Опять Акунин отложил цейтнот
и приковал к дивану детективом.
Кто эту страсть испытывал, поймет,
как книжный черт впивается в загривок,
когда ты за убийцей по пятам,
пугаясь каждой тени в подворотне,
глазами без отрыва по листам
несешься резво в книге приворотной.
Снаружи ощетинились дела,
родные гневно требуют вниманья,
и ты бы встала, если бы могла
Фандорина предать, когда он ранен.
В разгаре упоительных страстей,
взорвав густой и молчаливый сумрак,
дверной звонок сулит то бишь гостей,
никем нежданных в это время суток.
Рука летит открыть скорей замок,
а в мозг летит сомненье: вдруг убийца
из детектива вылез? Но урок
не впрок. Мне не остановиться.
За дверью бледный узкий человек:
не видно глаз в безбровых темных ямах,
на бейджике размытый имярек,
в костлявых пальцах мятая реклама.
-Я занята!, -- от ужаса пищу.
-Вы заняты? – лицо в кривой усмешке,-
Зайду потом. - А я вас не пущу,-
подумала и дверь закрыла спешно.
Мои гостеприимные друзья
его не так давно поили чаем,
а он их, не спросив, бесстыжий, взял
и утащил за грань безбровой дали.
На фотографиях среди еще живых
он проступает пикселями страха,
сужаюший круги костлявый псих,
в альбоме лица метящий с размахом.
-Я занята, -- сказала, дверь закрыв.
Ну, что, Фандорин разобрался с татем?
Простите мне досадный перерыв.
Отвлек один смурной рекламодатель.