В моей ветхой лачуге и сырость, и мрак,
По углам пауки да мокрица.
Как хотелось взглянуть хоть единственный раз
На жилище красавца-маркиза.
Пусть торговки ворчат: «Его нрав извращен,
Место «светлости» в буйной палате».
Только я не беру злые сплетни в расчет.
Он девицам так дорого платит!
О забавах его знают граф и плебей,
Слух достиг и ушей королевы.
Заработать деньжат и отведать плетей
В древний замок слетаются девы.
Вот он маску напялил – ей-богу, палач!
То берет он зазубренный ножик.
То перчатка с шипами, то острый палаш
Аккуратно царапает кожу.
По спине заиграла веселая плеть
В подземелье у замковой башни.
Прочертила багровый, пылающий след,
И оставил синяк набалдашник.
У маркиза есть друг. Тоже, кстати, маркиз.
Все, как есть, он опишет в романах.
Я исполню любой, самый гнусный каприз.
Обработают лекари раны.
Как он сладко меня истязал и терзал,
Стон и визг оглашал коридоры.
Языком со спины капли крови слизал,
И вручил кошелек луидоров.
Мол, спасибо тебе, не ломала комедь,
А, крича, мою плоть возбуждала.
В те мгновенья, когда эта хлесткая плеть
Твои плечи и стан обжигала.
…Пролетело лет пять как твои сизари.
Что эпохе от девушки надо?
Ублажать санкюлотов в садах Тюильри,
С голой грудью вести к баррикадам.
Это было со мной в девяностых годах,
В дни свободы, раве’нства и братства.
В политический клуб превратился бардак,
И конюшнями стало аббатство.
Бушевала толпа; улучая момент,
Витражи у дворца колотила.
И стояла на площади как монумент
Королева толпы гильотина.
И доволен палач, и ликует народ –
Новой крови сегодня пролиться.
Стойте, это маркиз! Позабыв свой порок,
Он мятежником стал, роялистом.
Я увидела вновь губ жестокий изгиб,
Целовавших так страстно и пылко.
Перепачкали лезвие кровь и мозги,
Голова отлетела в опилки.
Запищали подруги, давай укорять,
И кюре бормотал по латыни.
Оттолкнув палача и рванув рукоять,
Я обрушила нож гильотины.