А пописькаемся, даже есть и такое слово.
Он же писькается? Он, гляди, богоравен,
с ангелом он, или с ангелами, пусть не ново
что он делает, пусть смешно, как гребёт ногами,
как взлезает, наваливаясь и плача,
как колотит, как надо ему, нельзя без.
Может, это так судьбы вершат? Или это значит —
господи — это же мы, это в наших снах, разгораясь,
белый свет... А смешное ангельство — эти крылья
на резинках застиранных, перья, банты.
Но прощаем-то по-небесному, без усилий,
типа что и прощать, «попустись», «о чём ты»,
даже «сам ты». Давай, заплетаем косу
нашей девочке. Мало ли кто не понял.
Всё поймётся во благовремении, все вопросы
хором станут ответами. Я запомню,
как летала ласточка над постелью.
Посмотри, моя вечность теперь такая.
Белый свет придёт, занесёт метелью,
весело будет откапываться, замирая
чтоб увидеть, тронуть, с ангелом облизаться.
В небесах никто никогда не уснёт обижен.
Что и делать-то в вечности, как не жаться,
как не писькаться (ну извини), любить же.