ЛЕОНИД АЛЕКСЕЕВИЧ ЛИТВИНЕНКО
Антология современной поэзии. Литературная гостиная газеты "Приднестровье".
Леонид Алексеевич Литвиненко родился 30 апреля 1932 года в городе Павлограде Днепропетровской области. В Бендерах проживает с 1947 года. После окончания историко-филологического факультета Кишинёвского государственного университета много лет работал в школах города, преподавателем русского языка и литературы в ГДР, Венгрии, Чехословакии. Польше и на Кубе.
Заслуженный учитель, учитель высшей категории, отличный работник культуры. Поэтические произведения автора публиковались в изданиях Москвы, Кишинёва, Львова, Таганрога, Казахстана, Печоры. Стихи его переводились на болгарский и украинский языки.
В Приднестровье издавался во многих коллективных сборниках, журнале «Днестр» и альманахе «Литературное Приднестровье». Автор нескольких сборников стихов и прозы. По его сценарию московской кинокомпанией «Кордея» снят десятисерийный фильм «Дыхание времени», посвящённый 600-летию г. Бендеры. Награждён орденом «Трудовая Слава», орденом Почёта и медалями. Член союзов писателей России и Приднестровья, Международного сообщества писательских союзов. Почётный гражданин г. Бендеры. Живёт в г. Бендеры.
Пискарёвка
Огонь дрожит, как на ветру листовка,
Шеренги вставших липовых аллей.
Кричит во мне доныне Пискарёвка
Непостижимой правдою своей.
Как боль сердец, как все людские всхлипы,
Та правда до предела жестока:
Дать человеку полкило олифы
И клея килограмм… для доппайка.
И тяжелеет взгляд, куда ни гляну,
И рядом лист, как воплощенье бед,
Где маленькая Савичева Таня
Нам сообщает: «Савичевых нет…».
Их было десять, живших раньше, десять!
И строки потрясающих замет:
Когда кто умер – день, и год, и месяц –
И снова крупно: «САВИЧЕВЫХ – НЕТ!».
Огонь дрожит, как на ветру листовка,
И мать с венком, как символ матерей.
Живет во мне отныне Пискарёвка
Непостижимой правдою своей.
Когда эфир клокочет неустанно
Зловещим ощущением беды,
Я думаю о Савичевой Тане,
О килограмме клея для еды.
РЕВАНШ
В суровом сорок третьем в старой Праге,
Где по ночам блуждали крик и плач,
Горя спортивной злостью и отвагой,
Играл Алёхин свой последний матч.
Сидели немцы, доски атакуя,
Надменное, как зло, офицерьё.
Он, стоя к ним спиной, играл вслепую
И не скрывал презрение свое.
Стреляли в спину взгляды их косые.
Но он играл, скривив в улыбке рот.
Он брал реванш за бегство из России,
За тот нелепый двадцать пятый год.
За детских лет далёких отголоски,
За кровь неблизкой, но родной земли.
И падали на шахматные доски
Сражённые вслепую короли!
Кругом враги –не просто иноземцы,
А за окном – пугающая тьма.
Но спешно отступала наглость немцев
Под натиском российского ума.
И встал полковник, не скрывая вздоха,
Сухой и тощий, как осенний лист:
«Вы были дерзки, господин Алёхин,
Но я прощаю: вы же – шахматист».
Алёхин видел бешенство фашистов
И презирал за это их сильней,
Ведь он впервые не был шахматистом,
Он был солдатом Родины своей!..
ИСТОЧНИК:
газета "Приднестровье" от 09.11.2019 г.,
http://pridnestrovie-daily.net/archives/43804