Рубиновый шлейф. Глава 4

Владимир Грин Синбад
Рубиновый шлейф. Глава 4
#VladimirGreen #ЯнаПетрунина #РубиновыйШлейф

Багрянец времен

Сегодняшнее утро для киевского телеграфиста, принимавшего сообщения корреспондентов из зарубежья началось, как обычно, с сигнала "Слушай", который поступил из Петербурга, а именно –

из Зимнего Дворца. Через пять минут передалась команда "Часы" и полусонный юноша настроил самое точное время. Теперь можно было приступать к работе.

В глазах телеграфиста рябило и пульсировало. В основном красным. Сказывалась бессонная ночь за преферансом, который продлился до самого утра в душной и прокуренной чердачной комнате.

Лента новостей была достаточно обычной и скучной, если не считать очередного сообщения по делу Марии Тарновской:

«Русское слово»

04 января 1908 года

ВЕНЕЦИЯ. В местной тюрьме пыталась повеситься Мария Тарновская, привлеченная к ответственности по громкому делу об убийстве графа Комаровского. Тарновскую вовремя успели вынуть из петли.

В полусонном состоянии телеграфист никак не мог вспомнить, были ли уже подобные сообщения из Италии, или привиделось, мало ли что может привидится в состоянии полубреда. Казалось, что подобное телеграфировали ранее, еще в октябре.

Порывшись в стопке газет нашел, чтобы убедиться в крепости своего ума:

«Русское слово»

22 октября 1908 года

Самоубийство Тарновской

ВЕНЕЦИЯ. Сведения полученные родственниками Тарновской, печальной героини венецианской драмы, об ее самоубийстве, оказались неверны. Мы запросили по этому поводу нашего корреспондента в Венеции и получили от него следующую телеграмму: «Тарновская жива и здорова. Содержится, как и ее трое сообщников, в тюрьме. Ни самоубийства, ни покушения на самоубийство никакого не было».

Телеграфист смачно выругался. «То вешается, то не вешается. Очередная газетная утка получится. Ах, ах, ах печальная героиня венецианской драмы» - Перед глазами молодого человека проплыли картинки. Они, эти картины, проникали облачками сквозь ленту, белую бумажную ленту с дырочками, которую юноша заправил в аппарат. Мерещился остров, похожий на рыбу.

Голова острова-рыбы была привязана мостом к материку, словно тонкой леской, и там находился вокзал. Тело рыбехи прорезали зигзаги огромного канала. Вода в каналах была пурпурной.

«Город крови и слез, крови и слез. Моих слез и моей крови. Но умереть мне не дали, и я… я буду жить.» - Манюня Тарновская сидела на деревянных нарах и смотрела в окно, сквозь решетку - в окно. Движения ее рук были такими судорожными, такими импульсивными. Руки выделывали странные вещи, они были будто сами по себе. Только что ушел врач. Мария нервничала.

Когда никого рядом нет, можно расслабиться. Можно поплакать, можно быть собой.

Марии было трудно дышать. Хотелось лекарства. Белого лекарства, которое всегда ей помогало. Не думать… совсем ни о чем не хотелось думать. Хотелось спать. Который день хотелось заснуть

вечным сном. А вместо этого перед глазами маячила фигура повесившейся Софочки, девочки-институтки в фурункулах. Она смотрела на Манюню Тарновскую своими маленькими заплаканными глазами, шмыгала распухшим носиком, постоянно вытирая его кружевным платочком и повторяла: «У моих родителей нет денег. Я не смогу учиться. Меня отчислят из Института Благородных девиц уже через несколько дней».

«У моих родителей нет денег» - этот звук усиливался, превращаясь в визг.

«Чтобы на уроке тебя не спросил никто, нужно три раза прочитать «Достойно есть» и очертить три раза вокруг себя круг по воздуху. А еще перекрестить классный журнал» - вдруг произнесла Софочка и расхохоталась.

«Хоть бы грамм белого порошка, чтобы не мучиться» - думалось Манюне. - «Суд состоится весной. Через несколько месяцев. Но уже сейчас ясно, что от судьбы не уйти. Все, что говорят про меня, все, что пишут газет - кормит ненасытные пасти шакалов, подбирающих падаль. Моя красота – мой враг. Моя удача - мой враг. Все, что вызывает человеческую зависть, стало козырем обвинения».

«Положи, положи булавку под стул! Я всегда так делала, чтобы учитель ко мне был добр! А ты положи булавку под стул судье» - Продолжила Софочка. Через всю шею у нее шел синюшный след от петли. В эту веревочную петлю была затянута худенькая шейка Софочки в тот момент, когда девочки ее нашли в уборной. – «У моих родителей не было денег. Совсем не было. Они – банкроты. А теперь у меня нет жизни. Береги свою жизнь, Манюня! Береги свою жизнь!».

Брызнувшая вдруг из носа кровь, заставила Софочку испариться. Манюня Тарновская пришла в себя.

Как бы не боялись и не проклинали Марию, называя «Черным ангелом», но деньги делали свое. И даже в тюрьме она, по крайней мере, спала на чистом, на чистом накрахмаленном кружевном белье. Сейчас простынь покраснела, пятна растекались сразу в нескольких местах. Неопрятно.

«Заснуть бы» - Подумала Манюня устало. И ее действительно, наконец-то, стало клонить ко сну.

Марии снилась пустыня. Белый и чистый песок забивался в ноздри ,вызыя ощущение эйфории, небывалый подъем внутри. Девушка упала на колени и нюхала песок судорожно, ноздри приятно щекотало, непревзойденная благодать разливалась по телу привычно и, как всегда, по-новому. Чувство полета охватило Манюню, она так истосковалась по этому ощущению, заменяющему все. Когда душа выпрыгивает и неожиданно становится то маленькой, малозаметной мошкой, уютной, компактной и свободной, то разлетается триллиардами невыносимо светящихся звезд. Сейчас Манюня превратилось в облако, чистое и свежее, словно семя одуванчика она кружила над пустыней, делая круг за кругом, пока не коснулась земли.

Самолет спустился уже настолько низко, что были совершенно отчетливо видны игрушечные отели на берегу Красного моря, малюсенькие пальмы, торчащие из желтой земли и даже крошечные человечки с муравьиными повадками. В начале выпустили шасси, после, со странным скрипом, - закрылки, земля все больше приближалась, стараясь влипнуть в брюхо самолета. И наконец, сильный толчок взорвался бурными аплодисментами пассажиров.

- Фактор страха! – Хмыкнула Бимка. – В филармонии бы мне так хлопали, уроды.

Бимка была все еще навеселе, да и все остальные пассажиры тоже. Стюардессы во время полета щедро подливали выпивку.

- Давай! Быстрее! Выходим! – Бимка буквально тянула Вику за руку.

- Куда ты так спешишь, подожди. – Вике казалось, что надо как раз сейчас все делать медленно, осознанно, не торопясь. И еще какая-то смутная мысль вертелась. Расплывчатая и неявная.

- Давай руку! Осторожней по трапу спускайся! - Вика и правда чуть не споткнулась, увидев вооруженного араба рядом с выходом.

- Оксана, куда мы попали? Чернокожие карабинеры, пустыня! Чужая страна, дикие нравы. Что я наделала?

- Не ходите дети в Африку гулять! Ты чего, подружка, милая, радоваться надо! Мы на месте! Ура! Правда, красавчик? - Бимка подмигнула арабу.

Тот, неожиданно для нее улыбнулся желтыми зубами и ответил на чистейшем русском::

- Правда.