1.
Безумный мир шагает в новый день.
Всё движется, скрипит, шуршит везде,
и все кого-то поминают всуе.
Мы раздвигаем внутренние льды,
не претендуем на стакан воды,
да и вообще почти не претендуем.
И давится слеза, но хватит ныть.
Заткни фонтан и просто жди весны,
упаковав себя в телесной таре.
Не нужен семинар про «сделай шаг»,
чтоб нерешаемое все-таки решать,
а после спать спокойно, без кошмаров.
Да, это наш кирдык и наш бардак.
Мы долго шли — и вот пришли сюда
вот этими вот самыми ногами.
Задев висок, взлетел прошедший год.
На все вопросы отвечает бот,
но что-то алгоритм его лагает.
Но так ли уж нам нужно знать ответ?
Достаточно уже внутри каверн,
и заполнять их можно чем угодно.
Вокруг полно картин по номерам.
Где было завтра — вдруг уже вчера.
И в этом есть забавная свобода.
Стрелять по звездам — романтично, да.
Ведь ты — поэт, обязанный страдать
(ну или просто конченый придурок).
Плетется серый поезд декабря,
и машинист, уставший повторять
тупой маршрут, глядит в стекло и курит.
2.
Каждому времени нужен герой —
даже с приставкой обидною «-анти».
Каждому бесу воздай под ребро.
Месяц заполнился письмами Санте.
Теплая лента венозной реки
нас переносит в готовое завтра.
К роли Ионы готовится кит.
Каждой истории нужен свой автор.
Жизнь продолжается в доме под снос.
Каждому автору нужен редактор.
Где же подарки твои, Дед Мороз?
Мы без подкормки сбиваемся с такта.
Где твой всем с детства знакомый мешок,
нудная внучка, и посох, и шапка?
Что выбираешь — вершок, корешок?
Гнется под смогом еловая лапа.
Шар разбивается в тысячный раз.
Так полагается — это ведь к счастью.
Год переходит на медленный брасc,
к стенке бассейна плывет безучастно.
Все обнуляется первым дождем,
если увидеть его не глазами.
Вышли из страха и к страху придем —
это и будет последний экзамен.
3.
Ищи сто пять причин не спать,
когда пустеет свято место.
Зима подкралась так нечестно,
сварилась снежная крупа.
Ищи в промерзшем декабре
хотя бы пять причин для солнца —
возможно, что оно вернется
чуть-чуть пожить в твоем дворе.
Рисуй следы под фонарем —
авось погоня не заметит.
Сегодня точно не умрем,
поскольку нас уносит ветер.
Летим неведомо куда,
шлем вниз пустые поцелуи.
Пускай порядка нет в рядах,
зато нас поминают всуе.
Восславься, шум! Живи, гротестк!
Храни нас всех, безумный клоун!
Мы источаем шумный блеск
и бурно празднуем условность.
На шоу мыльных пузырей
все разноцветно и забавно,
а кто-то сверху льет елей
и лечит нашу психотравму.
Уставший год теряет вес,
не хочет говорить о личном.
Ура-ура, у нас прогресс —
и мы выходим из больничек!
4.
Здесь замутили праздник. И всё под током.
На проводах развешен уставший год.
Все джингл беллзы просятся лыком в строку.
Скоро куранты вдарят ногой в живот.
Можно, конечно, спрятать себя за дверью,
схлопнуть пространство, время, закрыть замки.
Не суетиться. Не открывать америк.
Помнить, что были раньше легки-легки.
Вот между пальцев снова бегут минуты,
а по ладоням — скорые поезда.
Мы на стекле продышим кружочек мутный
и по привычке станем смотреть туда.
Может, покажут, что там, в ином далёко,
если, конечно, что-то там есть вообще.
Снег незаметно кутает в пухлый кокон
все, что нас греет, — сотни простых вещей.
Ветер стучится в окна, поет осанну.
Крутит буравчик дырочку в голове.
Месяц повис над городом круассаном,
чтобы разлить дежурный неяркий свет.
5.
Светофор горит огнем.
Полыхают ветки елей.
Мы сегодня не уснем —
праздник занял все постели.
Бултыхается салют
в темно-синем брюхе неба.
Разливайте, что ли, брют —
не пророс бобовый стебель.
Собран зимний урожай,
и в подарочной корзине
вырастает на дрожжах
пухлый серебристый иней.
Новая метет метла —
скоро станет чисто-чисто.
Только курится шала
старых дел и старых мыслей.
Все, что падает с небес,
разбивается о землю.
Города теряют вес,
замерзают, но не дремлют.
Может, черная дыра
поглотит нас, не заметив.
Тучи пляшут темный крамп.
в такт движению планеты.
6.
Скользи вперед на тротуарном льду.
Сограждане, укутавшись, бредут.
Уже довольно близок сбой в системе.
Запрячь себя в большом пуховике,
храни весну под веками в зрачке
и выпускай, когда настанет время.
Под фонарем томится тусклый свет,
и Джонни врет, что будущего нет,
хотя живет и здравствует поныне.
Нетрезвый год ударился в панк-рок.
Сказала мать: «Бывает все, сынок…» —
и уплыла с Папаниным на льдине.
Отличный метод — тихо жить в глуши,
не париться, не падать, не спешить
и не нырять в безумное цунами.
Но города вцепились в нашу плоть,
не отодрать их и не отколоть.
Мы прикипели к этой панораме.
Трамвай стучится бесом под ребро,
потом ныряем в темный рот метро
и едем в полудреме до конечной.
А там еще примерно полглавы
лететь домой в пыли на почтовых,
лелея в сердце нервную беспечность.
Кладет фотограф палец на курок.
Всегда всему приходит точный срок.
Язык ведет в какой-то новый Киев.
Минуты повторяют трагифарс.
На фото застываем мы анфас…
и будем жить, хорошие такие.
7.
Как веревочке ни виться,
а довьется наконец.
Оптом улетели птицы
сокрушаться о весне.
В теплых странах корма много,
жирных вкусных червяков.
Радостно за птиц, ей-богу, —
даже на душе легко.
В теле — пусто и прозрачно,
в голове — ночной дозор.
Год выплевывает жвачку.
Просыпается вахтер.
Караул, конечно, выпил
и немножечко устал.
Все смешалось в этом клипе.
Сверху слышно: «От винта!»
Так шагай поосторожней,
чтоб не оставлять следов.
Можно просто подытожить
все, к чему ты не готов.
Нам когда-то сочинили
сказочку про чистый лист.
Топай по «зеленой миле» —
выше ноги от земли.
Солнце из осенней хмари
прорывается назло.
На небесном тротуаре —
очень скользко и светло.
8.
Кола подъедает лед —
расшипелась нервной кошкой.
Год опять произойдет —
пробуй думать о хорошем.
Все мы знаем про наив.
Все мы помним про на…бку.
Где был болд, там стал курсив.
В потолок стреляет пробка.
Зазвенели не таясь
тонкостенные бокалы.
Снегом прикрывая грязь,
выпьем мы за ёлы-палы.
Телевизор глух и нем —
обойдемся без реляций.
Слишком много теорем —
всем хотелось доказаться.
Снова красная строка —
начинаем с белой буквы.
Звук летит под облака
и запрашивает Google.
Впрочем, ни к чему ответ.
Как-то справимся и сами.
Тот, кто всех живых живей,
ходит там, над небесами.
9.
На изнанке монитора,
прекратив бои,
строят свой панельный город
люди-муравьи.
Смотрят в слюдяные окна,
щурятся впотьмах.
Через них выходит боком
стылая зима.
Контур, обведенный мелом, —
их священный знак.
В январе все станет белым,
Словно белый флаг.
Прилетают на рябину
стайки воробьев.
Кто-то жив, а кто-то сгинул,
песен не поет.
Приходил усталый воин
с солнцем на губах.
Обещал, что всех накроет
мягкая пурга.
Точка, точка, запятая,
улица и дом.
Все пройдет. И все растает.
Утечет водой.
10.
Старый год размывается в чашке,
превращаясь в дисперсную пыль.
Поднимаются флаги на башнях.
Все сложнее сбежать от толпы.
Нам — полгода до солнечной бури,
и она не заплатит аванс.
Где же кнопка заветная, Урри,
отчего все слова да слова?
Отхлебни чечевичной похлебки —
этот метод проверен и прост.
Все цветное выносим за скобки,
превращаем в унылый компост.
Из людей понаделаны гвозди.
Все готовы к привычной борьбе.
Капитан не покинет свой мостик —
он привинчен к подзорной трубе.
Запустилась машина различий,
все вокруг превращая в стимпанк.
Остаемся за рамками кича,
но пытаемся мир не проспать.
Год становится все бесполезней.
Корабли, курс решив не менять,
уплывают в рассвет из железа…
Вот такая, малята, херня.
11.
С утра на кураже оплывшие соседи,
готовы класть лицо в подставленный салат,
ведь в каждом оливье — сто маленьких трагедий
и повод ускакать коленками назад.
Проход на небеса остался слишком узким,
и ангелы поют такую ерунду,
как будто их кумир — сам Тима Белорусских,
лепечущий отстой в горячечном бреду.
Давай пойдем гулять по скользким зимним крышам,
чтоб удержать себя в балансе декабря.
Ведь нам не привыкать то первым быть, то лишним,
пока огни гирлянд неистово горят.
Садится звездолет, подмигивая фарой.
Команда на крыле танцует зимний вальс.
Летят, летят с небес горящие икары —
они расскажут все, им нечего скрывать.
Давно пора сбежать от вялых многоточий,
которые ведут в дремучие слова,
где каждый голос тих, где каждый круг порочен,
где всех нас заклюет премудрая сова.
Заманчивый крючок потянет злая леска —
пришла пора сыграть нарядных глупых рыб…
Взвиваемся в закат во всем нелепом блеске
и смеха, и любви, и прочей мишуры.
12.
Качайся, как лихой гимнаст,
на допаминовых качелях,
лови волшебное свеченье,
которое хранит всех нас.
Мы исполняем наверху
все эти трюки без страховки,
неподготовлены, неловки,
не понимая, ху из ху.
Атланты, побросав посты
и позабыв про чувство долга,
угрюмо наряжают елку,
рискуя нагишом простыть.
Еще чуть-чуть — и грянет гром.
Нам Брэдбери писал об этом,
но мы забыли все сюжеты,
когда переставляли «Хром».
Рассажены по пузырькам,
мы бодро прыгаем в игристом,
за кроликом бежит Алиса —
так наступает ночь сурка.
И он, уже в который раз,
выходит, чистый и нетленный,
взрывает сумрачные стены,
во сне благословляя нас.
13.
Дни проходят в мельканье поношенных лиц.
Проливая елей, люди падают ниц,
чтоб слизать убежавшие капли.
Из колонок несется густая попса.
И зима, со счетов нас пытаясь списать,
тянет вниз ледяные тентакли.
Поскорей надевай свой дурацкий колпак —
колокольчик звенит, и недремлющий враг
вдруг становится ласковым душкой.
Не считай, сколько зим. Позабудь, сколько лет.
Ведь задача задач — устоять на земле,
приутопленной в няниной кружке.
Прокричит вдалеке паровозный гудок.
Все, что было, давай сохраним в гуглдок.
все, что будет, — достанем из шкафа.
Несомненно, нас ждут только лучшие дни,
и гаишник снимает сияющий нимб,
позволяя отделаться штрафом.
Звонко рвется декабрьская серая нить.
Телефон сообщает, что поздно звонить, —
собеседников нечего мучить.
Глядя в темное небо, несложно гадать.
В леденеющий космос уходит звезда
и оттуда нам делает ручкой.
Ноябрь–декабрь 2019 г.