Холодные волны кусают лодыжки,
щетинятся, скалятся.
Пену рвут в клочья чайки,
как цветы на лужайке,
белыми хлопьями оседают
на морском берегу,
взлетают с криками, пронзают воздух,
по ветру вздохами
несутся за горизонт,
обезумевшие от утренних первых лучей,
торопятся скорей
встречать корабли с соседних земель.
Собаки на причале валяются в мокрых сетях,
вгрызаясь зубами в клочья шерсти,
поджимая уши,
отгоняя мух.
Старый пастух
гонит стадо овец
на дальние склоны
в мерцании сладкой травы.
А в море по колено, в ознобе воды
стоит молодая Ассоль.
Она смотрит на горизонт, прочерченный
утренним небом,
сжимает пальцы на волосах,
слизывает на губах
морскую горькую соль.
Ассоль одержима морем,
кораблями, и алыми словно кровь
парусами.
Её сны всегда, как падение
с вышины
в кромешную пустоту,
где нет воды, песка,
горизонта и детской мечты.
Безумны её глаза, резки движения,
выдох на грани провала,
а кожа в крупинках песка.
И кажется ей, что она упала,
и ноги в крови,
что в мире закончились
все корабли,
паруса и капитаны,
что все слова – обман,
а обманщики пьяны.
Солнце процеживает облака,
кидается на берег и лодки,
целует бродячих собак,
ловит в объятия чаек,
оседает бликами на волнах
и бежит дальше, где далеко
среди бури и скал
плещется по ветру алый оскал
на сорванных реях
среди обломков морских зеркал.
По палубе катятся,
цепляются за борта занозами
одержимые сны,
тянут в пучину,
снимают с якоря
душу безумной Ассоль
и падают в соль.
Боль разрывает грудь,
вырывается птицами в небо,
разлетается в стороны,
оседает смехом,
касаясь уголков губ.
Ассоль заходит глубже
и закрывает глаза,
идёт вперёд, к горизонту,
где видятся ей паруса,
алые паруса...