Иллюстрация:
В. Перов «Тройка»
/1866 г./
—
РУССКИЕ ИНСИГНИИ
ТРОИЦА
—
КНИГА 2012
в 7-ми частях
Авторы:
Михаил Анищенко
Валерий Новоскольцев
Марина Сергеева-Новоскольцева
—
4-я часть:
БРЕМЯ ГНЕВА
Ветер, ветер –
На всём Божьем свете!
Александр Блок
1.М.А.
МЫ РУСЬ РУГАЕМ ПО ПРИВЫЧКЕ
Мы Русь ругаем по привычке,
Повсюду грязь и барыши...
Но ехал Чичиков на бричке
В потёмки собственной души.
Нас опоили зельем горьким,
Слепили пыльное клише.
Но дно, увиденное Горьким,
Он видел в собственной душе.
Веками ларчик замыкался,
Но в нём хранили ерунду.
И Данте в душу опускался,
А говорил, что был в аду.
2.М.А.
ПАУТИНА
В час, когда зримо дыхание смерти,
В час, когда ужас вином не унять,
Мне принесли неизвестность в конверте –
С маркой старинной и с буквами «ять».
Дрогнула ночь, как болотная тина,
Господи! Господи! Выпал из рук
Лист пожелтевший, на нём – паутина,
А в паутине засохший паук.
А в уголке – неизбывною вязью
Корчатся строчки, как пальцы в огне:
«Завтра мы все будем преданы казни,
Что же ты, милый, не плачешь по мне?»
И под горячей слезой стеарина,
В звуках зловещих: «Тик-так и тук-тук»,
Тихо дрожит и растёт паутина,
И оживает засохший паук.
Не принимая нелепых условий,
Словно вконец одуревшая власть,
Чёрные челюсти требуют крови,
Ядом наполнена чёрная пасть.
«Господи Боже! – взываю я глухо, –
Всё оплатил я вдвойне и втройне!»
Но в паутине шевелится муха:
«Что же ты, милый, не плачешь по мне?»
3.В.Н.
ЕДИНАЯ НЕДЕЛИМАЯ
Волгоград, Сталинград да Царицын.
На трибуне – наш вечный ВэВэ.
Ах, какие безликие лица
Для тебя добывают лавэ!
Накануне Великой Победы,
Что не сеял – а хочешь пожать.
Красно-белые прадеды-деды
Не привыкли живым возражать.
В этом городе мёртвых героев –
Пугачёва и Сталина тень.
Те умели вести за собою,
Собирая полки деревень.
Здесь вожди воскресали и гибли.
В этом городе ставят на кон
Золотые Истории гири
И последние лики икон.
Вот и тем, что живут вымирая,
Предложил ты, лукавый игрок,
Образ «старого-нового рая»:
Вот вам – белка, а вот и свисток.
«Фронт народный» – хорошее дело.
С кем воюем? Какой, блин, расклад?
И куда моё грешное тело
Положить за высокий оклад?
Покажи, о великий наш кормчий,
Командиров и ротных старшин:
Абрамовичей, фридманов, прочих
Состоятельных бравых мужчин...
Поведут нас они или некто...
В тот последний предвыборный час?
Пусть проплаченный ими же лектор
Разъяснит сей священный указ!
Эх, вставай-собирайся, Рассея,
Рассчитайся на первый-второй!
Наш премьер, как двойник Моисея,
Поведёт нас за новой звездой.
И колоннами, но без оружья,
Под присмотром партейных ребят,
Мы уж точно пойдём, куда нужно,
И вольёмся в кремлёвский отряд.
4.В.Н.
ПОЭМА «ВИРТУАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ»
Дневник сотрудника Администрации Царя Ирода
– Батюшка, нас никто не знает... Спрашивают: «Откуда вы взялись?..» Что нам отвечать?..
– А вы говорите всем: мы исполнители воли Божией.
Из разговора в Оптиной пустыни, декабрь 2004 г.
Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом?
Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия. А посланные были из фарисеев...
Евангелие от Иоанна 1, 22-24
1. День первый.
Умоют руки в Чистом переулке
И не пошлют на Дон и Иордан
Разведчиков владыки на прогулке.
Секретари хитры не по годам...
А эти «исполнители Господни»,
Не вписанные в праздничный баланс,
Чего-то ждут, но если не сегодня,
Так завтра им ударят по рукам-с.
Кто разрешил святому Иоанну,
Без паспорта, прописки и т. д.,
Идти в народ, тащиться к Иордану
И всех подряд (!) вымачивать в воде?..
Он сыном был – смотри! – врага народа
И спасся неизвестно почему.
Его вскормила дикая природа,
А тех, кто рядом – в дальнюю тюрьму.
Ведь в нашем Риме – или Иудее –
В любом углу империи любой
Не любят тех, кто чище и умнее
И властвовать умеет над собой.
Ни грамма правды, если нет рецепта!
А на рецепте быть должна печать...
Идти в народ – для сольного концерта?
Умел молиться, так учись молчать!
2. День второй.
В народе внешне как бы всё спокойно,
Но кто из высших верит в свой народ?!
Втянуть его пора в сплошные войны,
Пока нам не грозит переворот.
Давно известно – мир весьма опасен:
Народ жиреет, шастает везде...
Вдруг кто-нибудь, чей образ нам неясен,
Их вытащит на солнышко к воде?
А там начнёт: не требуйте налогов!
Как будто мытарь сам себе судья...
Он если и берёт, так ведь немного –
Совсем не как великие князья,
Которые, конечно, расплодились...
Иммунитет любого старика
Омолодит! – чужие удалились,
А прочие глядят издалека.
Хоть государство – не совсем корыто,
Но многие хотят к нему припасть.
Когда бы власть всегда была открыта,
Любой дурак сумел бы всё украсть!
Но дураков не держат при кормушке,
И потому так армия нужна,
Что времена, когда народу пушки
Уже нужней, чем Цезарю – жена.
3. День третий.
В тяжёлое, но радостное время,
Когда мы утвердились у руля,
Нам не простят, когда чужое семя
Вдруг примет внутрь красавица-земля.
И потому – ни грамма и ни пяди!..
Пусть зарастёт бурьяном чернозём!
На нас всегда работать будут дяди,
А мы не будем думать ни о чём.
А, впрочем, слух доходит из Синода,
Что старчество, вися на волоске,
Смущает дух унылого народа
И снова строит замки на песке.
Мол, говорят, народным ополченьем
Когда-то все бывали спасены.
Вот так возьмут и, с первым воскресеньем,
Нам разнесут полцарства и Стены,
Которой мы от всех отгородились...
Синод не дорабатывает, м-да...
Мы до сих пор с ним не определились –
На сколь концов у нас теперь звезда
На всех официальных атрибутах?
Им некогда, как некогда и нам.
Так дорога последняя минута,
Когда мы разойдёмся по домам...
4. День четвёртый.
Служить легко, когда лишён сомнений,
Но, изучив чужие языки,
Я склонен к перемене настроений,
И под глазами – чёрные мешки.
В Империи, теперь уж Виртуальной,
А это значит, частью – Мировой,
Жизнь никогда не будет идеальной,
А смерть всегда висит над головой.
В конце концов, мы все в командировке,
Не исключая Ирода-царя,
И местные служебные бытовки
Нам не заменят райского жилья.
Рай не в дыре, а мы – дыра дырою.
И потому закрыли все глаза,
Что, кроме нас, здесь управлять страною
Никто не может, а другим нельзя.
А, впрочем, всё и так идёт к развалу.
Сначала – ликвидация всех льгот,
Запрет собраний, крысы – у вокзала,
И сам начнёт крысятничать народ.
В Империи наш этнос – не в раскладе.
Поручено его учетверить.
А это значит – на тройном окладе,
И лишний раз мозгами не варить.
5. День пятый.
Владыки израсходовали квоты
На нефть, на водку, даже на табак...
Прожить сумеют только до субботы,
А далее – неведомо никак.
Религия для нас – сплошные траты
И тихий, но настойчивый давлёж!
Хотя они, формально, без зарплаты
И с улицы уводят молодёжь.
Язык владык столь льстивый и лукавый,
Что даже Ирод терпит не всегда,
Но для величья вроде бы державы
Любой правитель ходит не туда,
Куда ему хотелось бы вначале...
Наш как по нотам партию ведёт:
Враги молчат, союзники – в печали,
А так – давно никто у нас ни в счёт.
Казна полна, но это – ненадолго:
У Кесаря – особые счета.
Считается, что ноги кормят волка,
Так кормит нас осёдлости черта.
Пока народ прописан и сосчитан,
Правительство выплачивает дань.
Будь хоть бандитом, хоть антисемитом,
Но только не ходи на Иордан!..
6. День шестой.
Нам снова угрожают Крестным ходом.
Синод призвал молиться по домам.
Первосвященник, как всегда, с народом:
Опять молчит, всё предоставив нам.
Проблема в том, что слишком много битых,
А, значит, нам невыгоден размен.
Элита – при ковчегах и корытах,
И ничего не хочет дать взамен.
От Дона и уже до Иордана
Идёт волна неслыханных вестей.
– Сарынь на кичку! братцы, до Майдана!
Пить бросил русский, крестится еврей.
И проповедь, подобная набату,
Встряхнула мозговое вещество:
– Мол, жили мы спокойно и богато
Без Ирода и прихвостней его...
P. S.
Или Слово – или славословие:
Боливар не выдержит двоих.
Вот и Православие – теория;
Практика – для старцев и святых.
Языком прикроемся, как ветошью,
Затворив, как форточку, алтарь.
Не всегда любовь богата внешностью:
Ближнего – безмолвием – ударь!
Говорят, что Церковь – вне политики.
Может быть, но верится с трудом...
Как-то мы обходимся без критики,
Нам Администрация – роддом.
Как-то мы привыкли к поклонению
Вместо покаяния, и вот:
Губите, владыки, поколение
И совсем не будите народ.
Спит Россия вашими молитвами
Мёртвым сном, как старый богатырь.
Хорошо ли вам речами тихими
Подводить детей под монастырь?
И кому давным-давно вы служите
С сонмом олигархов и крутых?
Горячо вы молитесь за ужином,
Холодно – за сирых и больных.
Таинство священства не снимаемо:
Совести незримая черта...
Но грехи бывают не смываемы,
Если не оплачены счета
Перед нами, теми или третьими,
Что к корням склоняются травы.
А потом пред Господом ответите,
Как молились за Россию – вы.
5.М.С.
ВМЕСТО ВОСКРЕСНОЙ ЛИТУРГИИ
Се, Аз на тя, горо смертоносная, глаголет Господь, растлевающая всю землю, и простру руку Мою на тя, и извергу тя из каменей, и дам тя в гору сожженную: и не возмут от тебе камене во угл и камене во основание, яко потребишися во веки, глаголет Господь.
Иеремия 51, 25-26
Жилы, кровь – разрубают Тело,
Разрывают, зверея, – мало!
Крючья, клювы, зубами – в дело.
Стервословы! Неверославы!
– Дряни! Крови – из трупной чаши
Недр, растерзанных на Престоле.
– Твари! Жрать – афедрон параши
В запорошенном манной поле?!
Ненасытно, ненасытимо (!)
Вновь разверзнется жерло «храма».
И червями стошнит могилу,
И останется в небе рана.
6.М.А.
ЧУДО ИОРДАНСКОЕ
Чтобы русскую смуту унять и узнать,
Не иссякла ли всуе небесная сила,
Поднималась в дорогу церковная знать,
Вознося над собою кресты и кадила.
Они тронулись в путь из потёмок толпы,
«С нами правда и Бог!» – огласилась округа.
В чёрных джипах и лексусах пели попы,
В разноцветных фольксвагенах пела прислуга.
Под колёса ложились осот и дурман,
И блаженная Жанна звала и твердила:
«Надо разом войти вам в святой Иордан,
И тогда не иссякнет церковная сила!»
Вдоль дороги стояли земные дворцы,
Отдавались дельцам города и равнины,
И махали им вслед золотые тельцы,
И молились за них голубые раввины.
Отработал своё за карданом кардан,
Палестина уже миражи возносила.
«Надо разом войти вам в святой Иордан,
И тогда не иссякнет церковная сила!»
Долог, короток был бы неведомый сказ,
Но открылся им берег, не знающий страха.
И слеза покатилась из Жанниных глаз,
И скатилась слеза по щеке Патриарха.
Чтобы русскую смуту унять и узнать,
Чтоб исполнились верой народные массы,
Зашагала к воде вся церковная знать,
К подбородку задрав пропылённые рясы.
Они шли в Иордан без любви и стыда,
Вознося над собою кресты и осанну...
И тогда закипела речная вода,
И никто не посмел подойти к Иордану.
Окружённые тьмой незнакомой толпы,
Ощущая кончину великого дела,
Трое суток молились и выли попы,
Но вода Иордана всё так же кипела.
Что за чудо случилось – не нам это знать,
А пустынным пескам и ночному туману...
Возвращалась в Россию церковная знать,
Утопив в Иордане блаженную Жанну.
7.М.С.
КАМЕНЬ
На этом одном камне семь очей; вот, Я вырежу на нём начертания его, говорит Господь Саваоф, и изглажу грех земли сей в один день.
Захария 3, 9
Отворилось облако высоко,
И упала Голубиная книга...
Александр Блок
Посреди моря синего да глубокого
Или да посреди серебряной речной волны
Плачет Камень бел-горюч вода́ми жгучими,
Стонет Камень бел-горюч, рудою пла́чучи,
Шепчет Камень бел-горюч к родимой долюшке:
Гой ты, Русь-Переболь, Моя Кровинушка!
Воспомяни́, лёг ли князь-Пересвет да под Мои крыла?
Эхом:
Лёг, рече́т, Свят-Пересвет да под Твои крыла...
Стон да Звон-Перезвон по всей земле:
Уж не теми ли Кровя́ми напиталася ты?
Уж не теми ли Вода́ми омывалася ты?
Так почто́ меч гряде́т на сле́зы Моя кровавыя,
Смех над му́ки Моя, снег на очи Моя?.. –
Стонет Камень бел-горюч
Посреди моря синего да глубокого,
Плачет Камень бел-горюч
Посреди седой-серебряной речной волны,
Шепчет Камень бел-горюч,
Кровью пла́чучи...
8.М.А.
ВЕЧНОСТЬ
Берёзы, избы, вороньё,
Печаль хмельного гармониста...
Всё это больше не моё,
Как тёмный храм для атеиста.
Теперь все дни встают всерьёз,
Волнуют нас иные вести.
Прошли столетия для слёз,
Грядут столетия для мести.
Летят проклятия в зенит,
Дрожат напуганные пасти.
Церковный колокол звонит
И разрывается на части.
Что делать – больше не вопрос.
Уже, сквозь мрак и вечный холод,
На Русь спускается Христос,
В руках сжимая серп и молот.
9.В.Н.
ОТЧАЯНИЕ
Я не смогу любить живых.
В них столько страсти и порыва,
Что обезвоженный мой стих –
Самоубийца над обрывом...
Как будто вышла из меня
Душа, забрызганная грязью,
И бродит в поисках огня,
И что-то пишет мелкой вязью.
10.М.А.
ВСТАНЬ!
Что ты спишь и плачешь, чадо,
Встань, мучителей губя!
Ведь в окопах Сталинграда
Каждый умер за тебя.
Что ты спишь в поганом кресле
Без надежды, без лица?
Если мёртвые воскреснут,
Как ты взглянешь на отца?
11.М.А.
ПАЛЬЦЫ
Поэты, странники, скитальцы,
Всю жизнь, где таял вечный мрак,
Мы были равные, как пальцы,
Страною сжатые в кулак.
Но за чертою «или-или»,
Где умерла любовь и честь,
Нам всё, что было, подменили
И отравили всё, что есть.
И там, где вечные паяцы
Победой пирровой горды,
Кричат отрубленные пальцы
И запечатанные рты.
И я кричу в ночи: «Родные!
В разливе морока и тьмы,
Вот эти, жалкие и злые,
Неужто это тоже мы?»
Ликуют турки и китайцы,
Высоцкий плачет: «Всё не так!»
Но растопыренные пальцы
Уже не сложатся в кулак.
12.В.Н.
НЕРАСКАЯННОЕ ПОКОЛЕНЬЕ
Нераскаянное поколенье,
Ты горишь синим пламенем и
Ни одно твоё стихотворенье
Не ударит словами-плетьми.
Наши души уснувшие (ну же!)
Безголосьем твоим не возьмёшь.
Сумасбродка прилепится к мужу,
И наложится правда на ложь.
В комбинациях этих смертельных,
На холодных ступенях земных,
Я боюсь вас, чумных и последних,
Заражающих тело и стих.
Вас, воскресших и ныне гниющих,
Несиамских таких близнецов,
Бисер мечущих, в церквах поющих,
Попирающих дело отцов.
Вас, создавших из жизни концлагерь,
Где трепещущим киллер – Господь,
Признающих то белые флаги,
То рабочую чёрную кость,
Проклинающих деньги и тут же
Запускающих руки в карман...
С вами будет чем дальше, тем хуже.
Вы – сырьё отработанных стран.
Я боюсь вас, таких заражённых
Этой верой в последний ваш бой,
Где и умных, и умалишённых
Вы, конечно, возьмёте с собой.
Перепутав Небесное Царство
С кладовыми подземными, вы
Не своё продаёте богатство
На распутных пространствах Москвы.
13.М.А.
ПОСЛЕ МЕНЯ
Поздно руки вздымать и ночами вздыхать.
Этот мир повторяет былые уроки.
Всюду лица, которым на всё наплевать,
Всюду речь, у которой чужие истоки.
Я закрою глаза, я закроюсь рукой,
Закричу в темноте Гефсиманского сада:
– Если стала Россия навеки такой,
То не надо России... Не надо... Не надо.
Перепуганный насмерть, забытый в ночи,
Посреди иудейского вечного царства,
Я пойму перед смертью: кричи не кричи,
А придётся пройти через эти мытарства.
Что ж, идите, идите к подножью Креста,
По такому знакомому следу Мессии...
Было грустно, евреи, вам после Христа,
Погрустите немного и после России.
14.М.А.
ГДЕ ЭТО? КОГДА?
Народ задыхается, пьёт и крадёт,
В потёмках ложится на дуло.
И ослик ослепший по родине прёт
Телегу, где память уснула.
Нас предки уже ни за что не корят,
Наш век умещается в кварте.
Торопится время, а стрелки стоят,
Как реки на контурной карте.
Ну что же, Россия, не жни и не сей,
Ведь рушится русское царство
В египетской полночи, где Моисей
Выводит евреев из рабства.
15.М.А.
Я УСТАЛ
Я никто. Я больной и усталый.
Меня бросила Родина-мать.
И большие слоистые скалы
Мне не хочется больше ломать.
Этот мир мне враждебен и жуток.
Всходит в небе звезда торгаша;
И ликует огромный желудок
Там, где раньше светилась душа.
16.В.Н.
ИНФОРМАЦИОННОЕ ПОЛЕ
А небо будущим беременно...
Осип Мандельштам
1.
В тех измерениях иных,
Нисколько нематериальных,
Где нет ни мёртвых, ни живых,
Где царство судеб неслучайных,
Где равнозначны меж собой
Разбросанные по пространствам
Святой и грешник и – любой,
Кто здесь хотя бы жить пытался.
В тех неразгаданных полях
Пасутся души мировые,
И с ними можно на паях
Решать проблемы долговые.
К ним обращаемся – увы! –
Когда петух нас клюнет смачно,
И вопль идёт из головы...
Но голова там мало значит.
А в наших слабеньких сердцах,
Что только биться и умеют,
Сидит и заправляет страх,
И Чаша Мира тяжелеет...
И даже те, кому сам Бог
Принёс своё «Христос Воскресе!»
Своим натруженным горбом,
Не улетают в поднебесье.
И что же там тогда поют
Без перерыва херувимы?..
Но на младенцев воду льют
И строем ходят на крестины.
И Русь с поломанным хребтом
Ползёт в крови реформ и пьянства,
И старый поп грозит крестом
Её разрушенным пространствам,
Где только кладбища в цветах,
Где столько храмов-новоделов,
Где грудь – в крестах, где бл.дь – в кустах,
Где даже водка надоела,
Где рассыпается с небес
Застывшей кашей иудейской
Десерт, который кто-то съест
Со всей халявою расейской.
«Возьми смирение моё!» –
Глас вопиющего урода.
И Он берёт – и Небо ждёт
Последней жертвы от народа.
А вымирающий народ,
Уже способный на закланье,
Своей Голгофою идёт
От Магадана до Рязани.
2.
Когда мы выйдем торговать
В своих рубахах по колено,
Китайцев доблестная рать
Рассеется по всей Вселенной.
У нас попробуй не купи!
С такою волей непреклонной
Торговлей родину крепи,
Как раньше было – обороной.
Пласты смещая и смущая
Всех тех, кто «средний класс» зовётся,
Художники идут в мещане,
Торгуя всем, что попадётся.
Наш «средний класс» – наш класс торговцев!
Отцы в гробах перевернулись!
А что ещё нам остаётся
На перекрёстках бойких улиц?
Задвинуть бабушек-старушек
Из первой лиги во вторую,
На розовых смотреть хохлушек,
Как на свиную отбивную,
Топтаться у лотков-корытец,
Торгуя рыбкой золотою,
Смотреть как нищий ясновидец
Подарит дуре неземное?..
А корабли под парусами
Из своего второго Крыма
Уходят, славя голосами
Падение любого Рима.
На тех холмах сидит Блудница,
А Иоанн конкретным взором
Глядит, как плавится столица,
Оставленная мародёрам.
И Первый Ангел, Первый Ангел
Трубит, открыв свою охоту.
И первым встанет белый Врангель,
Ходивший в церковь по субботам.
На кораблях земных и бренных
От полуострова гражданской
Он плыл к себе, за край Вселенной,
На крест любви и долгих странствий...
17.М.А.
БЕГСТВО
На пароходе – музыка и спирт,
И круговерть немыслимого вздора.
За борт летят солдатики, как шрифт
Ненужного теперь уже набора.
Судьба взаймы, и Родина в заклад.
Заказан путь к пылающим цицерам.
И третьи сутки кажется закат
Кроваво-красным – белым офицерам.
Ночной туман холодный, словно лёд,
И боль, и дым, и головокруженье...
А пароход всё медленней плывёт,
Как будто рвёт земное притяженье.
18.М.А.
ВЕСЁЛЫЙ ДОМ
Летят минуты – боль сквозная.
А дело божье таково:
Мы лепим прошлое, не зная –
Зачем оно и для кого.
Там всё острее пахнет мята,
Там мир прекрасен без прикрас.
Там всё, что дорого и свято,
Уже обходится без нас.
Но от досады умирая –
Как ненавистный сердцу плен –
Я разрушаю стены рая
До основанья. А затем...
Леплю огонь и дым пожара,
Живьём сгоревшего коня;
И маму в центре Краснодара,
Уже проклявшую меня.
Леплю избу, горшки на тыне,
Тропинку, речку, коноплю...
Потом леплю тоску о сыне
И боль отцовскую леплю.
О, эта боль! Она – как море!
Как белый парус на волне...
И пьяный доктор в коридоре,
И две решётки на окне.
Леплю, леплю. Сегодня, завтра.
Леплю бессилие и страх,
И в лабиринте минотавра
Тесея с ниткою в руках.
Не предъявляя иск к оплате,
Почти раздавленный, больной,
Леплю, леплю... Один в палате,
Когда-то вылепленной мной.
19.М.А.
КТО Я? ЧТО Я?
Небу ль ясному внимаю,
Ветры ль буйные бужу,
Что за жизнь? Не понимаю.
Что за путь? Не разгляжу.
Посреди земного вздора
Поздно азбуку учить.
Я и танца от танцора
Не умею отличить.
Ах вы ягоды-цветочки,
Непонятный жребий мой...
Умирая в одиночке,
Я заведую тюрьмой.
20.М.А.
ЛЕДОХОД
Не зря мы ждали у причала.
Река, почти что не дыша,
Как поезд, дёрнулась сначала,
Потом вздохнула и пошла.
Скрутились змеями потоки,
Стряхнули синие горбы...
И были льдины одиноки
В расколе жизни и судьбы.
Вздымая к небу тучи пыли,
Под очарованной луной,
Они ещё все вместе плыли,
Но умирали по одной.
Они скрипели, голосили,
Но уносились в море тьмы...
И так же ты, моя Россия,
И так же мы, и так же мы.
21.М.А.
ТАЙНА ОСЕННЕГО ПИСЬМА
Мне письмо прислали дети
И с рисунками тетрадь.
Не велят мне в Шелехмети
Эти дети – умирать.
Дети мудрые, как Вишна,
Пишут, с богом заодно:
«Не грустите, дядя Миша,
Мы приедем к вам, на дно.
Мы дадим еды собаке,
И на чуровом песке
Мысли чёрные, как раки,
Сварим в вашем котелке.
Будем слушать вас за чаем,
Много дней и много лет.
Мы от вас души не чаем
Потому что вы поэт!»
Я курю, смеюсь и таю,
Пью наливку под луной
И всю ночь письмо читаю,
Сочинённое женой.
Надо мной худая крыша,
Перекошено окно...
«Не грустите, дядя Миша,
Мы приедем к вам, на дно».
22.М.С.
СОЗЕРЦАНИЕ
В сердце, расколотом Иродом-кесарем,
В небе распоротом Крест несу, Крест
Или Первого – слева,
Как Нового Первенца.
– Лестница! Господи, Господи!
– Лествица!
SILENTIUM
Родилась.
Метафизическая сущность гармонии теснейшим образом связана с христианским пониманием времени. Гармония – это кристаллизировавшаяся вечность*, она вся в поперечном разрезе времени, в том разрезе времени, который знает только христианство. Все мистики энергично отвергают вечность во времени, принимая этот поперечный разрез, доступный только праведным, утверждая вечность как сердцевину времени: христианская вечность – это кантовская категория, рассечённая мечом серафима.
Осип Мандельштам
—
Я живу в тебе,
А ты живёшь во мне.
Ты – слово, а я – музыка.
Ты – суть, а я – движение,
Животворящая гармония стиха.
Безмолвие как кристаллизовавшаяся вечность.*
—
Рим железным кольцом окружил Голгофу: нужно освободить этот холм, ставший греческим и вселенским. Римский воин охраняет распятье, и копьё наготове: сейчас потечёт вода: нужно удалить римскую стражу... Бесплодная, безблагодатная часть Европы восстала на плодную, благодатную – Рим восстал на Элладу... Нужно спасти Элладу от Рима. Если победит Рим – победит даже не он, а иудейство – иудейство всегда стоит за его спиной и только ждёт своего часа – и восторжествует страшный противуестественный ход истории – обратное течение времени – чёрное солнце Федры.
‹Конец декабря 1916 – январь 1917›
Осип Мандельштам
23.М.А.
РОДИНА НЕ ВИНОВАТА
Дремлет шестая палата.
Врач говорит над врачом:
«Родина не виновата,
Не виновата ни в чём».
Тихо, уже на рассвете,
Тает дыханье врача:
«Я бы хотел перед смертью
Поцеловать палача».
Очи потом пятаками
Врач закрывает врачу.
Боженька над дураками
Держит святую свечу.
И от зари до заката
Плачет палач с палачом:
«Родина не виновата,
Не виновата ни в чём».
24.М.А.
МОРОК
Ходит грач по земле, верещит, словно зуммер,
Над рекою клубится берёзовый дым.
Боже мой, я не спятил, не спился, не умер,
Не зарыли меня на погосте живым!
Возвращаюсь домой с озарением Бога,
Без тоски и печали, без глупых потуг...
А у печки сидит перепуганный Гоголь,
И туманятся мёртвые души вокруг.
Только искры и дым вылетают из вьюшки,
Гоголь смотрит в огонь и рассудком сорит...
Но смеётся в огне несгорающий Плюшкин,
И Коробочка тоже в огне не горит.
И шурша золотистым пакетом попкорна,
Словно рёбрами новых и старых годин,
Входит в дом Селифан без штанов и поклона:
«Бричка ждёт за воротами, мой господин!»
25.В.Н.
В СТОЛИЦЕ ВРЕМЕННЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ
В столице временных правительств
И делового беспокойства
В пивной гуляют – ясновидец
И наш разведчик из посольства.
На двадцать долларов всего-то,
Пока доходы позволяют,
Они глотают антрекоты
И пивом жажду утоляют.
Они привыкли к европейству,
Как привыкает, несомненно,
Тот – к правде, этот – к лицедейству,
Как мы привыкли к переменам.
Так после всяких долгих странствий
Страна им создает удобства,
Но обвинить счастливых в пьянстве
Несчастным вряд ли удаётся.
Счастливчик – он по жизни прушник!
Он прёт, как танк, напропалую.
А ясновидец, или «грушник»,
Он чует Третью Мировую,
Когда она ещё по высшим
Гуляет планам поднебесным…
Обед для них не будет лишним,
А разговор – неинтересным.
Они потом вернутся в Лого
Большой Игры и каждой фразой
Начнут цитировать другого –
Что повышает рейтинг сразу.
А тут сиди орлом двуглавым,
Но только крыльями не хлопай,
И упивайся высшей славой,
И издевайся над Европой...
Живуче племя колдовское!
Вождь умирает – жрец хоронит.
Он смотрит в будущее злое
И погребение готовит.
И знает он, что мир непрочен,
Что каждому мужчине битва
Лишь предстоит. Он знает точно.
И он берёт ещё пол-литра.
В Москве, в последний год столетья,
В пивной, под дождичек осенний…
С их губ слетают междометья,
Как боевые донесенья.
А, впрочем, кто кому доносит?
Лежит держава под ногами,
И в головах гуляет осень:
Сучит, сучонка, сапогами!
Как в этом мире всё непросто:
В пивной – сегодня, завтра – в морге!..
И то ли граф ты Калиостро,
И то ли ты – товарищ Зорге!..
Тоска меж кружками осела,
Расейская, не показная,
И девушка в пивной запела,
Как канарейка подсадная.
Она, конечно, пела плохо.
Темна заплёванная сцена.
И тут разведчик вспомнил Блока,
И прослезился откровенно.
А осень теребила лужи…
И в их судьбе благополучной
Достигли совершенства души,
И жизнь уже казалась скучной,
И открывалась наизнанку
Какой-то третьей половиной.
Они играли в несознанку,
И тайна пролетала мимо.
Но мимолётные виденья
Тем хороши, что мимолётны!
Когда закроют заведенье,
Они залезут в звездолёты
И к планам улетят далёким,
К местам боёв и операций...
Был ясновидец лжепророком,
Да и разведчик – педерастом!
26.М.А.
НА ОКРАИНЕ РУССКОЙ ДУШИ
Завивается дым до Парижа.
В окруженье венков и свечей,
Догорает московская биржа,
Согревая российских бичей.
Сокровенные дали погасли,
И, пуская в расход барыши,
Старый друг пропивает богатство
На окраине русской души.
Небосвод неприступен и грозен,
Старый друг всё пьянее и злей.
Это шапку бросает он оземь –
Из двухсот двадцати соболей!
Хороша эта жизнь и превратна,
Но в земные попав невода,
Он кричит, что вернулась обратно
Убежавшая в море вода.
– Боже мой! подступает всё выше! –
Он кричит, разбивая стакан;
И бежит на высокую крышу,
А вдогонку ему – океан!
И стоит над водой, не старея,
Освящённый законом бандит;
И глазами Колумба и Грэя
В безвозвратные дали глядит.
И восходят из древних преданий,
Из утраченных тайн и теней
Континенты его ожиданий,
Силуэты его кораблей.
Тянет руки он: «Господи, сущий!
Я теперь перекатная голь,
Не найти мне берёзовой рощи,
Где навеки уснула Ассоль!»
Он безумно глядит на Европу,
Головою трясёт: «Ай-я-яй!»
И кричит мировому потопу:
«Заливай, этот мир, заливай!»
И хохочет: «Подумаешь, жалость!
Разливай по стаканам и пей!»
Боже мой! Ничего не осталось
От двухсот двадцати соболей!
27.М.А.
ДЫМ ОТЕЧЕСТВА
Опускай меня в землю, товарищ,
Заноси над бессмертием лом.
Словно искорка русских пожарищ,
Я лечу над сгоревшим селом.
Вот и кончились думы о хлебе,
О добре и немереном зле...
Дым отечества сладок на небе,
Но дышать не даёт на земле.
28.М.А.
НЕ ОТВЕТИШЬ
Навалилась усталость...
За окошком темно.
Что прошло, что осталось?
Да не всё ли равно!
Что за страшная сила
И откуда, бог весть,
Нам с тобой подменила
Всё, что было и есть?
Мы не те и не эти
В нас клубится тоска.
И рождаются дети
С сединой на висках.
Тлеет Русь, словно ветошь,
Гаснет меч-кладенец...
И отцу не ответишь,
Наш ли Ржев наконец...
29.М.А.
ОТ ВОЛОКОЛАМСКА ДО ИСТРЫ
От Волоколамска до Истры,
Не сбросив цепей и оков,
Лежат под землёю горнисты
Сибирских и прочих полков.
Поникли сосновые кроны,
И снова, пророча беду,
Кружатся над Русью вороны
И Сталин смеётся в аду.
Туманы скользят по низовью,
Ночное безмолвие для...
И всё ещё дымом и кровью
Родимая пахнет земля.
Но зреют другие погоды,
Где мы, изгибаясь в дугу,
Все крепости наши и доты
Без выстрела сдали врагу.
От Истры до Волоколамки,
В тумане то клином, то в ряд,
Как будто немецкие танки,
Бандитские замки стоят.
30.М.А.
ЧИЧИКОВ КУПИЛ
Родина – опасная, как бритва,
Мне грозит сумою и тюрьмой.
Кажется, спасения не видно,
Но чудесен промысел святой!
Зарастает рана ножевая,
Гильотина горло не берёт.
Тот, кто умер, снова оживает.
Тот, кто ожил, снова не умрёт.
Не подвластны мороку и зелью,
Сиротливо помня обо всём,
Мы, как снег, спускаемся на землю,
Как морозы, зреем и растём.
Пусть сменились облики и лица,
Подчиняясь беглым временам.
Мы приходим к тем, кто нас боится.
Мы их знаем всех по именам.
Мы идём меж пепла и окалин,
Как когда-то Разин на Москву.
Так коса ломается о камень,
Так алмаз проходит по стеклу.
Не спасут ни доллары, ни злато
Тех, кто мир насилия лепил.
Вот и всё, наперсники разврата!
Бог вас выдал. Чичиков купил.
31.М.А.
ВЕТЕР
12.12.2012
Один, на рассвете, с тоскою ворон,
Беснуется ветер на сорок сторон.
Играет ладами кромешной тоски
Над долгими льдами кричащей реки.
Ломает суставы промокших лесов,
Сметает заставы уснувших богов,
Он мстит и карает, клянётся в любви
И лёд отрывает, как тромбы в крови.
И вновь, без вопросов, как боль или стон,
Двенадцать матросов идут за Христом.
—
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мёртвых проклятье –
Эта кара страшна.
Александр Твардовский
Мне не нужно победного савана –
Этой свадебной лжи человеческой.
Я вкусила бы красного сахара
С опалённой ладони отеческой.
Марина Сергеева-Новоскольцева
32.В.Н.
ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД
Над Россией кремлёвские звёзды горят.
Выходите, солдаты, на последний парад!
На священный парад. На Победный.
Разверните знамёна, примкните штыки!
Долг последний – печатные ваши шаги.
И ударит вам колокол медный.
Звук его будет чистым, как имя страны,
Чьи герои когда-то вернулись с войны,
Опалённые и молодые.
Раз в полвека в России особый парад:
В бесконечных шеренгах солдаты стоят,
Здесь и мёртвые, здесь и живые.
Вы пройдёте парадом по горькой земле.
Вся дорога – в цветах, вся Россия – во мгле.
И бездарны правители ваши.
Но последний ваш Маршал ведёт вас туда,
Где сверкает последняя в небе звезда
И победные слышатся марши.
И за вашими спинами солнце встаёт,
И петух, самый первый, вот-вот запоёт,
На полвека всего припозднившись.
На трибунах уже занимают места,
И уходит, под тяжестью страшной Креста,
Век Двадцатый, ни с кем не простившись.
33.М.А.
ВЕСНА. 1945 г.
Твой голос, победа, растерян и тонок.
Ты станешь не скоро святого святей.
На сорок дворов сорок пять похоронок,
Сравнявшие разом отцов и детей.
Хватает упорства ещё и терпенья,
Но скажет угрюмо безногий Демьян:
«Все травы скосила коса до цветенья,
И травы не бросили в землю семян».
Потом он подтянет штаны из поскони,
Покатится в темень хлопот и забот.
А бабам приснятся здоровые кони,
Ведущие борозды за горизонт.
От счастья случайного сердце займётся,
Назад заторопятся стрелки часов...
Но кончится ночь и поднимется солнце,
И сильные кони не выйдут из снов.
И вновь приближается вешняя вспашка,
И бабы впрягаются в плуг тяжело.
Девятое мая. Мужская рубашка
Висит на верёвке – одна на село.
МВМ•МВМ•МВМ
БИСЕР
Flammeum
Нутро нечестия
Ненависть – бич Вавилонский, смерч, переплетённая с гневом ревности вервь, меч окровавленный – в лицо, подъятый на отображение и Обличителя.
Дом
Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии...
Всякое делание человеческое, и внешнее, и внутреннее, не несущее в себе искры Духа Божия, подобно бессмысленному набору букв, которые как ни собери, всё слово не сложить, – хр`амина запустевшая, оставленный сосуд, нечистый – не исполненный, отвергнутый и – сокрушенный (*).
(*) Нечистый, и потому – не исполненный, отвергнутый и, в результате, сокрушенный.
Добро есть соль: аще соль обуяет, в чем осолится?..
Совет нечестивых, будь далёк от меня (из книги Иова).
Труд
Жертва Богу дух сокрушен.
Как тело без души есть персть, так пост телесный без поста духовного суть мёртвый труд и пища червю самовозношения.
Идеже бо аще будет труп, тамо соберутся орли.
М
МВМ•МВМ•МВМ