Коктебель
Коллективный венок сонетов.
Максимилиану Волошину.
1 (Людмила Нижегородцева)
Печальны коктебельские холмы.
Кудеснику волшебной Киммерии
холстами отбелёнными зимы
устелена дорога в светлый Ирий.
Арго, возникший из куска кормы,
лавирует меж скал, не панегирик,
а оду выпуская из тюрьмы
бурунов пенных волн в подлунном мире.
И древний воскресает Карадаг -
творенье мага. В небесах пространных
сияет Орион, как гордый стяг.
Над гладкою плитой плывут туманы,
исследует мистический кулак
ход облаков рукою великана.
2 (Екатерина Падукова)
Ход облаков рукою великана
меняет направление ветров
и зажигает тысячи костров,
неотвратимых в сердце урагана.
Обрушиваясь огненною силой
на головы отверженных сынов,
огнём пронзая толщи лет, веков,
стекают в память горечью полынной.
Сгущён порыв в броске своём последнем,
сметая всё в безжалостном стремленье,
в безвременье и холоде зимы.
Во власти ураганного безумства,
кровавых нравов, ненасытных вкусов -
ускорен, и летит в объятья тьмы.
3 (Влад Деми)
Ускорен и летит в объятья тьмы
наш новый век, неведомый, но страшный,
переполняя слабые умы
тем ужасом, что помнит век вчерашний.
Задай себе вопрос: А что же мы?
Поднимем белый флаг над старой башней?
Наградой нам, беспомощным, немым,
победный шаг чужих сапог на марше.
Молчание – покорность и судьба –
стирала и стирает с карты страны.
Уже звучит Архангела труба.
Спокойствие души твоей обманно:
наш дом не крепость, даже не изба –
там ветхий домик в сердце урагана.
4 (Лина Корочка)
Там ветхий домик в сердце урагана
таинственной заботливой рукой
хранит, едва удерживая, граны
того, что днесь звалось его судьбой.
Пусть манят в бездну мчащиеся страны,
каким гвоздём скрепляется покой?
Алмаз и в пекле сохранит огранку,
но частью жизни стали кровь и боль.
В любви одной найдёт душа оплот,
ковчег, что замер у скалистых сот,
где схваток и сомнений ветер стих.
Порывом свежим бури оживлён,
растерянных ветрами всех времён
спасает – не убогих, не хромых.
5 (Казакова Наталья)
Спасает не убогих, не хромых, –
интеллигентов бережно пестуя,
поэт живёт в сплетенье свеч и тьмы,
за "красных" и за "белых" - аллилуйя.
Одна как перст в объятьях роковых,
на вист растерзана страна. Воюя,
власть предвещает ужасы тюрьмы,
простой народ стенает и горюет.
Мы дети Солнца - в топку и уйдём.
Войска казачьи в сердце атамана,
призыв Советов двигаться на слом.
Невыносим портрет их без изъяна.
Но мир воскреснет и к себе прижмёт
отверженных в горении вулкана
6 (Елена Картунова)
Отверженных в горении вулкана
больших страстей и адского огня
не счесть. Они, как воды океана —
прилив-отлив, и некому пенять.
Поэт — герой? — не важно. Он из клана
особых жизнелюбов. На коня!
Защиты ищут, прячась от капкана? —
ведет в гнездо, обидчиков кляня.
И наплевать, что мир трясет в ознобе,
а бывшие друзья в ловушке тьмы.
Душой творит поэт закон особый.
Пусть на земле пороки кутерьмы
безумия и барабанной дроби
войны, братоубийственной чумы.
7 (Татьяна Баракина Роксана Ланд)
Войны, братоубийственной чумы
не ожидал холодный, пыльный август.
В дыму пожаров горизонт размыт,
и непричастных к бойне не осталось.
Молитвы потеряли суть и смысл,
среди проклятий небесам и жалоб –
полки мальчишек, честных и прямых,
пески и травы орошали алым.
Им по ночам уже не снятся сны –
желанней рая и небесной манны
нечастые минуты тишины.
А юный век молчит – ему так странно,
что мы в порочный круг вовлечены
безумства и бездумного обмана.
8 (Наталия Лисицкая)
Безумства и бездумного обмана
ни разумом, ни сердцем не принять.
Мир пропадает в буйстве урагана
и беспощадной ярости огня.
Но здесь покой излечивает раны.
Рождаются слова, в тиши звеня,
строка нетороплива и чеканна,
молитва не даёт прерваться дням.
По-прежнему не тронут лунный лён,
души не разъедают пятна тлена,
путь ищущего свет не заклеймён.
Не очернится преданность изменой,
какой бы шквал ни уносил времён -
свобода духа неприкосновенна!
9 (Волга Волга)
Свобода духа неприкосновенна,
пока мы живы, и горит свеча,
а мысль еще ясна и горяча,
и сердце бьется пламенно и верно.
В беснующемся хаосе стихии
мы все бессильны в выборе времен.
Свободен все же тот, в ком дух силен,
все испытания даны по силе.
Да будет трижды тот благословен,
кто знал – он пригодился в той войне,
пусть не стрелял, а оживлял латынь.
Он словом освещал всем путь сквозь тлен,
чтоб видел воин в тучах неба синь.
И всё же лето… а кругом полынь
10 (Яна Яблоко)
И всё же лето… а кругом полынь
дурманит горьковатым вольным духом.
Разлиты киммерийские холмы,
барханами стекая к сонным бухтам.
Где Карадаг стеной… над ним орлы
парят, перекликаются друг с другом
и стерегут сокровища горы –
бездонные и с севера, и с юга.
Суров скалистый пик и многолик,
но разобьёт морские гривы в пену,
подарит розоватый сердолик...
Кристаллы на плите лежат - нетленны…
А мак - пусть бренный, но живой родник
льёт запах по тропе самозабвенно.
11 (Меден Аган)
Льёт запах по тропе самозабвенно
емшан, заполонивший всё окрест.
Прибой несёт на берег, вместе с пеной,
немыслимую жажду новых мест.
Залив спокоен. Дремлет Карадаг.
Кроваво маки растеклись в округе.
Как будто говорят нам, что никак
без боли не прожить… На севере… на юге.
В природу проникает дух войны.
Всё помнит здесь нашествие Орды.
И голубых холмов суровы сны.
А человеку, чтоб бежать беды,
давно уж книги мудрые даны.
Библиотека – вот его твердынь!
12 (Татьяна Бирченко)
Библиотека – вот его твердынь!
Заложены в старинном фолианте
страницы о Сугдее, и светлынь
рассветная зальёт кусты аканта.
Хоть утро, начинается жарынь.
Елена – Пра – изготовляет фанты.
… Как для Орды кипчак тащил рабынь.
Награбленные княжьи адаманты…
И побеждённых ненависть и страх
найти ли выражение в словах?
Горенье строк о самом сокровенном.
Разор народов, кости, смерть и прах.
Но нежен лик царевны Таиах,
и кровь летит стремительно по венам.
13 (Галла Остап)
И кровь летит стремительно по венам,
запоминает каждый выдох, каждый вдох,
так открывается желанный первый слог,
так слова звук рождается, наверно.
Так мысль течёт - чиста, легка, пространна,
захватывает в плен свободный дух,
так оглушает утонченный слух
взрывное извержение вулкана,
Своим громоголосьем больно раня
и обдавая жаром сильным, крайним -
так с холода бросаются в теплынь,
Так проникает в помыслы, сознанье
великое иное мирозданье,
и оживает мёртвая латынь.
14 (Татьяна Бирченко)
И оживает мёртвая латынь
в суровых строках, в горечи анналов.
Тщета и тлен порушенных святынь
терзают сердце раскалённым жалом.
Отчаяние гибнущих, нахлынь
и отвори закрытые каналы,
воочию увидеть жуть и стынь,
страдание безмерное сих малых.
Внезапно завихрится тёплый воздух,
и в акварелях кисть выводит грозно
в небесной сшибке облака, немы.
Спасение приходит слишком поздно,
за каждого сражение серьёзно.
Печальны коктебельские холмы…
15 (Татьяна Бирченко)
Печальны коктебельские холмы.
Ход облаков рукою великана
ускорен и летит в объятья тьмы.
Там ветхий домик в сердце урагана.
Спасает не убогих, не хромых, –
отверженных в горении вулкана
войны, братоубийственной чумы,
безумства и бездумного обмана.
Свобода духа неприкосновенна!
И всё же лето… а кругом полынь,
льёт запах по тропе самозабвенно.
Библиотека – вот его твердынь!
И кровь летит стремительно по венам,
и оживает мёртвая латынь.