Он метался по городу, вынюхивая как дым
запах её лодыжек, зализанных докрасна.
Он сжевал горизонт и выблевал круассан
луны - на фасеты стёкол, в пустотелые лбы
арок и площадей, - где ты, сука?! - колотился и выл,
обгрызая гвозди антенн и передрогшие деревца,
поднимался и падал, лимфой из тощих жил
звезд, фаршем туч, точно жиром тельца
мазал волглые глотки, билборды, шипенья шикарных шин,
в лобовые стучал, перехватывал голоса.
Волочился и вщупывался, и перелицовывал швы
всех изнанок своих, крича: хотя бы на полчаса
дайте мне ухватиться за кромку ее одежд,
неужели и саваны сплошь изгваздали в саже вы?
И рыдал по колено в оттенков яда воде.
В ночи такие мертвые приходят к своим живым.
…А когда он висельником на проводах повис,
и обрубки рук укатились по рельсов ножам, ножам,
Она сошла к нему медленно - так по лестнице сходят вниз
королевы. Белоснежная слепая его душа