В лавандовой помаде край подушки.
Ты краем юбки задеваешь стул,
в объятия вернувшись.
После душа
я крепок и тщедушен, рьян и снул.
Как хороши, как свежи были розы.
Как трепетно желание срезать,
заглядывать в смущённые глаза
и находить в них скрытую угрозу.
Спасаться поздно, юбку снова на пол,
горячая истома не горчит.
Разбилась лампа, воск на сердце капал.
Ты попросила шёпотом: "Кричи..."
Спина исполосована ногтями,
и снят с груди последний оберег.
Ты знала, что ещё сильнее тянет
в изученные русла тёмных рек.
Ты знала больше, чем я мог представить.
Ты знала всё, что будет, от и до,
пока я был видением ведом,
пока гадал в тумане беспрестанно,
пальто держал, сумбурно провожал,
пока назад бежал, метался, падал
на наше ложе, зарываясь в жар,
целуя след лавандовой помады