Мое детство и юность проходили в поселке Кулотино. Папа работал преподавателем в сельхозтехникуме, мама учителем русского и литературы в школе -интернате.
С возраста детского сада, моя память начала откладывать осознанные моменты моей начинающейся жизни. Помню, мы играли на участке детского сада, и всегда было, почему-то, тепло и солнечно. Группой ходили в Приволье- это бывшая помещичья усадьба, где сходились две речки «Перетна» и «Хоренка», вернее «Хоренка» впадала в «Перетну». Места очень живописные. Возвышенность с высокими соснами и низина у реки, в виде большого луга, с разного вида цветами и травами. Дети собирали желтые одуванчики, и воспитательница плела им на головы венки. Помню, как ловил сачком бабочек, поймав одну брал ее в ещё маленькие ручки, бегал, показывая всем. Потом лежа на траве рассматривал ее удивительно яркие, живые цвета. Затем отпускал. На пальчиках оставалась пыльца от ее крылышек. Вокруг так тихо, что слышно, как стрекочут кузнечики, жужжат пчелы, жучки и разные насекомые. Прислушавшись попадаешь в другой мир со своими звуками, с невероятными красками, ни с чем не сравнимым благоуханным, смешанным запахом луговой травы, меда, клевера, васильков, ромашек... Доносящийся шум детских голосов, как будто где-то очень далеко. Рядом за речкой на возвышенности, виднеется бывший дом помещика, даже не дом, а небольшой замок из красного кирпича, с полукруглыми окнами, башенкой и колоннами, с красивыми перепадами крыши покрытой черепицей. В то время там размещалась больница. (Отец закончил художественно-ремесленное училище после войны в Ленинграде, и рисовал пейзажи, потом всю жизнь уже живя за границей, говорил, - «лучше природы чем в Кулотино не видел»). Кроме того, запомнилось, то чем нас кормили в саду, вернее одно блюдо особенно. Это манные биточки с шоколадной подливой. Не все дети ели с удовольствием биточки. Были те, кто отказывался и уходил в группу, а я собирал с нетронутых тарелок и все съедал. До сих пор помню этот вкус. Пробовал сам готовить это блюдо. Но так, не получалось.
Также ходили в наш огромный и шикарный Дом Культуры, смотреть фильмы и разные представления... В саду проходили музыкальные занятия, руководителем была уже не молодая женщина, Анна Николаевна Высоцкая, пра- пра- правнучка Кутузова, как она потом нам с мамой рассказывала. Она же была моим первым учителем музыки.
В саду разучивали с ней детские песенки, последняя перед школой была «Орлята учатся летать».
А ещё помню как-то в группе, кто бегал, кто песенки пел, а кто в игрушки играл. Те кто рисовали и что-то вырезали, сидели за столом вместе с воспитательницей. Она была красивая, молодая девушка, с вьющимися темными почти каштановыми волосами. Я тоже рисовал и у меня упал карандаш под стол. Полез его искать. Нашел. Начал вылезать и тут увидел среди детских ног, голые ноги воспитательницы. От жары видимо, подол легкого платья, она собрала высоко над коленями. Дальше я увидел, что на ней нет трусиков. Вылез из под стола, огляделся, все вокруг шумели как всегда. Карандаш снова падает, и я снова лезу его искать. Так он падал еще несколько раз, пока воспитательница не обратила внимание на меня, ныряющего под стол. Спрашивает, - «что ты там ищешь?», - «карандаш», - «нашел?», - «да нашел». Наверное начинался период полового созревания…
В первый класс шел, почти летел, с чудесным настроением. Правда перед этим собираясь в школу, получил хороший подзатыльник от мамы , за то, что в новеньких носках пробежал после дождя по улице в сарай, за сохнущими сандалиями. Но надев новые, мчался с цветами и тащил за собой большущий портфель. Чтобы портфель не волочился по земле, мне приходилось плечо поднимать вверх, потому как был очень маленького роста. В первый день мы знакомились с классом, школой и нашей первой учительницей Раисой Иосифовной Мосягиной. Это было интересно и волнительно. Кроме всего прочего она говорила нам, - «вы дети счастливые, будете жить при коммунизме, а наступит он через двадцать лет». Потом рассказывала, что это такое. - «При коммунизме не будет продавцов в магазинах и денег не будет. Каждый человек взяв какую-то вещь, пойдет за нее честно отработает. У советского человека сознание будет высочайшего уровня». Мы конечно были рады что в магазин можно будет ходить без денег.
Нашу учительницу все любили. Сколько хлопот мы ей доставляли. Не в учебе, учились как раз мне кажется все нормально, кто хуже, кто лучше. Я не мог сидеть на месте энергии было через край. Как-то уже в классе третьем, Раиса Иосифовна сказала,- «Потиха что ты так себя ведешь? С такой фамилией. С такой фамилией есть ученый русского языка!». В советские годы было принято равняться на всякого рода политиков, ученых и знаменитостей с портретов. Я не понимал причем тут ученый, но придя домой рассказал папе про однофамильца. Он оказался родственником и был двоюродным дядей моего отца из Волгограда. Но на мою дальнейшую жизнь это обстоятельство никак не влияло.
Класс был довольно дружный. Прямо в первый день мне понравилась Наташка Ананьева. Волосы у нее были темные с рыжинкой, губки яркие будто накрашенные, она сидела за первой партой слева от учительского стола. На переменках носились так, что все мелькало перед глазами. Как-то нечаянно толкнул третьеклассника тот меня в ответ, а я ему в глаз. Глаз посинел. На следующем уроке в к нам зашла учительница из третьего класса и строго спрашивает, - «кто здесь Потиха?!» все взглянули на меня, а я втянув голову в плечи стал еще меньше, протянул, - «я-а-а». Она в изумлении. - «Этот?!» «Ну пойдем со мной». Мы пошли в тот класс, учительница поставила меня у доски и говорит, - «этот мальчик из первого класса избил нашего «Васю»! Наступила тишина. Дети выглядывали, приподнимались чтобы разглядеть хулигана. И вдруг раздается хохот. Смеялся весь класс в том числе парень с синяком и сама учительница. На том все и закончилось. В своем классе я и мой дружок Сергей Лелетин были самые маленькие.
С пацанами быстро сдружились. Гуляли вместе и в не школы. Особенно любил ходить на первый поселок, там играли в лапту, пятнашки и разные игры, бегали в парк на большие качели в виде лодок, а в конце парка были Гиганты - высокий столб, с свисающими, пожарными рукавами ,закрепленными в верху на крутящемся шарнире и мы крутились на этих рукавах вокруг столба. Также ходили в Д.К. Почти каждый день. Это был наш дом. Там всегда было интересно. Проводились все праздники. Играл вокально инструментальный ансамбль. Я смотрел на них и завидовал. Мне тоже хотелось играть и петь в ансамбле. Проходя мимо здания, всегда было слышно звучание инструментов духового оркестра. Даже спустя несколько десятков лет шел мимо, и услышал те же звуки. Без этого оркестра не обходился ни один праздник.
Поступил в музыкальную школу по классу фортепиано, а до этого меня учила Анна Николаевна. Когда приходил к ней домой на урок, попадал во времена русского дворянства. Ее квартира была, как музей. На стене прямо между окон висел портрет Кутузова, хозяйка вставала перед портретом боком показывая свой профиль и спрашивала,- «похожи?». И действительно она была похожа с изображением Кутузова. Еще она указывала на родинку на шее Кутузова, у нее была такая же и на том же месте.
Шторы в квартире были бархатные, с кисточками и бахромой. Справа от прихожей стояла старинная, бордового цвета тахта. С потолка свисала большая, ажурная люстра и вообще было очень много старинных, больших и маленьких вещей. Частенько просил у нее разные вещицы для школьного музея. Интересно жив ли тот музей?..
У стены слева стоял инструмент- старинное пианино с подсвечниками и чуть пожелтевшими клавишами из слоновой кости. Вот на нем-то я издавал первые звуки. Первое произведение которое выучил, «Чижик пыжик где ты был на Фонтанке водку пил» одним пальцем, «выпил рюмку выпил две зашумело в голове», второе «Собачий Вальс»
и в конце концов в большом зале Д.К. В четыре руки с директором муз. школы Еленой Федоровной Савенковой при полном зрителей зале, играли «Танец маленьких лебедей» из «Лебединого Озера» и сольно, этюд Шуберта и произведение Шопена, не помню какие. Также был солистом хора муз.школы. Помню в этом же зале исполняли песню «Цып, цып мои цыплятки». Мои способности к пению заметили еще в первом классе. С тех пор мало какой концерт обходился без меня. С какими-то речами выступал от школы на разных мероприятиях. На одном из них в день поселка, стоял на балконе Д.К. и читал, скорее орал в микрофон отчет об успехах школы за прошедший год. «Наша школа сдала три тонны металлолома! Триста килограмм макулатуры! Да это и понятно!» и т.д.. До сих пор не пойму этой фразы «Да это и понятно». Честно не очень-то радовало быть затычкой. Я искренне не понимал, что такого особенного в моем голосе и мне хотелось больше носиться с друзьями по улицам Кулотино. Один раз повздорил с директором школы Марией Николаевной Кудряшовой. Она была женщина строгая и к тому же полная, что придавало еще большей строгости. Поймав меня в коридоре школы, на каком-то празднике, заставляла петь какую-то песню. Изрядно помотав ей нервы, пришлось подчиниться, а друзья уже мчались на улицу.
Когда нас принимали в пионеры на школьном дворе, пел песню «Летят перелетные птицы» аккомпанировал всегда на баяне Виктор Иванович Калинин. Прибежав домой с красным галстуком на шее кричу, - «мама меня в пионеры приняли!» Мама, - «хорошо, а это не ты там голосил на все Кулотино?». Мы жили рядом с школой на Кооперативной улице дом 2 теперь там пятиэтажка.
Еще выступали с Сергеем Соболевым на районном музыкальном конкурсе, я с песней «Гренада» и вдвоем - «Журавли», выиграв, дальше поехали на областной конкурс в Новгород там с «Гренадой» занял первое место. Как победитель выступал на концерте в Дворце Культуры Профсоюзов. Вот там-то у меня первый раз тряслись ноги. Огромный зал полон зрителей, все софиты и освещение направлены на сцену, в общем жуть! Но все обошлось. Это было в пятом классе.
Потом через годы смотрел в этом зале группы «Земляне», «Сябры», «Верасы».
А дома было хорошо! С пацанами ходили в кино почти каждый день, входной билет стоил толи десять толи пятнадцать копеек для детей, не помню точно, зато фильмы и сейчас многие в памяти.
«Неуловимые мстители», «Фантомас», все фильмы про индейцев. Кстати в Берлине немного общался с женой режиссера Richard Groschopp создавшим эти фильмы с участием Gojko Mitic на киностудии «DEFA» DDR - Ursula Madrasch она была ассистентом у мужа.
Мой знакомый русский немец попросил съездить с ним в один частный дом где работал садовником, помочь передвинуть мебель, я согласился. Когда ехали, сказал, что хозяйка- вдова режиссера, который ставил фильмы об индейцах. Я обрадовался.
Хозяйка была дома, представился как мог (еще язык знал плохо только первый год жили в Германии). Обратился к ней Frau Madrasch, она попросила называть просто Ursula.
Говорил, что в России очень любили фильмы ее мужа. Ей было приятно и она рассказала как нелепо несколько лет назад умер ее муж. В том доме где мы находились, он работал в саду, опрыскивал кусты. На спине был баллон с жидкостью. Подошел к кусту около костра и повернулся к огню спиной чтобы опрыскивать. Тут баллон вспыхнул и моментально все загорелось. К сожалению, он не смог скинуть баллон. Так погиб режиссер таких культовых фильмов нашего детства. Мы еще несколько раз приезжали помогать. Общались с ней. Говорила что Gojko Mitic, живет тоже здесь не далеко. Потом она продала дом и уехала неизвестно куда. Через несколько месяцев увидел ее по немецкому телевидению Рассказывала о муже, фильмах и о каких-то книгах.
Однажды с пацанами смотрели фильм о войне. В сюжете была сцена, когда командир отправлял разведчиков в тыл врага на задание и одного из бойцов остановил сказав, - «ты еврей, тебе нельзя в тыл» я спросил у пацанов,- «кто такой еврей?» кто-то из ребят сказал,- «евреи, это хуже цыган» про себя подумал,- « это, как хуже?»
Мы жили в большом старинном доме, тоже оставшемся после помещика. Наши соседи были учителя из техникума: Черновы, Кокорины, Пагель, Карпины еще кто-то и мы. Жили дружно. У Черновых всегда все собирались. Отмечали праздники, просто пили чай играли в шахматы. Приходил Вилен Витальевич Сагалатов всегда с шахматами, да и в каждой квартире были доски. Я тоже тогда научился играть. И дети собирались у Черновых. Мы дружили с Леной, а к ней приходили подружки и среди них Галя Сагалатова, в общем было весело..
Наши ворота во двор, находились напротив школьных ворот и всегда было видно кто куда едет или идет..
Как-то однажды в выходной, сижу на воротах жду Сашку Петрова. Мимо проходят подвыпившие студенты. «О! Это ж сынок еврея! Ты скажи своему папаше еврею, что мы его не боимся!» спрыгиваю с ворот и бегу домой. «Папа меня студенты евреем обозвали». Папа посмотрел на меня,- «да сынок мы евреи». У меня к горлу начало подкатывать. Думаю про себя.- «Что это мы хуже цыган?! Не воруем, по домам не ходим, не попрошайничаем». Никак не мог понять что происходит? Вот так я узнал, что имею отношение к евреям. И что еще долго предстояло разбираться почему мы хуже всех худых.
Хоренка.
Хоренка это отдельная история. Когда проходишь мимо обрыва у реки, невольно останавливаешься и смотришь сверху вниз на луг, лестницу, речку, мост , подъем на гору на другой стороне реки и сосны на горе. Дух захватывает! На лестницу вниз к речке я мог по десять раз на дню бегать. Купались не вылезая из воды, начиная от лесопилки и до моста. Дальше лесопилки был омут, рядом дерево и на толстой ветке от него, висела веревка для ныряния. Там не купался. Ходили слухи что в этом месте кто-то утонул, а я плавал плохо.
Однажды решил попробовать погрузиться на дно реки у моста, чтобы найти, что ни будь интересное. У нас в кладовке хранились из техникума сумки с противогазами и шлангами к ним. Взял несколько шлангов, скрутил между собой. Один конец прикрутил к противогазу, а второй привязал веревкой к полену. Получилась конструкция метра три длиной. Затем связал две хозяйственные сумки, загрузил их кирпичами, чтобы можно было поднять и потащил все вниз по лестнице к Хоренке. В конце мостика слева спустился к реке одел на себя сумки. Одну спереди другую через плечи назад. Натянул противогаз и полез в воду. Сначала погружение шло хорошо, уже мог различать под водой на дне какие-то предметы. Полез глубже и потянул за собой шланг. И вдруг вместо воздуха в нос и горло хлынула вода! Воздуха нет я захлебываюсь, стаскиваю противогаз! А там опять вода! Из реки не вылезти, сумки тянут вниз. Кое-как освободился от своего водолазного костюма, как пробка выскочил из речки выплевывая воду, сопли, слезы. Вдохнул наконец воздух. Потом понял в чем ошибка. Если бы полено было не одно а два и шланг был бы закреплен между ними, то он был бы стабильнее. Но повторять не отважился. Вот так чуть не утонул.
Иногда с ребятами ходили на подрывное поле за Кулотино в сторону Котово. Там находили патроны, невзорвавшиеся снаряды. Разжигали костер и кидали найденое в огонь. Потом прятались за деревьями и ждали. Через некоторое время боезаряды начинали взрываться, тут становилось страшно, но интересно. Особенно если горел тратил, разноцветным фейерверком взмывали вверх искры! Тут же другие снаряды взрывались и осколки со свистом пролетали мимо деревьев где мы прятались. Жутко! Один раз девчонки из нашего класса тоже ходили с нами. Наша учительница откуда-то узнав, что мы были на подрывном, устроила нам мощный разнос с конфискацией! - «Все у кого есть трофеи выложить на стол!». Потихоньку мы начинали вытаскивать из карманов, портфелей у кого патроны, у кого детали от оружия. У девочек в носовые платки завернуты патроны, тоже несли на сдачу к столу.
Все же добром эти походы не закончились.
Прошел слух по поселку, что кто-то подорвался на этих полях. Мы тоже приблизительно в это время ходили. Оказалось, что подорвался мальчишка шестого класса не нашей а восьмилетней школы, ему оторвало до колена одну ногу и раздробило вторую. Друзья на велосипеде везли его в поселок и он всю дорогу стонал и кричал,- «мама!»
Весь поселок пребывал в шоке! В больнице пролежал несколько дней. Сначала ампутировали одну ногу, потом вторую, потом он умер от потери крови. Его звали Коля Егоров.
Помню день похорон. Это был ужас! Хоронить вышли очень много людей. И самое на что смотреть было тяжело, гроб несли до кладбища его друзья, мальчишки шестиклассники меняя друг, друга. Сотни людей шли неестественно молча. На душе было муторно. Думаю, не только я, но все ходившие на подрывное, четко понимали в тот момент, что каждый мог оказаться на его месте.
Больше на подрывное никто не ходил. Даже слышать про него больше не слышали.
Жизнь продолжалась. В школе проводились разные мероприятия. С классом ходили на Лихую Кручу. Место уникальное, как из фильма «Угрюм река». Высоко на берегу растут сосны и ели, крутой обрыв по которому невозможно спуститься. Внизу мелкая река с камешками и между ними плавают рыбы. Ловили рыбу, жгли костры, пекли картошку. Также ходили в пионерский лагерь «Дружба», с концертами. Где нас хорошо принимали. После концерта всегда угощали вкусными пирожками с чаем. Иногда ездил в Окуловку. На привокзальной площади была столовая. Всегда заходил, покупал ватрушку с повидлом и чай. Интересно существует эта столовая? И есть ли там ватрушки?
В автобусе садился если ехали в Окуловку с левой стороны у окна, а обратно в Кулотино с правой, чтобы видеть церковь в Полищах. Интерес был вызван тем, что на крыше этой церкви росли березки. Было красиво! Но никак не мог понять, как это на крыше могут расти деревья? В центре Кулотино очень любил заходить в магазины, не покупать что-то, а просто смотреть на людей и на всякие товары. А покупал мороженое по семь копеек, на углу здания у проходной фабрики. Продавщица в белом халате и колпаке доставала ложкой из молочного бидона мороженое и накладывала в хрустящий вафельный стаканчик. Это было наслаждение! Еще на фабрике была старая машина Полуторка с довоенных времен, с кабиной из фанеры. Очень любил смотреть на эту машину. Иногда даже ждал у больших массивных, фабричных ворот, когда она выедет с территории. Там же в центре, в парикмахерской, нравился запах одеколона присущий только парикмахерским. Стригся всегда под полубокс. Рядом стояло здание почты, начальником была мама Оли Гусаковой. Я ее боялся, у нее был очень серьезный и строгий вид. Еще, наверное, потому что был влюблен в Ольгу с третьего класса. А у Ольги были свои приоритеты на этот счет. Как-то я подслушал на переменке разговор ее с подружками, Ольгой Поликарповой и Ольгой Трухиной. Что у неё один в уме и три в запасе. В уме Витька Родионов, в запасе Валька Гаврилов, кажется Соболев Серега и я попал в запасные. Меня это обрадовало. У Ольги была симпатичная сестра Лариска она ходила еще в первый класс, а я уже взрослый в пятом или шестом. Как-то плелся из школы, и она оказалась рядом, мы поговорили. Она вдруг говорит,- «давай поцелуемся». Мы стояли и целовались на середине улицы.
Между нашим домом и остановкой был пруд. В нем плавали всегда чьи то утки и гуси. На середине пруда из воды, торчала загнутая труба-струйка из нее зимой и летом текла вода. Эту воду носили в ведрах, для всех бытовых нужд. В доме не было ни ванны, ни душа. Вода была невкусная. (Но позже, переехав в Новгород и проходя врачебную комиссию, зубной врач спросила,- «это с каких гор ты к нам спустился, ни одной дырочки и никакого кариеса! Вода оказалось минеральной). Дальше за прудом на горе стояла баня. Отец иногда уезжал в колхоз с студентами на практику и мне приходилось в баню ходить одному. Один раз забыл в бане пакет с мылом и мочалкой. Мама отругала и говорит. - «Клюкву в сахаре так не забыл купить?! Завтра пойдешь за сумкой!» В бане был буфет, там продавались кроме всего прочего, зефир в шоколаде и клюква в сахарной пудре, что я очень любил. Следующий день был воскресенье. В бане женский день. Пришел, рассказал про потерю. Женщина банщица,- «где ты оставил свое добро?». - «В шкафчике». Мы прошли в раздевалку, но пакетика нигде не было. Она посмотрела на меня, решила, наверное, что я еще маленький согласно моего росточка, и повела в зал. Моечный зал был полон обнаженных женщин. Одни намыливались сидя на каменных скамейках, другие обливали себя из тазиков смывая пену. Я как завороженный, рассматривая каждую сверху донизу, еле шел за работницей бани. Она еще на ходу разговаривала с женщинами. Такое ощущение, что попал в сладостно-греховный мир. Женские тела были красивы. Я рассматривал всех, кто попадался на пути. Ноги, груди, у каждой внизу живота был волосяной покров в виде треугольника. У более молодых груди были торчком, а волосы внизу мягкие. Тогда не было еще моды удалять растительность. Банщица, увидев мои вытаращенные глаза, стала прикрывать их, не касаясь моего лица. Но я все равно выглядывал то сверху, то снизу. Пакет с мочалкой лежал у одной из скамеек. Обратный путь, молча преодолели быстро.
У Витьки Родионова отец работал в «пожарке», и нас Витька частенько приводил туда играть в биллиард это было здорово! С первого до второго этажа, где был биллиард стоял столб, по нему пожарные экстренно спускались по тревоге. И мы без конца спускались по столбу вниз. Какая-то особенная атмосфера была в пожарном депо. Большие машины красного цвета, лестницы, рукава, синие брюки «галифе», сверкающие шлемы.
Валька Гаврилов жил за Перетной, в новеньком двухэтажном доме. Его отец работал машинистом на паровозе. У него тоже часто бывали и там был особенный запах угля и масла. Когда Валькин отец приходил, ставил чемоданчик с инструментом в прихожей и снимал фуражку с железнодорожным знаком, в квартире распространялся паровозный дух…