И от житейской этой чехарды
не откупиться мне, как от Орды —
трёхкратной данью...
Сам над собой правления бразды
теряю. И, смешав алаверды
с площадной бранью,
смотрю на лист бумаги, как байстрюк
на птиц, летящих с севера на юг —
или обратно.
Хоть за строкой ходить семь вёрст — не крюк,
но мне не по себе — и всё вокруг
неадекватно.
Устал безумно я от февраля,
и времени затянута петля
на тонкой вые.
И непонятно, что к чему — и для
чего всё это было. Муку для,
ведут кривые
пути-дороги, тропы и стези
неведомо куда. Вообрази,
что мы у цели —
тогда, конечно, дело на мази,
и с тем должны быть счастливы в связи,
что уцелели.
Мы счастливы. Мы говорим: "халва",
чтоб сладость ощутить. Хотя едва
нам будет слаще.
Черт знает чем забита голова —
овеществляя мысли и слова,
блуждаем в чаще.
Всё чаще концентрируется взгляд
на потолке... На кой сдались мне ляд
сии потуги?
К чему считать по осени цыплят
и отжимать словесный звукоряд,
как в центрифуге?
Но человек — он по натуре слаб,
своих привычек, заблуждений раб —
и на галеры
готов себя сослать, свой гандикап
не отыграв — не вырвавшись из лап
тоски и веры...