Ничего не меняется в этом задроченном мире,
Те же грязные танцы и песни за пёстрым столом,
Жарить жалкое тельце в Марокко, или в Тель-Авиве
Будет кто-то, а кто-то бухать под расскосым мостом .
Кто-то будет кичиться собой и своими стишками,
Что, по сути, годны лишь сортирам их гребанных душ,
Я бы всей этой шобле на шею повесила камень,
Только я не хочу засорять воду падалью туш.
Просмердела Россия, опять - ни пророка, ни света,
Стайки грязных шакалов грызутся за право хлебать
Из ушата помоев, поэзии песенка спета,
И вот это у нас никому ни за что не отнять.
Пока дамы, на взлёте, плетут макраме пустословья,
Прилепившись, как мухи, к засохшей блевоте столов,
Пока их кавалеры, составляющие поголовье
Переходных мужей, так похожи лицом на ослов.
Пока душит поэтов старейшая крыса собранья,
Выдающая слоганы за высший пилотаж,
Я седьмой стороной обойду это жёлтое здание,
Хоть и знаю, что дома то нет, это просто мираж.
Как и все в этом доме теперь, кроме многих ушедших,
Сознававших и силу, и гениальность стиха,
Кроме чистых и светлых, прекрасных, далёких и вешних,
Тех, чей парусник белый несут надо мной облака.