В повествовании о творчестве и творцах кот Баюн пытается найти самую первую писательниу и считает, что ею была именно Даная
Даная в темнице своих заблуждений
Мечтает опять о дожде золотом,
Не ведает даже, как грозною тенью
Врывается Зевс, а что будет потом?
Персей – для трусливого деда проклятье,
И гибель для матери бедной, увы,
Из тьмы да во тьму, только Зевса объятья
И вспомнит и горькую правду молвы.
И та, что вовек не дорвется до света,
Придумала снова иные миры,
Пусть царь ее грозный потешится где-то,
Потом и ему не снести головы.
Медуза – и снова в насилии ада
Рождается бедной царевны экстаз.
И бредит, и мечется, нет, нам не надо
Судить ее строго за бред ее фраз.
Ее мастерству только бесы учили,
Она не постигла ведь даже азы.
Все спутано: время, печали и стили,
Чужая с чужими, туман суеты.
И там, где играли суровые боги
Печальной судьбой, остается туман,
Персей в этом мире жестоком в дороге
Он столько узнает и дев там и стран.
И только Медузой убитой хранимый,
Влюбился в Афину, Пегаса даря,
А бедной Данае достанется ныне
Лишь похоть немая пьянчуги-царя…
И что там царевна в тумане лепечет:
- Безумная, чести такой не принять?
Она свои вирши нелепые шепчет,
И суть не понять, только пыл не унять…
Вернуться домой, чтоб с отцом рассчитаться,
С Персеем всю жизнь одинокой прожить…
И будут нереиды над ней издеваться,
И будут дриады беспечно шутить.
А кто остается с ней рядом? Сатиры.
Никто не любил, и никто не проник
В печали и нежности глупой, но милой
Сошедшей с ума от трудов и интриг….
И в Персии где-то рыдает старуха,
О том, что уже никогда не случится.
И шелест дождя золотого до слуха
Доходит, и Зевс ей в экстазе приснится.
Зовет его снова, как будто узнает,
Во тьме ее видевший пару минут,
Утешится пусть, пусть опять сочиняет
Печальную песню – покой и уют
Дарованы бедной царевне в тумане,
Не стать ей царицей - девицей умрет.
Злодейка судьба ее снова обманет,
Пустая в насилии жизнь вся пройдет…
И снова ей снится, как грозною тенью
Врывается Зевс, а что будет потом?
Даная в темнице своих заблуждений
Мечтает опять о дожде золотом…
И мертвые листья порхают в тумане,
Насильники где-то теперь далеко,
Никто не заманит, никто не обманет,
И только поэзия – ужас оков…
А мертвые листья, к земле припадая,
Ласкают, как Зевс в темноте не ласкал,
В бреду еще шепчет, забывшись, Даная,
Встречая не Зевса, а смерти оскал…