Поэзия Евгении Босиной, или Сказка от первого лица
Предисловие к книге стихов Евгении Босиной «Акупунктура»;
Израиль, Хайфа, 2021.
Прочитав одно стихотворение Евгении Босиной, читатель воскликнет: «Да! Это прекрасно!» Прочитав десять её стихов, он негромко скажет: «Как интересно! Но как много здесь странного...», – и, возможно, задумается о том в собственной судьбе, что прежде казалось ему простым и ясным, а теперь почему-то таким не кажется. Окунувшись же с головой в поэзию Босиной, читатель рискует вынырнуть из неё с возвышающим и немного пугающим чувством нового или как минимум обновлённого представления о себе и о мире. Именно таким откровением – и я ещё не до конца понимаю, что мне с ним делать! – стал для меня этот сборник.
Помню, как после этого абзаца я притормозил и задумался: так о чём же я собираюсь писать: о стихах Евгении Босиной или о своих переживаниях по поводу этих стихов? Впрочем, я быстро успокоился, приняв как аксиому, что никакое суждение о поэзии не может быть абсолютно объективным и что говорить о ней можно лишь в силу и на основании собственного её понимания. Или непонимания...
А не понимать в стихах (и в творчестве в целом) у Босиной есть много чего. Например, того, как она, сравнительно недавно обратившись к писанию стихов, за недолгие годы сумела издать несколько сборников, не явив даже в первом из них признаков ученичества и присущих этому периоду ошибок и слабостей. Да простит мне читатель упоминание богини Афины, но именно о ней, рожденной сразу весьма зрелой и даже будто бы вооружённой, вспомнил я, читая ранние стихи Евгении. Поэтому не стану говорить тривиальных вещей о профессиональной технике версификации, о замечательной продуманности и целостности каждого стихотворения, о совершенстве лексической и звуковой палитры и т.д. Но всё же я не могу удержаться от искушения привести хотя бы строфу из стихотворения «Акупунктура», давшего название новому сборнику, и пусть читатель вместе со мной ощутит вкус и изощрённость стиля Евгении Босиной:
Вся жизнь – на ощупь, наугад –
от сада к саду через сад,
от влажной тайны корневой –
к сухой горе, воде сухой.
Гора молчит, вода стоит,
скажи: гранат – услышь: гранит.
Ни пчёл, ни трав, ни слив, ни груш...
Создай свой сад, потом разрушь,
но так, чтоб напрочь, без следа,
скажи: сейчас – услышь: всегда...
Думаю, читатель понял моё лукавство: конечно, эта строфа выбрана не случайно, ибо я был намерен привести пример не столько хорошей техники, сколько того, что много выше и важнее неё: особенного и во многом амбивалентного восприятия мира, присущего только Евгении Босиной.
«Свой» мир – говоря иначе, уникальная совокупность представлений об окружающей действительности – есть у каждого человека, но только художнику дано передать всю гамму такого мира в образной форме. И чем ярче, необычнее и одновременно убедительнее эти образы, тем выше и значительнее произведение поэта, скульптора, музыканта.
Сразу скажу: прожив уже немалые годы и будучи знаком со многими выдающимися произведениями словесного искусства, я редко встречал среди них что-то, что бы до такой степени удивляло и восхищало меня, как поэзия Евгении Босиной. И причиной этого восхищения стал мир её фантазии, её ума и чувств, который с прекрасным совершенством она создаёт в своих стихах.
Этот мир зрим и веществен, но вместе с тем в высшей степени парадоксален в своей потаённой сути, текуч и зыбок в смешении границ вражды и дружбы, тьмы и света, причин и следствий, времён и пространств, материи и духа. В этом мире совмещаются противоположные сущности, концы и начала, мгновения и века. Примеров таких парадоксов в стихах Босиной я могу привести множество, но ограничусь лишь некоторыми, которые, впрочем, будут не более ярки, чем те, которые позже читатель найдёт и сам. Так, в стихотворении «На узком пространстве меж летом и летом…» в беспощадной простоте возникают некие сверхсвязи поэта с его судьбой и творчеством:
...Сначала дожди сочиняют поэта,
а после поэт сочиняет дожди.
...Сначала слова сочиняют поэта,
а после поэт сочиняет слова.
...Сначала судьба сочиняет поэта,
а после поэт сочиняет судьбу…
Умом я не постигаю эту диалектику, дозволенную, наверное, только высокой поэзии, но она меня поражает, восхищает и даже, признаюсь, ужасает одним лишь допущением своей вероятности. Такое же смешение красоты и страха меня настигает в стихотворении «Что делать, друг мой, если в мае...», где излюбленная поэтами и писателями тема человека и его тени получает новое, невиданное прежде, толкование:
Бреду след в след, дыша в затылок,
скольжу по стенам и вдоль стен.
О, я давным-давно забыла,
кто, чёрт возьми, из нас не тень...
Я, цитируя это четверостишие, надеюсь, что читатели обратят внимание на внешне обыкновенную вторую строку, где слияние с тенью доходит до такой точности деталей, что героиня и впрямь может оказаться тенью, скользящей по стенам, что человеку, собственно говоря, природой не дано. Но то нашей природой, а мы сейчас в мире с иными законами...
Когда-то давно в одном стихотворении (фамилии автора я, признаться, уже и не вспомню) мне встретилось интересное рассуждение:
Поэзия – это не «что» и не «как»,
Поэзия – это «не так»...
У Босиной «не так» если не всё, то очень-очень многое. При этом «не такими» вещи, отношения и явления становятся вовсе не хаотично и безответственно(!), но подчиняясь особой логике, связи и законы которой прихотливы и потаённы. Например, вы, читатель, задумывались, куда же деваются второе и третье лица, если стихи написаны от первого?! Или что чёрный человек – в просторечии дьявол! – должен быть ещё и серым в полном соответствии с присущим ему запахом серы?
Мне, филологу по образованию, особенно понравился написанный с изумительным вкусом и мастерством небольшой цикл «Филология». Да, все мы, кажется, класса со второго помним, как правильно писать «жи» и «ши», но вряд ли нам приходило в голову поставить это правило в один ряд с мировыми константами, подняв его над такими преходящими конструкциями, как империи и геологические формации! Более того, оказывается, такая «жишишная» непреложность способна внушить человеку оптимистические чаяния и надежды в трудные моменты его бренной жизни:
Друзья мои – из детского, из давнего,
прекрасны ваши тихие труды!
Вы – здесь и навсегда, и это главное –
мне есть кому подать стакан воды!
И кто бы мог подумать, что несовершенные глагола предпочтительнее совершенных, поскольку позволяют надеяться на продолжение нас в мире, ибо всё завершённое – «совершенно, отрешённо, // и потому обречeно». А беглая гласная? Ну как же мы с вами до сих пор не оценили её гордого, отчаянного свободолюбия? Почему не пожалели её одинокого убегания? Но – авось и вернётся:
Ты появишься снова когда-нибудь,
ты же долго не сможешь одна!
...Помню, что именно после знакомства с «филологическим» циклом я заподозрил в Босиной замаскированного сказочника – то ли гофманианского, то ли андерсеновского толка. Ведь всё сходилось! Тут и тема тени вспомнилась, и все её «крылатые» герои и образы, и Зелёная Леди в старинном замке, и загадочные зеркала, и многое ещё. А потом и вовсе в сборнике возник раздел с подзаголовком «Сказки». И сказки оказались замечательными! С одной лишь оговоркой, что были они вроде и сказками, а вроде и нет...
Дело в том, что в сказках может быть всё и могут быть все: феи, рыцари, улыбающиеся коты или улыбки без котов, ходячие растения, глиняные человечки... Признаюсь, что в этом разделе именно «Сказка о глиняном человечке» мне понравилась особенно! Уж очень трудная и непредсказуемая судьба предначертана ему Сказочником:
Пойдёшь, спотыкаясь, по кромке бумажной –
на слабеньких глиняных ножках малыш,
и станет тебе одиноко и страшно.
О, как ты заплачешь, о, как закричишь,
и вырастишь звук,
и добудешь словечко,
себя загоняя, любимых губя…
Да, всё может быть в сказке! – и только одного человека в ней не может и не должно быть: Сказочника! Нет, вообще-то говоря, он существует, этот вполне реальный и известный нам литературный или коллективно-фольклорный автор. Но в действие сказки ему входить запрещено – ну разве что в качестве символической фигуры, которая заявит о себе лишь необязательным намёком: мол, и я там был, мёд-пиво пил!... А вот сказки Босиной нарушают все законы и принципы жанра. Она, Евгения Босина, – в угоду теории литературы назовём её лирической героиней! – непременно и равноправно в них присутствует. Вот в упомянутой «Сказке о глиняном человечке» она и создаёт главного героя, и произносит финальные слова:
А я… я опять сочиню человечка,
чтоб был хоть немного счастливей тебя.
Вот в «Сказке про трёх королей» она заявит, что «звала их, летящих и не услышавших снова меня». Вот в сказочной «Балладе о Круглом столе» она окажется в числе присутствующих и поведёт разговор от коллективного первого лица: «Нас было двадцать или сто, вошедших в этот зал»...
И везде она (автор ли, лирическая ли героиня – сами разбирайтесь!) любую придуманную ею сказку с самым невероятным сюжетом наполняет собственной личностью, собственной рефлексией и собственным, уже не придуманным, духовным миром человека нашего потешного и трагического века. И тогда сказка перестаёт быть потехой или страшилкой и становится метафорой и аллегорией времени и бытия. Что ж, всё правильно. Ведь нас предупреждали: «Сначала слова сочиняют поэта, а после поэт сочиняет слова...», и поди разбери, кто кого здесь сочиняет и почему так необычно обстоят дела в этой книге.
Сложен, таинствен и загадочен мир Евгении Босиной... Нет, он не антитеза нашей привычной действительности, нашей морали, наших привычек. Он просто другой, но именно этим он и важен для нас – неплохих, в целом, людей, но привыкших к замыленности наших глаз и к бездумной правильности наших действий.
И лечебная акупунктура странной и прекрасной в своей странности поэзии Евгении Босиной, может быть, хоть некоторым из нас поможет вернуть способность чувствовать, удивляться и сомневаться...
Марк Шехтман, поэт,
член Союза русскоязычных писателей Израиля,
2021 г.