Мы назад листаем календари
Високосный
Братья — двенадцать месяцев
Не идут, а бегут,
Как мальчишки по лестнице.
Нового года ждут.
Больно у переносицы –
Лезет любовь на свет,
Или душа возносится,
Или её и нет.
Снова губами выдую
Рифму, как стеклодув.
Словно девки на выданье,
Ветви торчат в саду.
Скользко. Убого. Холодно.
И не спасёт весна.
Вот телеграмма Воланду:
Я за-риф-мо-ва-на.
I
Я иду с тобою по январю,
под грехи и под поцелуи
подставляясь. Хочешь, заговорю
боль твою, в темечко подую,
как ребенку: не боли, заживи.
Ничего, что уже большой.
В приговоре невыносимой любви
нету места для запятой.
Невозможно помиловать и казнить,
разделить неразрывный ряд.
Но возможно целый день подарить
или двадцать восемь подряд.
Заговаривать боль рифмованьем слов
помогает, я знаю точно.
Не достав чернил, настучать стихов,
как морзянку. И между строчек
вместо запятых насадить крючков,
чтоб за них зацепился ты,
влить за каждую рану пару глотков
самой мёртвой живой воды.
Ты идёшь со мною по январю.
Скоро я тебе февраль подарю.
II
Февраль, как шелудивый пес
всё воет на луну и воет…
Его ничуть не беспокоит,
что мы несёмся под откос.
Людей бессовестно влечёт
к чужим чернилам и альковам
и к этим дьявольским приколам
про страшный високосный год.
Вопрос: так быть или не быть
на целый день родней и ближе?
А ветер жадно лижет крыши,
чтоб всё живое искусить,
загнать под ворох одеял,
заставить потесней прижаться.
Их, блоковских, всего двенадцать.
Один стреляет наповал.
И воет шелудивый пёс
на призрак сна из подворотни.
Пусть лишних дней добавят сотни,
пусть каждый месяц будет кос!
Но — вместе, но — с тобой, с тобой
украсть чернил, пусть после — плакать.
Мы из снегов влетаем в слякоть,
из равнодушия — в любовь.
Какая странная игра,
какие чёрные чернила…
Смотри, с утра слезами смыло
всё, что написано вчера.
III
Март — тяжёлое время, конец зимы.
Далеко ещё до цветочков.
Мы стоим на границе света и тьмы
Пунктуацией. Люди-точки.
Мы не знаем, что у нас впереди.
Текст в тумане, мы — в междустрочье.
Вдалеке еле слышно «лайда-лайди»
С похоронно-свадебной тройки.
В этой сказке не будет слова «конец».
Многоточие. Энд не хеппи.
У кого там был терновый венец?
Ток растёт, замыкает цепи.
Март — тяжёлое время, весна вот-вот.
Феникс мой, гори — гори ясно!
А цветы Маргарита уже несёт.
Да, и Аннушка — масло.
IV
Такие дни, пронзённые насквозь
апрельским светом изо всех прорех…
Пусть на земле моей ты только гость —
ты долгожданный. Ты желанней всех.
Знай, ничего не жаль мне для гостей.
Земля, красивая и обжитая,
со звоном разбивается хрустальным
под беспощадной жадностью твоей.
Такие дни, такие времена,
когда земля меняется местами
с высокими пустыми небесами.
Мой гость, всему на свете есть цена.
Не замечаешь, как дрожит в руке
серебряная ложечка витая?
Мой долгожданный, я же не святая…
Желанный мой, тони в моей тоске,
захлёбывайся нежностью моей,
томись на солнце вечного апреля,
но знай, что у тебя одна неделя.
На новый мир нужны всего семь дней.
V
Марусе
Бесконечная длилась зима,
но верёвочка кончилась эта.
Будет новый сеанс синема:
май уже анонсирует лето.
Пробный залп выдавала гроза,
дождь стучался в окно: отвори!
И звенела в кустах стрекоза
от свободы полёта внутри.
Вещный мир — он и груб, и жесток,
но послушай: ребёнок смеётся —
в небе ангелы жарят желток
только-только снесённого солнца.
VI
Саше
Плетёт июнь свой праздничный узор
Из золотых и бирюзовых ниток.
Я в нём живу сама себе в убыток,
Уже давно не вглядываясь в сор
В попытке разглядеть ростки созвучий
И вытащить божественную суть.
И только ты, других рождённый мучить,
Меня жалеешь. Жаль, что не вернуть
Тебе — меня, ту девочку из зала…
О, как она спектакль поняла!
И что бы я потом не испытала,
Умнее эта девочка была
И чище, и нежнее, и сильнее.
Когда внутри бунтарский ветер стих,
Ты до любви договориться с нею
Сумел. Теперь и любишь нас двоих.
VII
Вновь луна бессовестно скалит
рот беззубый в оконный гаджет…
Никогда не любила Скарлетт,
но однажды каждая скажет:
—Буду думать, но только завтра,
а сегодня — песни и пляски,
а сегодня — французский завтрак,
и в шелках на лёгкой коляске
прокатиться в лесу Булонском…
Или на ковбойском мустанге,
и горячим запить бульоном
дрожь от тайны, спрятанной в танго,
и горячие поцелуи
замывать фиалковым мылом.
Ну зачем же думать в июле
о ноябрьском ветре постылом,
и о том, что с пьяным азартом
в нас играет судьба слепая?
Обо всём подумаю завтра.
Каждый день оно наступает.
VIII
Саше в день рождения 11.08.
Львиная грива августа где-то рядом.
Лев мой, приди, полежи на моих коленях.
Пусть сплетутся наши тела и тени.
Жарче и слаще не было. И не надо.
Львиный месяц охристый и медовый.
Яблоки наливаются вечной тайной.
Ничего не происходит случайно.
Каждый рыбак ждёт своего улова.
Души ли, рыбы — будут пойманы в сети.
Я хорошею от одного взгляда.
Даже если счастья на этом свете
Нет для нас. И не было. И не надо.
IX
Саше
Чем безмолвие ближе, тем нежнее стихи тебе.
Воркуют они со сборищем голубей
На подоконнике, продуваемом сентябрём,
И холодный ветер важно влетает в дом,
Как курьер Хлестакова.
Я не знаю, за что мне стихи. Зато
Я могу смотреть и смотреть на золото —
И горят купола, горят дерева,
И во мне горят, как дрова, слова.
Не скажу ни слова
О безумной, ставшей родной, тоске,
О седом волоске на левом виске,
И о том, что проиграла судьбе,
Но зато сохранила огонь в себе.
Он навек с тобою.
Самой тонкой кистью по золоту
Проведи дорогу или черту.
Поцелую сегодня еще нежней,
С подоконника сгоню голубей,
И окно закрою.
Х
«Кровь легко смывается водой…»
(Наташа Разувакина)
У кого-то кровь смывается легко,
У тебя же — замывай — не замывай…
Снег и грязь в окне, как кофе с молоком,
Дребезжит консервной банкою трамвай.
Ничего не разменять, не поменять:
Ни монету, ни жилплощадь, ни судьбу.
И зима придёт нежданная опять,
Чтоб лежать холодной панночкой в гробу.
Избежать возможно участи Хомы:
Не поверить этой сказке, вот и всё.
Пусть сугробов будут белые холмы,
Пусть нас вьюга заморочит, занесёт.
Братья-месяцы такие шутники:
В октябре петунии в снегу.
Я коснусь слегка твоей щеки.
Я гляжу и наглядеться не могу.
Кровь — такая красная вода.
Смерть — такая страшная игра.
Хочешь это яблочко, Адам?
И оладьев напеку с утра.
XI
Камикадзе-оса на бреющем вниз летит,
и чёртова колеса кабинки замерли в небе.
Хотела б с тобою быть я первой твоей Лилит,
но ты бы тогда со мной Адамом последним не был.
А осень — тоска тоской.
(И всё-таки хороша!)
И тьма всегда под рукой
из левого рукава.
Тихонько поёт душа
призывный мотивчик свой;
свистульку ещё достать
и дунуть едва-едва…
(Эх, маленькая душа
никак не хочет взрослеть,
а хочет ещё играть,
о времени забывая).
Вновь, горьким дымом дыша,
по курсу зелень на медь
сентябрьских мытарей рать
безжалостно обменяет.
А после — ищи-свищи –
уж будет октябрь тлеть
на обедневшей земле,
напоминая о смерти.
И город, спящий во мгле,
потёртый небесный щит
прикроет. И в колесе
скрипучем проснутся черти.
Ноябрь нас закружит,
декабрь нас заметёт,
залепят глаза и рот
ошмётки манны небесной.
Кончается эта жизнь.
Кончается этот год.
Но, если весна придёт,
то мы, конечно, воскреснем.
Потянемся, как ростки, через наслоенье дней,
с коронами из репьёв, в алмазах стёкол толчёных.
И будем снова любить друг друга ещё сильней.
И обречённей.
XII
Подарок декабря — коробка с ветром,
и этот ветер выстудил меня.
Я стала ниже на два сантиметра,
и на два века старше за два дня.
Восстать из пепла снова получилось,
чтоб заживо гореть, чего ж ещё?
Но вот коробка с ветром приоткрылась,
и там, где прежде было горячо,
коростой снега затянуло стенки.
(Спасибо за подарок декабрю!)
Под тонкой кожей проступили венки,
сложившись в вензель Л-Ю-Б-Л-Ю.
Пора снимать портфолио иллюзий,
смеясь и плача, в профиль и анфас.
И кто мы? Полузвери-полулюди,
и Бог с усмешкой скрещивает нас.
Календари
Мы прозрели, но не сошли с ума
(Это странно, но это — правда).
Созревает холодной ночью зима –
ежегодная психотравма.
Просыпается вновь подреберный бес
да эстетский весёлый и злой апломб.
И под левой бровью — маленький тромб
от удара в хрусталь небес.
Что ж, волшебный горшочек, вари, вари,
согревая нас глубоко внутри,
мы назад листаем календари,
возвращая июль прошедший.
А на новых сразу — зима, зима…
Мы прозрели и не сошли с ума,
потому что мир сумасшедший.
© Бюро Постышева, 2020 г.
https://postyshev.com/