,
А голубка-де́вица по Твоим речам,
Ой, Солнышко-Батюшка!
Да по Твоим лучам.
26.М.А.
Michel:
ИСКУПЛЕНИЕ
Я ночью смотрел, как ты пела у зыбки,
Я плакал в подушку. Я верил и знал:
Глупей и прекраснее этой улыбки
Господь ничего на земле не создал.
Ты пела над зыбкою. Ты улыбалась,
Светилась во мгле, как воскресшая мать.
Я плакал в подушку. Вокруг разливалась
Ещё незнакомая мне благодать.
Я плакал в подушку – в туманы завета,
Я плакал и верил, и знал в феврале,
Что этой улыбки и этого света
Мне хватит для счастья на этой земле.
Не зря ты ко мне через вечность летела...
Пришла и вернула негаснущий свет,
Вернула мне душу, и голос, и тело,
И Бога вернула, которого нет!
27.М.С.
Christine:
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Зарёй таинственной свободы
Над бездной духа занимаясь,
Шестокрила́тым листопадом
К ногам божественным прольюсь,
Чтоб Ты был счастлив, созерцая,
Чтоб Ты был счастлив, прикасаясь,
Когда, в лучах преображаясь,
С огнём божественным сольюсь.
Душа вселенского полёта,
Над бездной духа замирая,
В струях стремительной свободы,
Не умолкая, говорит:
– Родится новая планета,
А снег рождественский растает
И влагой землю напитает,
И утомлённых напоит.
В Твоих целительных ладонях
Нагая тайна листопада,
От бурь и ливней укрываясь,
Спит под сияющим плащом.
Шестокрила́тый луч заката,
К лучам рассвета прикасаясь,
В святые тайны погружаясь,
Струится солнечным ключом.
28.М.А.
Michel:
ОСЕНЬ
Волнение мятого ситца,
Застёжки, заколки, тесьма.
Наверное, осени снится
Прекрасная дочка зима.
И киноварь блещет, и охра,
Но возле подвалов и ниш
Продрогла она и промокла,
Как тумба в обрывках афиш.
Скитается, дышит на руки,
Боится стучаться в дома.
И тихо восходит из муки
Прекрасная дочка Зима.
Она узелки разрывает
На первых дарах декабря
И мёртвую мать укрывает
Сорочкою, снятой с себя.
29.М.С.
Christine:
ПОВРЕМЕНИ!
День. Шелестит трава:
Отдохни... Что́ твои дни?
День. Шепчется листва:
Душу береги, вскачь не беги!
Повремени! Повремени!
Гаснет на ладони мира тонкий цветок души.
Боль – язычок свечи.
Гаснет и горит под стопами мира День,
Убегает сон или тень.
Засыпает, умирает чуткий огонь.
Опадает, гаснет и горит
На Твоей ладони мир, словно нежный цветок души.
Ночь. Падает листва. Отжила.
Ночь. Шепчется трава: отцвела...
День! Отдохни! Что́ твои дни?
Повремени! Повремени!
30.М.С.
АЛЫЕ ПАРУСА
Кто может знать при слове расставанье –
Какая нам разлука предстоит,
Что нам сулит петушье восклицанье,
Когда огонь в Акрополе горит.
Осип Мандельштам
Канет мир и страдание канет,
Только ще́мит и ще́мит тревога.
Так чужие касания ранят
Сердце, в муже познавшее Бога.
Точно ласточки в гибельной точке,
Точно свист на карающей ноте –
Начерта́нные чуткие строчки
Вечным светом по жертвенной плоти.
Вечным духом – на жертвенном теле,
На кого-то и где-то похожем.
Так листочки кровавые рдеют,
Опадая под ноги прохожим.
Обнажённые чуткие ткани
Полотна, обагрённого светом,
Начерта́нные в рдеющей дали,
Возметённой бушующим ветром.
И поднявшие шелест напрасный
Тёмно-красные тонкие клёны
О величии нежно-прекрасном
В летнем царствии вечно-зелёном.
Бледноликие гибкие ивы –
Тень дрожащих на листьях мятежных.
В тонкой гиблости ломаных линий –
Робкий трепет последней надежды.
Умирать за любовь... Многолика
Вечной гибели крепкая мера!
Плачет Иов, растёт Вероника –
Грех и гроб превозмогшая вера.
Канет зло и страдание канет
По волнам, с возлетевшим «Секретом»,
Как игла лученосная ранит
Полотно, окрылённое светом.
31.М.А.
Michel:
ДУША
Я сам не свой. Я пропадаю.
Я одинок, колюч и сер;
И сам с собой не совпадаю,
Как парус с ужасом галер.
В знаменьях мечется десница,
Но я разлад в душе таю.
Мне жизнь неведомая снится,
Уничтожая жизнь мою.
В ночи, свечения не чая,
Топлю отчаянье в вине,
На вечный зов не отвечая
Случайных чаяний во мне.
Ещё чуть-чуть. Ещё немного.
Жизнь, как записка, коротка.
Но я терплю, и помню Бога,
Как запах слёз и молока.
Ещё я помню тьму причала
И тяжесть звёздного ковша...
И то, как мне не подчинялась
На вырост данная душа.
32.М.С.
Christine:
ПУСТЬ!
Сыну
Пусть в твоей жизни будут
Лучшие в мире встречи!
Праздничный светлый вечер
Пусть в твоей жизни будет!
Пусть тебя очень любят
Самые близкие люди!
Вечер твой нежно-юный
Вечерей вечной будет
Пусть!..
Путь твой Богом будет благословен.
Сын:
Мама – моё утешение,
Мама – мой свет родной,
Мама моя – как родина,
Мама – жизни цветок.
Михаил, в 12-ть лет
Родина – так помнят мать.
О небе говорят – Отечество.
Земля и Солнце.
Колыбель.
Таинственная пристань Дома.
33.М.А.
Michel:
ДОЖИТЬ ДО МАЯ
Казалось, я умер. Но выдался май!
Я в жизни не видел такого!
Проснулся – счастливый! Хоть имя меняй!
Хоть бога выдумывай снова!
И снова вселенной надежда к лицу,
И брезжит земная отрада,
Как будто идём мы с тобою к венцу
По холмам небесного сада.
Как будто бы разом простили грехи,
На подвиги – благословили.
И в небе кричали мои петухи,
Которых вчера зарубили!
МВМ•МВМ•МВМ
Christine:
БИСЕР
Flammeum
О тайне на челе блудницы
(Откровение 17, 5)
Содом, Египет
Уподобим непомраченный ум – ангелу, невинное сердце – чистой деве.
Как ум многоочитый стал драконом в недрах неба?
Как дева совратилась, став блудницей в тайных сердца?
Растленная земля – на мрачных нeбесах!
Больное сердце попирает власть ума. Жена, уничижившая достоинство главы, есть вавилонская блудница на драконе, которым одержим рождённый зверь, рогами растерзавший плоть блудницы. Подобие дракона, страх дракона.
Его надежда, вера и конец.
О главном
Всё, что потратил на себя, ты потерял.
Св. Ефрем Сирин
Кто любит страждущего, страждет сам.
Желает боли вместо, а если невозможно – вместе. Состраждет.
Любовь – божественный источник, жертва ради всех, дар, крест.
Любовь к себе есть бездна, водоворот. Все – жертвы ради «я», страсть, гнёт.
В любви царит стремление дарить, неявно, бескорыстно. Огонь, чтобы возжечь.
Любовь к себе – в стремлении владеть, покоить ся.
Огонь, чтобы пожрать.
Любовь есть Жизнь. Мир. Храм. Бог есть Любовь.
Любовь к себе – погибель. Мiръ. Кумир и мерзость запустения.
Блажен, кто плакал на земле для Бога.
Св. Ефрем Сирин
Любовь к себе – здесь: себялюбие
Жизнь
Как во сне сорваться бы со скал!
Так, чтоб сердцу застонать до боли,
И с размаху взрезать океан,
И глубин коснуться головою.
А потом, от боли поседев,
На руках ползти и возвратиться –
К Вышним Скалам – в горней чистоте
За погибших грешников молиться.
-
Где взять мужества, силы найти,
Чтобы встать и дойти до Нeбес?
Мне не надо чудес, только сил...
-
Когда меня не станет, заплачьте.
Цветов – не надо.
Пусть они растут, живые.
1989 г.
М
МВМ•МВМ•МВМ
Конец книги
—
13 мая 2012
Анищенко Михаил <sevapastushok@yandex.ru>
Здравствуй, милый Создатель. Пока читал, весь в мурашках был, сопли потекли. Вот так пробила меня верхушка твоего айсберга. Даже не думал, что книга может получиться столь значительной – настоящей. Мы – трое – как части разрубленного Осириса, уже срастаемся в одно целое, где уже оживают и Руслан, и Иван-царевич, и Алёнушка выходит из воды живая и прекрасная. Ты, мой ангел, не отвлекайся на то, чтобы советоваться с нами. Это твоё дело, и ты его сделаешь сама лучше, чем сделаем мы все вместе. Работай спокойно и легко.
<...>
Обнимаю, радуюсь.
Твой Михалушка.
—
4 июля 2012
Анищенко Михаил <sevapastushok@yandex.ru>
Марина, душа моя светлая, я потрясён величием этой книги. Были в двадцатом веке поэты посильнее нас (троих), но более значительной и весомой поэтической книги в двадцатом веке никто из них не выпускал. Какое же дикое счастье, что мы встретились!
Целую твои дивные руки!
<...>
—
В комментариях:
Валерий, слов нет. Но вижу тебя спокойно и ясно. Как хорошо, что мы вместе. Прочитал грядущую нашу книгу «Троица» – это самая сильная поэтическая книга 20 и текущего веков. Поэты были и посильнее нас, написал я Марине-Кристине, но КНИГИ равной этой книге не было. Я такие слова никогда не говорил. Отвечаю за них своей жизнью. Обнима...
Михаил Анищенко-Шелехметский
5.07.2012 16:25
—
М.А.
УЙТИ
– Там нет меня – и нет меня!..
Уйти от позднего веселья,
Не взяв копейки про запас,
Просить прощенья в час похмелья,
Когда не ровен каждый час.
Забыв о славе и свободе,
Беснуясь, мучась и кляня,
Просить прощенья на исходе
Времён, похожих на меня.
Когда не вывезет кривая
И день уходит в никуда,
Просить прощенья, умирая
От слёз, от боли и стыда.
Просить прощенья зло и строго
За тьму учений и словес,
За ложь, за истину, за Бога,
Сто раз упавшего с небес.
За всё, что рухнуло, свалилось,
Застряло в горле, словно ком,
За всё, за всё, что отразилось
Во мне, как в зеркале кривом.
Просить прощенья глуше, глуше,
И всё же чувствовать в тоске,
Что тьма, заполнившая душу,
Всю ночь висит на волоске,
Что по закону искупленья,
Уже сливаются, звеня,
И жизнь, и смерть – в одно мгновенье,
Где нет и не было меня.
—
Воанерге́с
Каждый в своём направлении носятся огненными вихрями встают на дыбы и вновь собираются вместе сливаются в новом едином пространстве неведомого миру движения...
—
С гибельным восторгом узнаю эту жизнь. Принимаю.
Михаил Анищенко-Шелехметский 20.11.2012 16:15
—
Пусть будет навеки твоё, Мишечка, навсегда:
БЛАГОСЛОВЕНИЕ
О живая душа, опоенная ядом,
Этой грустью времён из кровавой горсти,
Твой Хранитель не спит, он безмолвствует рядом,
Прозвеневшим дождём призывая – расти!
Твой свободный полёт не насилует Сила!
Как высокий порыв, богословствует дрожь.
Твой Хранитель молчит, как безмолвствует Лира,
Опираясь на меч, посекающий ложь.
М., 2010 г.