В одном продуваемом всеми ветрами и омываемом двенадцатью морями-окиянами ни царстве, ни королевстве, но тоже преисполненном собственной значимости государстве выросло колоссальное дерево. На нём распустились зеркальные листья, и оно было таким исполинским, что чуть не насквозь пронизывало своими узловатыми корнями плоть земли, а ветви его вытягивались далеко за пределы атмосферы и кончиками ветвей вплетались в древние рисунки угловатых созвездий и касались холодных звёзд.
Великое множество пламенных душ человеческих считали это дерево символом и доказательством их прирожденной избранности и особости, а некоторые утверждали, что дерево выросло таким, потому что его семя упало в священную плоть земли государственной. И те и другие, конечно же, были не правы. Дерево достигло таких размеров оттого, что среди его далёких предков преобладали исполины, но, как и всё живое, оно искало любви, и, когда паломники приближались к нему на коленях, а художники творили автопортреты на фоне массивных ветвей, пытаясь навеки запечатлеть свой призрачный след в истории, оно думало, что сыны Земли просто любят его как друга.
Но время восхищения скоро прошло, и люди стали вглядываться в зеркала листьев. Что же отражали зеркала, если отражать было нечего? Безликие люди жили в этой стране... Не обнаружив в зеркалах своих отражений, толпа начала возмущённо вздуваться, порождая пену, сбивавшуюся в водовороты. На смену размеренной, преисполненной гордости за свою страну жизни пришли бесконечные клокотания и штормы. Земля уходила из под ног, разрушая веру в глобальные устои. Быть или не быть дереву Символом Великой Значимости? Разве может оно отражать людей в таком неприглядном виде? Не должно ли ему немного постараться на благо Великой Значимости и отражать лица в необходимом формате? — Так говорили великозначимостияне. Но дерево не знало слова "формат"- оно просто выросло таким и ничего не понимало в "значимости" и "особости". Ему было достаточно просто света и воды. Оно радовались всем приходившим поглазеть на него. Оно не знало других живых существ, кроме разве что суматошных птиц и назойливых насекомых.
Но однажды из пылающего заката к дереву вышла кошка. Кошка шествовала по влажной траве уверенно, можно даже сказать: царственно, с высоко поднятым хвостом, незаметно и тихо ступая на мягкие подушечки своих чёрных лап. Без предисловий и прелюдий она грациозно прыгнула на высокую ветвь, и, в стеклянных листьях исполина отразились два огромных бирюзовых мира. У дерева захватило дух от восхищения. Оно словно застыло и на некоторое время перестало шелестеть листьями, боясь спугнуть это невероятное существо. Кошка прошлась по прохладным лианоподобным ветвям, изгибом блестящей спины она коснулась шершавого ствола, произнесла - muar... и, быстро перескакивая с ветки на ветку, поднялась до самых вершин, ласково щекоча ошеломлённое дерево своим пушистым хвостом. Дерево переполнилось невиданным чувством счастья. Что это за создание, спрашивало оно у знакомых холодных звёзд. Между тем, продолжая мурлыкать, кошка вытянулась на самой высокой ветви и принялась вылизывать искрящуюся в лунном блеске лапу, изредка поднимая голову к звёздам и томно зевая. Всё пространство возликовало, глядя на неё и невольно любуясь ею.
Под утро кошка повторила дереву своё «muar» и в мгновение ока спустилась вниз, бесшумно удаляясь за исчезающим с неба золотым серпом. Дерево звенело ей вослед своими блестящими листьями.
Так дерево обрело друга.
- Значимость определяется сердцем, — так решило для себя дерево и сбросило свою зеркальную листву. Ведь от настоящего друга вовсе не требуется быть твоим зеркальным отражением. Но только он сможет подставить в нужную минуту крепкое плечо и подарить ощущение защищенности.
А в полдень, когда ленивое солнце медленно плыло в вышине, на дереве уже шелестели обычные зелёные кудрявые листья. И люди, пришедшие к обновленному исполину, вновь обрели покой в его прохладной тени. Они больше не сбивались в бурлящие стаи, а мольберты себялюбцев превратились в игривых разноцветных кошек.