Строки старого письма, ровный почерк.
Где чернильная тесьма чуть короче,
Начинается волна или клякса?
Предвоенная весна, двери загса.
Двое. Долгий поцелуй. Подпись. Клятва.
Шёпот: «Зряшно не ревнуй…» «Тань, ты язва!»
…Через год с дитём в глуши, похоронка.
На войну идти решив, потихоньку
Плачет: «Сыночка, прости, сердце ноет…
Мне другого нет пути…» Вьюга воет.
В сорок пятом май сиял, день победы,
На вокзале мальчик ждал. Едут, едут!
Седина среди волос в двадцать девять,
А в глазах немой вопрос: «Будешь верить?»
Рядом девочка, бледна, синекожа.
«Мам, скажи мне, кто она? Не похожа
Ни на папку…ни в тебя. Конопушки!»
Мать, виски рукой скребя: «На опушке,
Где грибы, подобрала после боя.
С той поры молчит она…» «Что с тобою? –
Улыбнулся. Приобнял. – «Может, хватит?»
И в ответ услышал: «Да. Здравствуй, братик!»
Строки старого письма, ровный почерк.
Где чернильная тесьма путь пророчит.
Детки выросли давно, шесть внучаток,
В доме радость и любовь, и достаток.