(НИКАК НЕ ДОПИШУ ТРЕТЬЮ ЧАСТЬ, УЖЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ)
Часть первая. Когда никого нет дома...
Когда в квартире стихает суматоха утренних сборов, хлопает входная дверь и каблуки в подъезде уводят свой цокот вниз по лестнице, тогда в тишине опустевшей квартиры раздаётся тягучий, долгий скрип. Это как будто бы самопроизвольно открывается створка шкафа. Такое бывает. Но вслед за тем из этого плательного шкафа показывается костлявая нога, осторожно нащупывая пол. И, опасливо озираясь, на свет высовывается скелет.
Как положено, в семье хозяев квартиры в шкафу жил свой скелет. Он был совсем не страшный, даже в чём-то милый, потому что тайна, которую он хранил, тоже была нестрашной, даже пикантной. Поэтому по самоощущению он был, скорее, Скелетиком, чем скелетом.
Он поселился тут давненько. И ему нравилось его жилище. Среди шерстяных и твидовых костюмов, белоснежных сорочек, кримпленовых, шёлковых и хлопковых платьев ему было уютно и надёжно. Его мир разнообразился запахами духов и одеколонов, которыми пахла одежда хозяев, или обновками, время от времени появляющимися на плечиках.
Пыльный воздух шкафа шёл ему на пользу, только он терпеть не мог, когда в шкафу заводилась блёклая летающая вредоносная тварь, из-за которой хозяйка принималась обрызгивать одежду удушливой гадостью. Моль от этого дохла, а Скелетику приходилось терпеть разъедающую резь в глазницах. Но всё равно в шкафу он чувствовал себя в безопасности. Он знал, что до поры до времени ему ничто не угрожает.
Когда распахивались дверцы и шкаф заполнял хлынувший снаружи свет, Скелетик нырял под какой-нибудь пиджак или платье. Или попросту притворялся пустующей вешалкой. Но он очень хорошо знал, что рано или поздно всё закончится, он будет обнаружен, потому что основа основ его бытия заключалась в том, что всё тайное когда-нибудь становится явным.
Пока же беззаботная жизнь продолжалась по своему расписанию. После того как хозяева утром разбегались по конторам и школам, Скелетик выбирался на свет Божий прогуляться по большой просторной квартире, размять косточки и поболтать со своим приятелем Домычем.
Бестелесный, неосязаемый Домыч был небольшим прозрачным облачком, которое с приходом хозяев пряталось в чучело мартышки с фрагментом ветки, что стояло под потолком на югославской стенке. Домыч был по бытовой части: являлся хранителем хозяйского жилища. Несмотря на это, у Домыча иногда возникало желание пошалить, и они со Скелетиком устраивали какую-нибудь мелкую пакость. Не злую. Не страшную. Но всё равно неприятность. То трубу прорвёт, то холодильник сломается.
Домыч утверждал, что это необходимо, не объясняя причин этой необходимости. Ну, надо так надо.
Вроде бы и друг, но что-то Домыч утаивал, не договаривал относительно своей миссии. Не такой уж он был белый и пушистый, подозревал Скелетик.
Случались дни тяжёлой болезни кого-нибудь из хозяев. Тогда в приоткрытую дверцу шкафа Скелетик видел, как ночью из обезьянки вылетало облачко. Приближалось к кровати, садилось в ноги или на грудь заболевшему и сидело там, становясь из прозрачно-белого прозрачно-тёмным, пока человек не начинал во сне стонать и ворочаться, пока не просыпался и не хватался за пузырьки, тонометр или за телефон. Скелетик никогда не расспрашивал об этом. Он знал: тайна есть тайна.
Часть вторая. Обезьянка с залива Холонг
Обезьяна на ветке была самой старой вещью в квартире. Иногда Скелетик наблюдал, как наглая моль из шкафа устраивала себе день гурмана – прилетала в зал к обезьяне попастись на её высохшей шкурке, полакомиться её нежным пушком. Тогда Хозяйка, заметив неладное, устраивала газовую обработку мартышке. А потом удивлялась, кто это надсадно чихает по ночам. Так что Домыч от моли-гадины тоже натерпелся.
Скелетик знал от Домыча, что чучело обезьянки в начале 60-ых привезли Хозяева из экзотической поездки по Китаю и Вьетнаму; было оно им дорого как память о счастливых днях почти что свадебного путешествия.
Когда-то эта мартышка обладала весёлым нравом и беззаботно резвилась в пальмовой роще у залива Холонг. А потом уже чучелом сидела в сувенирной лавке на берегу залива, поджидая, когда её купит кто-нибудь из туристов.
О начале истории семьи своих хозяев Скелетик тоже знал со слов своего приятеля. С появлением у молодожёнов собственной квартиры они стали в ней создавать свой особый мир, обустраивая комфорт совместного жилища. И им не дано было узнать, когда, в какой именно момент соткалось из ничего прозрачное облачко, которое, облетев все комнаты, сначала попробовало шмыгнуть за газовую плиту, но, презрительно отфыркиваясь, затем вынырнуло обратно. Не те нынче печки, совсем не те. Тут и сгодилось пыльное снаружи и соломенное внутри чучело мартышки на ветке. Для Домыча оно подходило как нельзя лучше.
Шли годы. Родились одна за другой две хозяйские дочки. Примерно тогда же появился и Скелетик в шкафу. Уже не только Домыч, но и он сам видел, как порой трещали семейные узы. Как случались неприятные сцены и скандалы. Когда выплёскивались из Хозяев злые эмоции, крики, обидные ругательства, желчное раздражение. Подобно громадным волнам, с силой ударялись они о стены и медленно стекали с них серыми сгустками, а потом так и оставались висеть на стенах застывшими грязными подтёками. Хозяин с Хозяйкой не замечали, чем пропиталась их шикарная и вроде бы комфортная квартира. Они не знали, что настоящий уют находится в невидимых глазу, нематериальных сферах и заключается он в теплоте отношений, уважении, заботе и любви, а вовсе не выражается в денежном и вещественном достатке. А вот подрастающие хозяйские дочки интуитивно невзлюбили родительское жилище и вскоре упорхнули в самостоятельную жизнь.
Однажды Домыч сказал, что не миновать беды, он уже ничем не может помочь Хозяину, потому что пришло его время. Так Хозяйка вскоре осталась одна. От этого квартира казалась уже не просто большой – огромной. В ней поселилось одиночество. Одиночество было похоже на эхо. В квартире почти не стало слов. И только когда приходили гости или в ответ на телефонный звонок, звучала в доме речь. Скелетику представлялось, что слова, как шарики пинг-понга, гулко сыплются на пол и скачут вразнобой по квартире, закатываясь в самые дальние уголки. А Домыч утверждал, что таково и эхо в лесу, потому что оно возвращает сказанное отражённым звуком.
Вскоре Домыч со Скелетиком поняли, что грядут перемены. Хозяйка стала жаловаться дочерям на невыносимость своей одинокой старости в опустевшей квартире, полной воспоминаний. Предстоял переезд поближе к дочкам. Сборы были долгими, нудными.
Спрессованное десятилетиями, накопленное нужное и ненужное хозяйское добро вываливалось посреди комнаты, большей частью отсортировывалось на выброс, остальное упаковывалось в мешки и коробки.
Хозяйские дочки ужасались тому, насколько оказались бездонными шкафы и кладовки в родительском доме, если все эти груды вещей как-то могли там умещаться. Многое безжалостно было выброшено на помойку.
«Ой, страшно, - говорила старшая дочь, - разворошили всё семейное гнездо, растревожили». Домыч ещё удивился, как правильно она прочувствовала тревожность момента. Обычно такие события – не просто перемена местожительства, а смена семейных вех и поэтому – повод для тревоги.
Скелетик особо не переживал и думал незаметно юркнуть в коробку с верхней одеждой. Потом он увидел, что младшая дочка отправляет в мешки с ненужным хламом чахлое чучело обезьянки, и оцепенел от ужаса. Ай-я-яй! Этого делать категорически нельзя! Реликвии этого не прощают. Как можно не ощущать их особое живое поле и добрые волны, поражался Скелетик.
Хорошо Хозяйка вовремя спохватилась. Расстроилась. И побежала на улицу к контейнерам, ворча и ругая дочек. Там поверх мусорной кучи лежала старая жалкая обезьянка, вперив немигающий взгляд стеклянных глаз в хмурое небо. Хозяйка взяла её на руки, как будто она была живой, прижала к груди, нежно погладила по голове и понесла обратно домой: «Бедная моя, прости. Я сделаю по-другому».
Тем временем внутри чучела сжавшийся до размеров зёрнышка, обиженный Домыч всхлипывал от пережитого, понимая, что Хозяйка спасла его от бесславной кончины на свалке.
На другой день Хозяйка отнесла свою обезьянку в городской краеведческий музей. Скелетик всё удивлялся, никак не мог взять в толк, зачем нужна музею промышленного уральского города облезлая телесная оболочка вьетнамской мартышки. Наверное, в музее тоже удивились такому подарку и даже, может быть, сделали вид, что принимают экстравагантный дар. Впрочем, он успел увидеть, как перед этим белое облачко из мартышки улетело неизвестно куда. Впоследствии Скелетик не раз задавался вопросом, существует ли до сих пор в музее этот никакой логикой необъяснимый экспонат. В новой квартире обязательно будет другой Домыч. О себе Скелетик не беспокоился, был уверен, что просто переезжает вместе со шкафом и одеждой. Время его тайны ещё было впереди.
Часть третья. Тайное и явное