во мне музыка придуманных стран,
старик с тростью туда и обратно,
он похож на Бога или просто бродяга,
его кашель - лающие псы по дворам,
доходяги со впалой грудной клеткой,
болезненный вид,
как под снегом прогнулись все ветви,
ветер задувает под куртку,
кожа - холодное утро,
как тело ребёнка
на руках ласковой матери,
крах столовых приборов со скатерти,
бытовой аскетизм
или обглоданный голод,
на лодке без вёсел плывет электричество
в провод, телефон, коммутатор,
регистр, на сыпь от болезни.
Молчание
и шумит монитор на котором фильмы Скорсезе,
дождливый Нью Йорк, напротив
слякоть, Ковров,
люди гвоздями живут у ветров,
под звук радиол, автомобилей гудков
и радиоволн
я самый маленький
в этом
Черном пространстве
встал на колени, что бы молиться
закрываю глаза - видны одни ножевые,
скрип половиц, мокрые лица,
за спиной бледность всех очертаний
крошечной Мамы,
подростки стреляют друг в друга
сердце дробя на куски
и твои миниатюрой тёплые руки
заботой гладят лицо,
что бы спасти от тоски,
а иначе пустыни Тасканы внутри
и меня так тащило по миру,
от улиц изгибов до деревянных настилов
по которым вышагивал строем солдат
по координатам неизведанных карт,
ползком, как гусеница,
строчки в обойму, и пули
летят невпопад
как юные ласточки,
ловить на себе твой каменный взгляд,
водевиль и платья в лодыжках шуршат,
шум разрывных завис в голосах,
сломанных, с червоточиной,
в чреве нить сплела
с собственной дочерью,
все очертания тел,
всё бросив в котёл с кипящей водой,
смешав и без полу-тонов
я смеялся безумцем,
когда Человек наконец вылез
из своих ржавых оков.