Любина мама

Константин Фёдорович Ковалёв
                .                Матери Любови Шевцовой


Был я у вас в Краснодоне –
В городе? Нет, в городишке!
Так! – у степи на ладони
Кто-то расставил домишки.
Небо – другою ладонью –
Их осторожно накрыло,
Словно для всех нас решило
Всё сохранить, как здесь было.
Горе с годами проходит –
Так рассуждают в народе;
В ы  только – с горем упрямо,
Горькая Любина мама!..
Руки у вас, как две степи,
Серые степи без влаги,
Где разбежались по крепи
Злые морщины-овраги.
Были б вы нежными, руки,
Точно весенние реки,
Щедрые и поющие,
Жизнь всему миру дающие.
Были б вы мягкими, руки,
Точно пушистые почки –
Листьев зелёных истоки, –
Если б ласкали вы дочку,
Если б могли вы коснуться
Щёк её в тёплой тревоге
И в пустоту не тянуться,
Как две большие дороги,
Если б могли вы!.. В печали
Вас покидал я, и вещи
Мне про бессмертье шептали
Просто, весомо и веще.

12 мая 1968 г.
Ростов-на-Дону
----------------------------
Из старых тетрадей.
Ранее не публиковалось.
---------
Примечание.
Для нынешней молодёжи, часто не знающей (не по своей вине) прошлого своей страны: Любовь Шевцова – комсомолка из украинского города Краснодон на Донбассе, которая во время Великой Отечественной войны была одним из лидеров молодёжной подпольной организации «Молодая гвардия». Вошла в число пятерых краснодонцев-комсомольцев, награждённых званием Герой Советского Союза (посмертно). Перед самым приходом советских войск 14 февраля 1943 года (после разгрома фашистских войск под Сталинградом 2 февраля 1943 года) организация была выдана предателями и поголовно зверски уничтожена гитлеровцами. Некоторых подпольщиков, включая Любу и Олега Кошевого, немцы расстреляли в Ровеньках. Остальных, расстрелянных и раненых, сбросили в шурф заброшенной шахты.
В мае 1968 года я со своими студентами-иностранцами из Ростовского мединститута, где я преподавал, был на экскурсии в Краснодоне, лично разговаривал с простой русской женщиной, матерью Любы в их небольшой глиняной хате.
Там, к моему огромному удивлению, ею был представлен мне и отец Любы. Дело в том, что Александр Фадеев в наскоро, по горячим следам написанной книге «Молодая гвардия» утверждал, что отец Любы погиб на фронте. Но получилось так, что я держал в своей руке его живую руку, здороваясь с ним. Он объяснил, что после победы под Сталинградом Сталин не послушал других командующих и велел сходу взять Харьков, хотя наши войска были вымотаны недавними успешными боями. В результате гигантская группировка советских войск попала в окружение и в плен, включая и Любиного отца. Из плена ему удалось спастись. Возможно, если даже Фадеев узнал об этом факте, то он не стал об этом сообщать в своём романе, хотя переделывал его по требованию Сталина, внося изменения, и мог бы сказать, что Любин папа остался жив и снова вступил в Красную армию. Но, так как тогда наших пленных приравнивали часто к предателям, то об этом факте Фадеев то ли сам, то ли по указанию Сталина, который курировал его, упоминать не стал. И отец Любы продолжал числиться в покойниках для широкой общественности.
Когда я вернулся со студентами в Ростов, я как-то пришёл с моей женой в гости к заместителю председателя горсовета Ростова-на-Дону Гордееву-Гаврикову, к которому я был вхож, так как подростком учился у его жены-учительницы. К моему изумлению, он не заинтересовался моим рассказом о поездке в Краснодон, а озлобился и заявил: «Партии не важно, как там было на самом деле и как теперь родственники погибших героев-комсомольцев теперь делят между собой их славу. Даже если в книге что-то не так, главное то, что на ней МЫ воспитали миллионы советских молодых людей и в их умы нельзя вносить не капли сомнения! Поэтому мы с вами стоим на диаметрально противоположных позициях!» (Правда, я не понял: каких?) После этих слов он встал из-за обеденного стола, за которым мы все сидели. И так как я, будучи крестьянским сыном, не знал светских обычаев (в частности, что если хозяин встал, то надо убираться из его дома), то сидел и пытался понять, в чём дело. Тогда он вышел в другую комнату, и Нина Михайловна, жена его, шёпотом сказала мне, что нам лучше уйти. И мы тихонько вышли на крыльцо, до которого она нас проводила. Больше я с ними не встречался.
Так что партии, оказывается, нужна была только пропаганда, но не правда. А я этого не знал, даже уже отсидев в лагере в политзаключении.
---------------