Я в четыре оцепенел,
услышав Adagio sostenuto,
Бетховена Людвига ван,
соната номер четырнадцать, –
теперь уснуть
не могу по ночам --
в какой же помойке я
без всякой надежды выбраться –
а просыпаюсь, в чужой диван
крича –
я никогда не был ломким,
но, видит Бог, я устал – впрочем, начну
с начала.
Рос без отца, перебивались,
мама тянула всё,
до сих пор вспоминает, как в девяносто восьмом сидели на рисе и на горохе дроблёном,
денег на мясо не было –
шут бы с ним, с мясом –
дом аварийный, здесь обвалится,
там протечёт,
приехать, помочь чем – ни средств, ни времени –
а в мозгу раскалённом:
как выжить вообще
с этой профессией хр;новой,
под бременем
провозглашённого имени.
Предупреждали меня: «будешь нищим»
– легко смеяться в ответ,
когда семнадцать,
и кажется, шаг – до Олимпа добраться,
когда ещё не попробовал
рисовых шариков с соусом соевым
на протяжение месяца.
Бьюсь за каждую тысячу –
определённо, в конце туннеля есть свет –
с таблички «выхода нет»;
жизнь то ли раба, то ли робота,
и настроение – то ли плясать,
то ли повеситься.
Я делал всё, видит Бог, чтобы в элиты пробиться –
золотая медаль, красные корочки,
вуз престижный в столице –
но близоруким был с десяти, не думал, куда податься –
в одиннадцатом
за двенадцать
устроился концертмейстером
в ДМШ играть «Маленькой ёлочке».
И я в аду ежедневно,
в аду – ежедневно;
оставь надежду, стань смиренным,
отрешённым,
блаженным;
здесь паутина путей перевёрнута в бездну центром,
стоят с протянутой физик и лирик,
Корчак и
Авиценна –
никто не хочет их знать,
никто не знает им цену.
Я думал, я здесь проживу без туза в рукаве
и валютной котлеты в кузове,
но учили писать симфонии, и не учили – для Бузовой.
Сменил с десяток бюджетных мест, везде – «ну, оклад у нас небольшой» –
я задолбался в край,
убейтесь об стену
с этой лапшой.
Прогресс, впрочем, есть – я уже в полной мере
ощутил диспозицию
своей экзистенции
в контексте
культурной столицы.
Я давал на себе кататься,
пробовал бить копытом
пото;м –
но всё ещё сивый мерин,
видимо, так уж отмерено –
выбросило на берег, хватаю ртом
воздух – цензурно и не назвать хронотоп
хронической депривации,
обитаю я где –
четвёртая Скрябина – «полёт к далёкой звезде» –
счастливо оставаться.
И тут мне начинают советы давать доброжелатели,
что быть принципиальным таким
видите ли, не обязательно,
«сейчас такие дни, надо предпринимательным
становиться,
уметь
подать
себя, продать,
упаковать,
вложить,
прокрутить,
раскрутиться;
подняться не так уж и сложно в чудесное это щедрое время,
нос по ветру, ухо востро, надо просто быть в теме –
ну или найти себе дойное вымя»
– да топайте к чёрту!
Как только не прогибался я,
не продавался я,
не холуйствовал,
нужным людям не улыбался я,
чем только не пробовал я себя –
нотным листом,
тамады микрофоном,
пилил на заказ отстой,
стоял за пультом –
на счету всё равно по нулям,
сингулярность,
то ли карма дурная, то ли дурак поролоновый –
mea culpa.
В поте, как завещал нам Господь, лица своего
пашу, пишу в три смены –
ничего по-прежнему нет;
ну давай, посоветуй мне в спектр услуг
включить горловой минет –
может, с него-то и пойдут перемены;
«лох – ну что с него взять,
неудачник по жизни; не от мира сего» –
я молчу –
парировать нечем, кроме этого flow.
И я в аду ежедневно,
в аду – ежедневно;
оставь надежду, стань смиренным,
отрешённым,
блаженным;
здесь паутина путей перевёрнута в бездну центром,
стоят с протянутой физик и лирик,
Корчак и
Авиценна –
никто не хочет их знать,
никто не знает им цену.
Я не понимаю, чем я Господа обидел –
в чём слишком гордый,
из меня уже вылепить можно любую фигурку – таким покорным
стал я в труде упорном;
ведь я не прошу дорожек ковровых
Канны,
ванну
с девой в лавандовой пене, «Кайенны» –
мне бы для счастья квадратов двадцать
да стены –
до дома добраться,
настоящего дома,
куда бы компьютер привёз словно прекрасную даму,
скинул рюкзак Агасфера,
отвал вездехода –
вера
на исходе –
Господь, ответь, ну сколько ещё мне
землю глодать,
ложиться костьми,
из сил выбиваться,
за право простое
по вечерам домой возвращаться?
И каждый паршивый коуч
втирает за мотивацию,
медитацию,
позитив –
а я всё больше к тому склоняюсь, что тут не поле, действительно, перейти,
иные твердят: «радуйся малому, ну ты чего такой злой»
– а ты попробуй мою пирамиду Маслоу
построй.
И я в аду ежедневно,
в аду – ежедневно;
оставь надежду, стань смиренным,
отрешённым,
блаженным;
здесь паутина путей перевёрнута в бездну центром,
стоят с протянутой физик и лирик,
Корчак и
Авиценна –
никто не хочет их знать,
никто не знает им цену.
2019.11.23