У потерь (это, конечно, не зонтик, не карандаш)
начинается время возврата, обратный отсчет.
Возвращаются — словно из памяти, то есть не баш на баш, —
пообтесанней, мельче, глядишь, и не так печет.
Это я про любовь, друзей, вчерашний день говорю.
И на клюкве уже не споет соловей весной, —
букварю доверяю, поскольку на мир давно смотрю.
Оказалась по-школьному осень моя золотой.
Одряхлевшие, будничны липы у дома, и так невысок
потолок небосвода, означенный срезами крыш
Сквозь года пролетев, — здравствуй! — под ноги ляжет листок.
От него тосковал, а теперь же привычно грустишь.
И не то чтобы на сердце сушь, но уже не поймешь,
настоящая тронула грусть или память о ней.
Возвращается всё — то же самое, что ничего не вернешь,
оттого уползающий день промелькнувших годов милей.
Все проходит, ну что же, бояться ли тени своей?
Одиночества нет. Это я оттого говорю,
что со дна тишины, сквозь прозрачную толщу дней
из давнишней Казани на вас, дорогих, смотрю.