Мнётся у двери, платок теребит в руках,
взгляд опускает на латаные ботинки.
Худа, неухожена, видно - совсем плоха,
пульс на запястье синею жилкой тикает.
В дом пригласить да напоить чайком,
правилам гостеприимства следуя?
Смотрю на неё, и в горле колючий ком:
– Шалава ты, – говорю, – последняя.
Явилась, нате вам, жизнь промотавши в хлам,
под самый праздник, под воскресенье вербное.
Как на полгода оставить меня могла,
где ж ты, надежда, шлялась, пока я в любовь не верила?
Смотрю и плачу, и жалость своё берёт –
она мне всё-таки, как ни крути, родимая.
Сижу и слушаю: складно, паршивка, врёт.
А сердце тает... Весна за окошком – дивная.