Мне нужно опуститься до бомжа.
Блуждая без надежд, добра и света,
Над пропастью, по лезвию ножа,
Чтобы подняться снова до поэта.
И прошлое своё перечеркнуть –
Прекрасные и ветреные годы.
И мерзким стать, и в челюсть садануть
И мыслям, и поступкам благородным.
И пить, не просыхая, двадцать дней,
И шляться по вокзалам и притонам,
Пока не окажусь на самом дне,
Безбрежный ад пылает под которым.
На метр подпустить косую смерть
И в рожу ей плевать, победно воя,
Что я неуязвим. Что и теперь
Я выскочу из этого запоя.
Реально ведь – ни разу не подох,
Ну разве что расширенная печень…
Но кончится запой. И – отходос,
Когда чертяги тянут в свои печи.
И скачет сердце, и бросает в жар,
И не присесть, и не прилечь не можешь.
И вспоминаешь этого бомжа,
С которым уже истинно похожи.
И вот когда ты думаешь – хана
На этот раз уже наверняка мне!
Вдруг над тобою белые крыла
Неведомо откуда возникают.
И ты взываешь: «Господи, прости!
Клянусь тебе, что завяжу вообще я!
Помилуй мя, грехи мне отпусти!»
И… вскоре наступает облегченье…
Не скачет сердце бешеным конём
И не кружатся мысли в хороводе.
И постепенно, верно, день за днём
В себя ты окончательно приходишь.
И думаешь: зачем мне быть бухим,
Когда по трезвяку всё так комфортно:
И пишутся хорошие стихи,
И всё путём с семьёю и работой!
И весел ты, и любишь всех людей,
Паришь, земли не чуя под ногами.
Потом. Проходит несколько недель.
И лучший друг напиться предлагает…
Таких друзей ну точно бы – в музей –
За самое их трепетное место.
А сам-то ты? Сильнее и мудрей?
Вот это мне, к несчастью, неизвестно.
Зачем, туша в душе любви пожар,
И дружбы, что со многими связала,
Похожим становиться на бомжа
Из перехода Курского вокзала.