Я с детства помню тот особый голос,
Звучал он, словно летняя гроза,
И вера наша, как небесный колос,
Росла и поднималась в небеса.
Он поднимал нас, как бойцов на битву,
И заставлял решенья принимать,
Склонял нас перед Богом на молитву,
Учил Святое Слово понимать.
Тот голос поднимал нам настроенье,
Будил погрязших в сладкой дремоте,
Молитва шла, и оживлялось пенье,
То было там у нас - в Алма-Ате.
Им обладал наш пламенный служитель
Колесников, раб Божий Николай –
Холодности и лености губитель,
С ним было так: застынь или пылай!
И мы пылали, пламенем горели –
Тогда нам было на кого смотреть,
И мы вперёд сквозь ураган смотрели:
Хотелось жить, трудиться и гореть.
Он церковь вёл в эпоху лихолетий,
В тылу и в самом логове врагов,
Тогда вокруг неё стояли сети
И истуканы каменных богов.
Нас вместе крепко связывала вера
В течение долгих, трудных зим и лет,
Во многих нас он делом и примером
Оставил память и глубокий след.
Я помню в церкви было испытанье,
Пред тем, как с Богом мне вступить в завет,
Я отвечал, на всё имея знанье,
Уверенно давал простой ответ.
Спросил он: "Где источник силы этой?
Кто из него черпать тебе даёт?"
Мне стыдно стало за свои ответы,
И понял я: так дело не пойдёт,
И я поправил: "В Иисусе сила,
Христос – Надежда, и никто другой!"
Он улыбнулся, по-отцовски, мило
И произнёс: "Конечно, дорогой."
Я помню: проповедовал впервые,
Был праздник Жатвы, люду полный зал,
И выдал вновь идеи волевые –
Я грешных нечестивицами назвал.
А он сказал: "Нельзя так слишком строго –
Они теперь возьмут и не придут.
Любовь и милость для таких у Бога
Люби людей, и люди всё поймут."
Потом он, помню, взял мои бумажки,
Дорогу мне во свет пробить хотел,
И стих простого Озеркова Пашки
В Москву из Казахстана полетел...
Я помню те общения в Мытищах -
В кругу друзей по вечерам в тиши,
Был труд и отдых, и питьё, и пища,
Был чудный свет для тела и души.
Я помню с Верой бракосочетанье,
Он нам тогда торжественно читал
Про Иависа страстное желанье,
Как Иавис я быть тогда мечтал.
Когда принёс я в Божий дом Танюшку -
Господь нам дал в подарок чудный дочь,
Он взял её на руки, как игрушку,
Христа просил в молитве нам помочь.
А перед тем, как быть мне за границей,
Зашёл прощаться я во ВСЕХБ,
Меня позвал к себе он помолиться –
Господь в моей участвует судьбе.
Я ведь и сам хотел того безмерно –
Давили душу прежние грехи,
От них порою было стыдно, скверно –
С собой он взял их, как мои стихи.
Потом, любовью пасторской ведомый,
Меня он в Миннесоте навещал,
И снова голос, с детства мне знакомый,
В Америке за кафедрой звучал.
А пару лет назад, в московский вечер,
Я посетил его в последний раз,
Я руку положил ему на плечи,
Чтоб сделать снимок памятный для нас.
И он, богатый славными делами,
Согбенный жизнью, в пасторской любви
Просил меня короткими словами:
"Теперь, родной, ты нас благослови!"
И я молился трепетно и нежно,
Благодарил за прежние года,
За вечной жизни океан безбрежный –
Я слышал шум волны его тогда...
Умолк тот голос в этом тленном свете,
Затихло сердце в пламенной груди,
И руки опустились, словно плети...
Прошло земное – Вечность впереди!
Февраль 2020
Павел Озерков