Который год среди жулья, измазан весь, дышу фигнёй.
Который год не вижу я постели с чистой простынёй.
Я вахту грузную несу, но этот путь избрал я сам:
который год живём в лесу мы с Зигой, межу бралисом.
Про это Зига песнь слагал, а вместе с ним слагал и я.
И он чангал и я чангал, мы оба из Латгалии.
На нас не счесть заплат и вшей, но это игнорируя,
порабощённых латышей мы в братья агитируем.
Я помню год сороковой, шли танки переулками,
солдаты нас, под лязг и вой, заманивали булками.
Их командиры дули на гармонях и свистали нам.
Портрет сорвали Ульмана и вывесили Сталина.
На сборный пункт народ валил, все комиссара слушали.
Дед Янка пиво заварил, и мы его закушали.
Светили мудро и хитро созвездия Галактики,
а Янис дед вещал нам про стратегию и тактику.
Дороги дождик окропил, и, вняв совету мастера,
я трёхлинейку утопил и обзавёлся шмайсером.
Бродили с дедом по лесам, в такую глушь забралися,
что повстречали Зигиса, который стал нам бралисом.
Войне – конец, а дед – в кусты… постригли нас под нулики,
пешком мы с Зигой шли в Кресты. Кругом, бандиты, жулики.
Они нам пакость строили, всё с шутками дурацкими,
и мы побег устроили с тремя детьми кулацкими.
Шли, ветер в лица дул сырой, казалось – из Латгалии.
Листвой питались и корой, корнями и так далее.
Мы тыкались и трахались впотьмах в стволы до боли и
всё от зверей шарахались, а от людей – тем более.
Но кулаки – не дураки, часы ль сховав, хронометр ли,
в кустах у Даугавы-реки легли и… тихо померли.
Увидел Зига, заорал натужно и простужено.
Орал, при этом патлы драл: он бомбой был контуженный.
А проорав, сказал, - пора и попинал «предателей».
И мы пошли на хутора, где Мартыньш – председателем.
Он ходит важно, гусаком, весь гладкий, аккуратненький,
а был последним босяком и ночевал в курятнике.
Мы – к Мартыньшу, он всё же сам, лопатой грязь ворочает.
Мол, - бралисы мы с межиса, сдаёшь, - мол, - полномочия.
И он противиться не стал, уж больно зверолицие,
зевнул, кивнул, пошёл и сдал в районную милицию.
И вот мы с Зигой (он и я) который год кошмаримся.
Среди лесов, среди жулья в сырых землянках паримся.
А Мартынь, мерзкий коротыш, он кумом мне приходится.
И он латыш, и я латыш, но что-то здесь не сходится.