О прозе Светланы Василенко

Вера Линькова 2
Сегодня День рождения у лучшего, на мой взгляд, мастера современной русской прозы Светланы Василенко. Думала, как её поздравить, и не нашла ничего более стоящего, чем представить читателям её изысканную, насыщенную метафорическими образами и аллегорией – СТИЛИСТИКУ!
Сначала меня поразил её маленький рассказ «Суслик».
Здесь всё, как в устройстве земного населения. Казалось бы, невероятно простенький сюжет: пионеры ловят сусликов. Конечно, они выполняют «важное дело» и не ведают, что творят. И только сама земля словно сопротивлялась их «тварному» делу:

« И снова чёрно зиял отверстный, по-детски круглый рот земли. И уже забыв про суслика, не веря, что когда-нибудь выскочит он из норы ( а если выскочит, то в Америке, испуганно озираясь среди небоскрёбов – так насквозь уходила нора), мы лили воду просто так, потом весело потешались над собой и этой дырой, уходящей в никуда.»

«Что ему там причудилось, в его извилистой земляной тьме, по которой, воя от ужаса, металась его детская душа и её со всех сторон настигала наша человеческая хлорированная злоба, наша ледяная ненависть, просачиваясь во все закоулки и убежища: всемирный потоп? Конец света?»
«Подняв свою душу на задние лапы, он молитвенно сложил свои ручки на груди и, закинув голову, блаженно, подслеповато щурясь, поглядел на солнце».

« И он на нас посмотрел сначала влюблено, радуясь за нас, что мы живы, что вышли сухими из воды, целы и невредимы после такого потопа. И ещё раз посмотрел. Но уже не так: деловито огляделся и понял – нельзя вырваться. И обречённо залёг: берите. Главное, что мир – цел. И закрыл глаза».
Герои Светланы всегда необыкновенные, а сама проза держится на стыке какой-то светлой фантазийной аллегории и грубой реальности. Глубина мыслей, неповторимость сюжетов и пронзительная тонкость ощущений. Вот её повесть «Шамара». Шамара - зэчка. Но само понятие «зэчка» - здесь не более чем социальная наклейка, ярлык. Автор, в свойственной ей манере, на протяжение всей повести как бы разрушает привычный стереотип «наклейки» и добирается до самой душевной глубины, что по сути и есть человек. А социальная значимость – это лишь видимость. Показное, бросающееся в глаза. Как видимостью и оптическим обманом выглядит и сама красота места, с описания которого и начинается повесть:

«… Как золотой платок там воздух, как примерно вот какой: жёлтый, шёлковый – он струится в небо, как вода наоборот, как растение. Он для губ - нежно-горяч, губы спекутся, как вишни в садах, вишни сладкие, на зубах песок.
Песок золотой. Золотая Орда упала, разбилась, превратилась в золотой песок. Река называется не по-русски – Ахтуба.
Начнём»

«Шамара сидела в бочке. Вода в бочке серебряная от луны. Голова Шамарина будто на блюде серебряном лежала.
С шумом вылезла, укроп сбрасывая».

«Шамара подошла к ларьку, там в окошке белая дебелая купчиха сидит в кокошнике. На мир фарфоровыми глазами глядела. Вылезала из себя, как тесто из квашни.»

«Лес был из акаций. И тень была потому ажурная, лёгкая, сквозная. По суровому лицу Устина нежно скользила.
- Иди, иди, - толкнул он её в спину.
Потом шли мёртвой берёзовой рощей. Белые трупы деревьев стояли.»

«Попривыкла к темноте. Глянула: далёкой золотой змейкой поезд уходил, Устина уносил. Побрела дальше. На далёкий костёр. У костра Лера пел. Странное что-то, по-английски, разными голосами. Рядом хиппи сидели, песню проживали. Хиппи с кадыком сам с собой у костра танцевал. Шамара постояла, постояла и заплакала. Она их так всех любила, людей этих. Ей так тепло было. Ей так хорошо было, как только тогда, когда умрёшь, будет.»

Роман «Дурочка» настолько удивителен своей фантастической правдивостью, настолько непривычно всё и больно… Но больше всего меня поразил совсем не сразу открывающийся смысловой пласт. Пласт особого смысла. Сколько всего выдержала отпущенная некогда по течению реки девочка, сколько реальных ужасов и страданий перенесла. Только вот в реальных ужасах времени она всё-таки выживала, выносила все тревоги и настоящие страхи. А вот ложной тревоги с репетицией эвакуации школы… Вроде как репетиции ядерного взрыва… - вот той самой ложной тревоги и не вынесла.

И здесь потрясающая образность авторской стилистики поражает на протяжении всего романа:

«Муж всадил кривой нож в арбуз, провёл кругом – будто горло тому перерезал: заалело под ножом, закапало. Потом дыньку вспорол, кишки ей вычистил. Разрезал на дольки».

«На белом платке её сидела зелёная муха, потирая руки»

«У стрекозы было лёгкое, почти невесомое, будто ненужное ей, сухое тело…. На круглой же голове её помещались два огромных глаза. Они были во всю голову и вместо головы – глаза. Она будто думала глазами. Стрекозу, словно лёгкую и невесомую душу, спустили с небес на землю – смотреть.»

«Надька рожала солнце.
Оно поднималось и поднималось, и вдруг, просияв, показало себя все.
Солнце было совсем другое, чем прежде.
Это было новое солнце.
Оно лежало в небе, словно младенец в пелёнках, и глядело на новый, простирающийся перед ним мир».

Прекрасная аллегория. И та же мысль в подсознании: так кто же поистине «даун»? Девочка-ребёнок? Страна- ребёнок? Обезумившая эпоха, посыпающая землю смертями через бредовость своего абсурднного смысла? Смысла, в котором уничтожение всего исконного, привычно крепкого, чем богата была русская земля, чахло. Чахло, как и здоровое зерно разума.

А девочка родила СОЛНЦЕ!
Читая произведения Светланы Василенко, я всегда поражаюсь, какой силой человеческого таланта, какой глубиной чувств обладает сама автор. Как умеет прекрасно написать о страшном. Как умеет развенчать это страшное и из всего наносного вывести своих лучших героев… вывести на свет их глубоко запрятанное - настоящее!

Давайте поздравим Светлану с Днём рождения и пожелаем ей новой высоты на современном уровне мировой литературы!

(фото Левона Осепяна)