Не зная цены и пощады не меря,
Шагал человек по прожжённой земле,
Топтал продырявленные шинели,
сжигал, что итак погорело в огне.
Он не желал от вины увернуться
Иль замереть на короткий привал.
Годы шагал, не желая согнуться
И подобрать, что впотьмах раскидал.
Так бы извечно он землю из пепла
Мерил комками на тверди подошв,
Если бы милость на миг не ослепла,
Та, что итак стоила грош.
Всё неразумное знает пределы,
Путь же их знает пуще других.
Пред человеком всё мертвенно бело,
Под человеком развёрзся обрыв.
Словно почуяв от мук избавленье
Ветер нахлынул, смешался с дождём.
Вместе они уж, наверное, скинут
То, что мешало, и то, что причём.
То, что причём окровавленной тверди,
Яда исчерненных злом облаков,
То, что на море пускало смерти
В тесной ловушке стальных коробов.
Но человек, упираясь руками
В воздух солёный от пота и лжи,
Против падения в белое пламя
Борется, борется за свою жизнь.
Капли стегают упрямца по шее,
Льются под кожу до мозга костей,
Но человек всё глупее и злее,
Словно от войн становился пьяней.
Дождь превратился в сплошную завесу
Или быть зеркало, кто разберёт,
В зеркале этом, как свежую прессу,
Можно читать жизнь свою наперёд.
Страшная кара на плоскости этой.
Шире смотри на себя, человек!
Там позади, на планете раздетой,
Ты проживал свой изнеженный век:
Нежил себя и войною и мором,
Взрывом и дурью - тут что когда,
Голодом нищих, свинячим жором,
Коль позволялась свиньям еда.
Болью истерзанный, рваный, куцый
Человек хочет назад уйти.
Всё позади. Никогда не вернуться,
Как не вернуть твоего пути.
Позднее каянье, шаг в белоснежность,
Но не полёт, а о твердь удар.
Новая жизнь. Новая вечность.
Шанс измениться - великий дар.