Закрываю глаза,
зажимаю веки,
там темнота -
внутренность деки -
междуреберное пространство от позвонков до кожи.
Я забываю воздух и исключаю ложность.
Отсутствие света пульсирует
между зрачками и пальцами,
и медленно подступает
чуждое мне участие.
Словно скульптура древних -
единый печальный профиль
мне заменяет трезвость,
в которой лето сменяет осень.
Из темноты улитом
выползает упрямец сторукий.
Он, для прочих закрытый,
один, лишь один полюбит.
Он мне заменит мужа,
он мне заменит суженого.
С ним мы в объятьях крепких
сольемся в единое тело.
Мощное. Страшное. Древнее.
И ни один презренный
пусть не коснется грязными,
грубыми, глупыми кистями -
чуждое мне участие
пусть остается мысленным.
Мы есть великое множество,
ни свергнутое, не коронованное.
Мы есть мудрейшее мужество,
помноженное на оковы.
И звенит, и свистит ветер
дохтонической темной бури!
Пусть же так будет вечно!
Пусть же меня забудут.