* * *
Сбрось минувшее, точно
всё отжившее в нём.
Жизнь сожмётся до точки –
сущим явится днём.
Богом данным мгновеньем
наполняй свою грудь.
Кровь, бегущая в вене, -
вот и весь он твой путь.
Но ночными конями
в твоём нынешнем дне
как тебя нагоняет
всё былое во сне!
Догоняет дорога,
сонм отставших людей…
Боже мой, как их много
шло с тобою по ней!
Лет испившие разных,
из печальной дали
все они не напрасно
за тобою пришли.
* * *
Не положили отчие равнины
и свет небесный гладкого пути.
Ах, где вы, золотые середины?!
То ропот гневный, то печаль в груди.
Я не судья вам, города и веси,
а просто сын нетерпеливый ваш.
И не сулит третейских равновесий
ни эта даль, ни сдавленный пейзаж.
Всё тише, тише небеса курлычат
в урочный срок прощального тепла,
и на кругу сезонов и привычек
душа покоя так и не нашла.
И жизнь свершается на острой грани.
И лучшего, наверно, не дано,
чем бесконечно раниться и ранить
самой судьбой, где всякого полно.
И этот путь неконченный итожа,
я вижу мира грубые черты,
и всё прекраснее, и всё дороже
счастливое стеченье доброты.
* * *
Вот уже безумия на грани,
берег веры я ищу с тоской.
Утопаю, Господи, в обмане,
что от зла и прелести людской.
И вблизи от вечности громады,
по годам мудрец почти уже,
как я мало, грешный, слышал правды,
сколько тайн храню в своей душе!
Пусть и осень вся стоит сквозная
на моём оставшемся веку,
я не всё скажу, о чём я знаю,
и молчать - живой ведь - не могу.
И в разверстой жизни - разве странно? -
кривизна нас повязала сплошь.
И на подлость полного обмана
есть и недосказанная ложь.
И не то, чтоб здесь мы были квиты,
но по изъявленью своему
этот мир, свечением залитый,
мы повергли в маловерья тьму.
* * *
Мне убыванье наше скрасить нечем...
О, если б я тебя заверить мог,
что где-то ждёт нас время новой встречи
куда на больший и счастливый срок!
Пора утихнуть... Вот была бы милость,
прощенье затянувшейся вины,
что в срок земной любовь не поместилась...
Мы жизнью всё в себе изжить должны.
Печальное моё несовпаденье
усталости с переполненьем чувств...
И потому, когда я стану тенью,
в пустое я томленье превращусь, -
как имя, что затеряно в склерозе,
стучащееся в память со слезой,
иль трудное дыхание в предгрозье
с неразразившейся потом грозой.