Сад жизнью жил своей цветочной,
Средь разноцветных лепестков,
И недостриженных кустов,
Вокруг канавы водосточной.
На клумбах было не спокойно,
Ютились травы как могли,
Одни недавно отцвели,
Другие ждали час достойный.
Двор королевский был ухожен,
Налажен капельный полив,
Сорняк, изрядно навредив,
В компост был бережно уложен.
Король, известный эпатажем,
Опять принялся за своё,
С утра вопил, что всё моё,
И слыл чудным персонажем.
Король-Пион указом новым,
Велел закаты отменить,
И запретил Луне всходить,
Чтобы в ночи не быть бутоном.
Он раструбил во все концы,
Собрав придворных возле клумбы,
И объявил с садовой тумбы,
Что уж отправлены гонцы.
Такое даже и не снилось,
Гонцы, жужжа наперебой,
На Солнце ринулись гурьбой,
Сказать, чтоб больше не садилось.
К зениту яркий диск катился,
И жаркий полдень наступил,
Пион о пире объявил,
И в трон свой важно опустился.
В свои ладоши хлопнул дважды,
Как вдруг с окрУжных родников,
И минеральных рудников,
Пошел полив, снимая жажду.
Тот пир на редкость был обильным,
И пили травы от души,
И взрослые, и малыши,
И в росте прибыли стабильно.
Закончив пир отрыжкой сытной,
И разогнав зеленых мух,
Явился к королю Лопух,
Сплетя навес солнцезащитный.
Бежали нехотя минуты,
Пион крутился и не спал,
Он все отлично понимал,
И план вынашивал раздутый.
Жужжанье всполошило всех,
И вновь король собрал придворных,
Вестями с неба удивленных,
В рядах садовых вызвав смех.
«Да как он может, этот рыцарь,
Служить кому-то, как не мне,
Я здесь король! И будет смерть,
Тому, кто мне не подчинится!»
Но Солнце шло по небосклону,
Прочь от интриг и суеты,
Сводя с ума в саду цветы,
Бросая тень на власть Пиона.
И сам король к лучам тянулся,
И по траве пустили слух,
Что рыцарь-Солнце просто глух,
И вряд ли слух к нему вернулся.
Король хитрил, весьма лукаво,
Пуская слух про глухоту,
Он знал, что в эту духоту,
Его слова уйдут во славу!
Длиннее становились тени,
И вечер близил темноту,
Смывая с сада красоту,
Включая цепь простых явлений!
Опять король собрал вельможей,
С тирадой выступая вновь,
Печалясь сильно, что любовь,
К цветам в саду была ничтожной.
Едва поклон отвесив чинный,
Все травы начали зевать,
И стали дружно засыпать,
Забыв про волю господина.
Пион держался из всех сил,
Пыхтел и ночи не сдавался,
Устал, отчаялся и сдался,
Бутон свой все-таки закрыв.
Тут в небо выкатился месяц,
И звезды вышли погулять,
За садом тихо наблюдать,
За тем, кто бодр при сонной пьесе.
Кругом все спят, одной не спится,
Ту, что при белом свете дня,
Никто не видывал – цветя.
Но тоже мнит себя царицей.
Лишь лунный свет коснулся почвы,
Проснулся в тонких жилах сок,
И распустив большой цветок,
Явилась королева ночи.
Всегда одна среди бутонов,
Горда, прекрасна и свежа,
Для всех уснувших – госпожа,
Ну в том числе и для Пиона!