«СУДЬБА в ТОЧКЕ ПРОСТРАНСТВА»
© Copyright: Михаил Меклер, 2020
Свидетельство о публикации №120032003187
——————————————————————————
СОДЕРЖАНИЕ
КВАЗИУМОФАНТАЗИИ
СТИХИ 2012-2019 гг.
ПОЭМЫ
АФОРИЗМЫ
СКАЗКИ
——————————————————————————
КВАЗИУМОФАНТАЗИИ
——————————————————————————
ПЕРЕД СМЕРТЬЮ
(последние мысли Стива Джобса)
Я достиг вершины бизнеса!
Все думают, что это моя жизнь. Я каюсь!
Это лишь успех генезиса,
если не говорить о работе, то я признаюсь,
есть много того, чему я рад
и вообще, богатство, если понимаешь
- это только в жизни факт,
к которому просто привыкаешь.
В настоящий момент я в палате,
лежу и жизнь вспоминаю.
Прикованный к больничной кровати,
очень осознанно понимаю,
что богатство и признание,
которыми я так гордился, поверьте,
потеряли свое значение,
перед лицом наступающей смерти.
Когда в темноте я вижу вдруг,
свет аппарата жизнеобеспечения
и слышу механический звук,
то чувствую смерть и её приближение.
Дыхание Бога где-то совсем рядом.
Теперь, когда денег у меня много,
самое время подумать об ином,
никак не связанном с богатством.
В жизни есть более важные вещи!
Например, постижение смысла красоты.
Для кого-то это внимание женщин,
другим искусство и детские мечты.
Постоянная гонка за наживой
превращает человека в марионетку.
Это может быть с каждым,
тогда жизнь закрывается в клетку.
Богатство, которое наживаешь,
невозможно взять с собой на тот свет.
Все, что можно унести понимаешь,
это воспоминания о любви прошедших лет.
Вот настоящее и ценное богатство,
которое должно следовать за вами,
сопровождать вас в другое царство
и дать силы двигаться с мечтами.
Бог наделил нас чувством,
чтобы мы могли рассказать:
о своей любви к близким,
как любовь может преодолевать
огромные расстояния,
ведь у жизни нет предела,
забраться до высот достояния,
вашего любимого дела.
Все находится в ваших руках.
Идите, куда зовет сердце.
Самая дорогая в Мире кровать,
это койка в больнице.
Имея деньги, можно людей нанять,
которые будут заботиться о вас,
но болезнь никто не сможет забрать,
даже если будет огромный аванс.
Можно найти любую вещь.
Но только одну, если её потерял,
уже не восстановишь это жизнь,
которую ты всегда покорял.
Неважно, сколько вам лет
и чего вы добились за жизнь.
У нас у всех наступит момент,
когда занавес опустится вниз.
Ваше сокровище - это семья!
Любите близких и всех иных!
Берегите не только себя,
заботиться надо и о других!
ОБЕТОВАННЫЙ
В лицо свободе я гляжу один:
она ведь тут, а я из ниоткуда,
мне суждено накапливать морщин.
Ерушалайм - божественное чудо!
В зените солнце щурит взгляд,
тут дышишь грудью в полный вздох,
здесь каждый камень точно свят
и нет причин для опрометчивых шагов.
Кругом узкий и радостный простор,
смотрю на прошлое я в оба глаза,
мне расширяет русский кругозор,
восточный дух до полного экстаза.
Как понимать, из каменных равнин,
все прорастает, почти повсюду?
Мы это все наглядно зрим,
нас восхищают результаты чуда.
Труд Народа, предков от Иуды,
есть подвиг жизни и необъясним,
нет у поколений грядущего испуга,
а древний дух всегда непобедим.
Здесь больше неба, я тут бродить готов,
стихи писать безмерно, состраданием,
чтобы метафор разных русских слов,
восток воспринимал с моим признанием.
Все осторожнее желание "напиться",
пыл угасает для застольных встреч,
быстрее здесь гораздо простудиться,
если будешь тщательно себя беречь.
Слова теряют запахи греха,
признания тонут, как взгляд на рифе
и все длиннее мысли и строка,
а запятая прерывает звуки рифмы.
Наступит пробуждение начала,
по телу соленая вода скользит,
воды вокруг ничтожно мало,
а бром повсюду в воздухе парит.
Играют дети с утра и очень долго,
шныряя по площадкам бесконечно
и реют флаги бело синие гордо,
хотя нет ветра, но место это вечно.
Я переместился на песчаный восток,
окунулся в пустынную гладь,
на реке Иордан не заметишь буёк,
это место будет меня охранять.
Здесь жизнь мне так близка,
в чужих краях не спится
и обнимает одиночества тоска,
Алтай ночами только снится.
Я должен жить, ведь я еще не умер
и вальс из гроба, да снова в колыбель,
чужбина долготы, жужжащий зуммер,
переходящий в умеренную хмель.
Не утешит меня Париж одичалый
и карнавал не скрасит грусть,
не растрогать Шопеном Чалым,
тошнит от виски, ну и пусть.
Мое сердце есть рок любви.
Любовь и страсть в одних оковах,
мне чувства эти так близки,
что я блужу на их просторах.
О любви скучаю до утра,
всю ночь служу заветной цели,
той женщине, которая добра,
а чувства греют одиночество в постели.
Любовью дышит этот сон
и слух щекочет,
я слышу звука метроном,
в мозгах стрекочет.
Вот виден пламенный закат,
как красное вино,
завис в очередной Шабат,
на горизонте уж давно.
Губами и улыбкой,
произнесу на радость вам,
словами, очень зыбко:
"Шабат, Шалом!" Ле хаим!
МУЗА - АНГЕЛ ЯЗЫКА
Я адепт и постоянный скиталец седой,
растворился в европейском пространстве.
Пик путешествий достиг точки той,
где неясно, что будет дальше.
Воспринимать ли Иисуса, как только миф,
или как признак болезни души,
искусство представляет его как позитив,
превращая героев искусства в святых.
Незаурядная способность поэта
творить, когда его покидает рассудок,
осознанный разум при этом,
наступает в ночное время суток.
Поэта движет инстинкт и мудрость.
Поэзия есть продукт наших чувств,
а сознание творит чудовищность
и помешательство внезапных безумств.
Муза есть наш Ангел языка!
Муза, словно старшая дама,
ее голос неумолим наверняка,
как жены, или даже мамы.
Она диктует независимо от того,
где и как поэт проживает.
Жить и писать глаголы, от чего
абсурдно их в оборот вонзая,
ибо литература имеет,
прошлое неизмеримо огромное,
чем индивидуум сеет,
независимо от его родословной.
Поэт в принужденном изгнании,
вообще то конечно, в целом,
живет в перманентном скитании,
всегда под чьим-то прицелом.
Он просто ретроспективное,
смотрящее вспять существо.
Его реальность активная
и в будущем оно естество.
Во всем Свободный поэт,
если он терпит поражение,
никто не винит его силуэт
и он не просит прощения.
Мне часто снится, что я еще пишу,
там в России, где мой язык и подиум,
но как не трудно мне, отчизне я служу,
намного проще умереть за Родину.
Лирика очень зависит от духа музыки,
она не нуждается в образе и понятиях,
на столько, что позволит сама музыка
и ставит их рядом в пылу объятий.
Поэзия не выскажет ничего человечной,
что безгранично уже заложено в музыке,
что принудила поэта к образной речи.
Музыка высшее творение на любом языке.
Язык не может обнажить суть музыки,
но он прикасается к ней силой поля.
Поэзия является излучением лирики
в образах, а сама музыка есть воля.
Воля для выражения в образах власти,
от шепота симпатии до раскатов безумия,
пользуется всеми участками страсти,
для человеческого блага и благоразумия.
В любой музыке Моцарт живет,
если есть черное, то это Малевич,
в каждом голосе Карузо поет,
а ямбом писал Александр Сергеевич.
Эйнштейн мысленно проник в свет.
Гитлер не смог весь мир захватить.
Всё, что Ленин написал умный бред.
Пингвин не может в небе парить.
Райские птицы поэтов, окольцованы,
судьбу каждому укажет перст,
над их монументами кружат вороны.
С ними рядом будет вечно крест.
ОБРАЗ ВЕРЫ
Я иду, сутулясь под тяжестью лет,
а прошлая жизнь дышит мне в след,
ощущалось какое-то время спустя,
шуршание страниц, слегка шелестя,
которые оставил мой отец по сему,
перед уходом в предсмертную тьму.
Он так и не принял Господа веру,
принимая Всевышнего за химеру,
не дочитал он Ветхий Завет,
но очень хотел увидеть Тот Свет.
Поступь была стариковски тверда,
запомнил я образ его навсегда
и душу открыл перед сводами храма,
во мне происходила сознания драма.
Я не с рождения почувствовал крест,
полвека носил атеизма протест
и когда окунувшись в святую купель,
я увидел в будущем свою колыбель.
Засветился мой путь и расширялся,
старым грехам совсем не гнушался
и время неслось по нему без звука,
я понял, что вера есть добрая мука.
Если один лежишь в огромной спальне,
с бессонницей, закрывшись на замок,
понимаешь, что может быть печальней,
чем безысходность, когда ты одинок.
В часы ночные, предметы тяжелее
и мыслей скрежет глотает тишина,
подушки, покрывала кажутся белее
и пустота зеркал отражена.
Осень за окном, суровое дыхание,
будто в комнате томительный покой
и тянет в край любви разочарований,
наедине с написанной строкой.
Душно, ни ревность, ни старость,
не удаляют эту опухоль ночи,
где-то в душе шевелящийся нарост,
колит и трет судьбы позвоночник.
Во внешности спящей чей-то сторож.
Молчание, как пауза, мыслей занятие,
считывает предсказание, как сон Божий,
стихами, пульсом, часами, заклятием.
Жарко. Так глина в руках задыхается,
чтобы стать чем-то на нас похожими,
жизнь коротка и быстро кончается,
значит умрем простыми прохожими.
Тени людей, как призраки ходят,
жизнь города совсем без надежд,
в небе бронхит ошалевший воет,
настигая несчастных, одиноких невеж.
Духовный разлом в мозгах свирепеет,
молодежь без идеи тоскует с пьяна,
интеллигенция вырождаясь, тупеет,
а будущего даль безнадежно черна.
Что будет? Если соберутся бродяги,
а мелочи не хватит, чтобы пожрать
и снова баррикады, оковы, ГУЛАГи,
власти не имущие начнут воевать.
Россия моя, страна бескрайняя,
ты похожа на сумасшедший дом,
у человека судьба печальная,
обреченность есть его синдром.
Очнитесь, выйдем на простор
и посадим семя на поле чудес,
пусть зайдет из недр приговор,
чтобы народ России Воскрес!
Вселенная теряет звёзды, как мелочь,
люди торжествуют в войнах и цирках.
Поэты молчат, не понимая слова «вечность»,
а чудаки в цирках танцуют на опилках.
Действует сила народного волнения,
как песня дикая, как красное вино.
Это революция, пустое наваждение,
бессмысленно вошедшее в окно.
Да, есть камни, чтобы строить и ваять,
будут жертвы, чтобы помнить и молчать,
есть патроны, значит, будут их стрелять
и в отчаянии за конституцию кричать.
Мы напряжения в молчании не выносим,
в стихийном лабиринте иноземный бес.
Мы снисхождения гуманитарных просим
и положительных эмоций ждем с небес.
Подлинно во мне печаль живет,
душа висит над страхом пустоты.
Поэзия от бездны не спасет,
за все в ответе лишь кресты.
Лети душа над колокольней ввысь,
пусть вечность на каменных часах,
показывает будущему мысль,
начертанной кириллицей в стихах.
Настал и мой черед живой,
чувствую крыльев размах иной,
мысли сами летят стрелой,
в строфы рифмой, одна за другой.
Мой маятник души и глух и строг,
в висках стучит запретный рок.
Я открыл в себе лазоревый грот
и не жду, когда смерть придет.
Исчерпав свой путь, я в срок вернусь
и ответить за написанное не боюсь.
Из-за морей стране родной оглянусь.
Зайду в Храм и до земли поклонюсь.
Утроба есть памятник кровотечению,
страшной болью закрученная труба,
лаз из неведанного, да в провидение,
начало судьбы, всей жизни раба.
Траурными вариациями в столетний переход,
тревожась надеждой до неба добраться,
свою тень помещал головою в пролет,
чтобы из бедности на свободу прорваться.
Бежал, пораженный хохотом грешника,
по судьбе, лабиринту без остановок,
похожий на клоуна, злого насмешника,
измученный от недомолвок и рокировок.
Запутался в блеклых сетях невезения,
отмечен за вольность свою небесами,
внезапно оглашенный за откровения,
окропил я золотом мечту с куполами.
Затем стремился в разгоряченном раже,
пробиваясь через жестокие реальности,
пролетал косые кошмары и ужасы даже,
пережил все тюремные шалости.
Многие инфернальные признаки зла,
ссор чешую и обертки болезней,
запихал в чемодан, отнес на вокзал,
спрятал от глаз, засунул под лестницу.
Себя загоняя, спешил до последнего,
с одышкой такой прямо в пропасть,
где осталась идеология мышления,
да забытая, галдящая молодость.
Люблю за баварской кружечкой пива,
читать бредни и горечь писания,
ждать реакцию оппонентов терпеливо,
чтобы повергнуть себя в истязания.
Жизни поход из тайги и песка,
в ликах и жестах навеки остался.
Страстью избыточной освистал,
жажду не утолил, но пробрался.
День каждый раз кончался на дворе,
первая звезда на небе появлялась.
Закат, как кровь, висел на топоре,
отражаясь в небе, солнце любовалось.
Дом закрыл. Ворота на замок
и земля по совести остыла.
При свечах библейский слог,
сам себе я бормотал уныло.
Облака закрыли луч звезды
и вода в реке студеная чернела.
Чище смерть, чем муки от беды,
а земля правдивей и страшнее.
Догорали свечи и во мгле,
тишина настигла внутренние своды,
продолжал молиться я во тьме,
за свет и благодушие природы.
Рассвет пошёл, уже светало,
петух горланил во все горло,
жить продолжал, как бы с начала.
Образ веры действовал покорно.
Господи, Всевышний! Помоги!
Народу русскому расправить плечи.
Пусть у них всегда чей.
цветут сады
и никогда не гаснут в Храме свечи.
Дай в каждый дом насущного вполне,
достаток провианта и разного вина,
сознания каждому в заботе о семье,
чтоб все богаты были, не только Родина.
Постиг я тишину Его безмолвия,
под шорох тлеющих свечей,
без грома в небе засияла молния,
как знак божественных лучей.
КОШМАР
Абсолют нашего государства это кошмар,
порождает и компрометирует друг друга,
так как долго горел коммунизма пожар
под контролем демократического круга.
Мы живем, не чувствуя пульса страны,
под надзором кремлевского Чудотворца,
наши речи уже за углом не слышны,
а слова его, как у прошлого горца,
абсолютно тяжелы и верны.
Кругом стая кровожадных вождей,
в них столько мучительной злости,
лизоблюдов, чиновников, не людей,
забивающих его указы, как гвозди
в наши души без конкретных идей.
Нам не понять их суть пространства,
им наплевать на пульс толпы,
народ наш, обреченный на мытарства,
приобрел из опыта свои черты,
быть быдлом и терпеть тиранство.
Скажите мне, если не солгали,
какие на меня поставили флажки,
какой свободой меня околдовали?
Чужая речь мне станет оболочкой,
лишь мысли будут Русской строчкой.
Я книгой стал, которая вам снится.
Мой дед мгновенно был расстрелян,
на много раньше, чем я успел родиться.
Теперь образ свободы обесценен,
в нас ген живет и мы способны защититься.
Я неустанно рву повествования нить,
в запутанных погонами скандалах.
Мечусь туда-сюда, не знаю, как же быть,
подобно року, живущем в децибелах.
Быстрее хочется все это позабыть.
Я морю говорю, шуми без всяких дум,
мне написать про все не доставало,
под твой ласкающий прибоя шум,
как в прошлый раз мгновенья будет мало
и недостаточно для жизни будет сумм.
Я выброшу эпитеты из речи,
ведь всё равно стекло не укусить,
сосредоточу мысли без наречий,
я не могу в таком кошмаре жить,
быть в обороте всех противоречий.
За ложные, незаконные деяния,
лихая плата может долго ждать,
со мной мои, любимые скитания,
страницы перелистывают вспять
и вновь пишу я про свои страдания.
МОНОЛОГ
Пишу свой бесконечный монолог
проблемами зажатый в переплет,
и в душу пытаюсь углубиться,
чтоб жизнью вдоволь насладиться.
Я стал похож на стрелку циферблата,
меня караулит суровая расплата.
Гнетёт меня мое безделье,
души тревожное похмелье
и ужас, что я стал не тот.
Не представляю, что произойдет.
Нет места, куда от слов своих деваться,
со смыслом жизни невозможно расставаться.
Вернись! Любовь свою прошу
и к ней свои молитвы возношу.
Не отдаляйся! Остановись! Прости!
Надежду рядом быть, держу в горсти
и молча к тебе протягиваю руки,
избавь меня от равнодушной муки.
Нет смысла громко так кричать,
бессмысленно за что-то причитать.
Я поражен присутствием маразма
и непонятного для меня сарказма.
Ты гонишь жизнь по острию ножа,
но не любви, покорности служа,
а наша дружба превратилась в тяжбу
и ждет она, что я отвечу так же.
Ты желаешь решать свои проблемы,
но не готова на крутые перемены.
А я за все, что полюбил в тебе,
теперь не нахожу в твоей душе.
Я задыхаюсь от ревности,
держу энергию верности,
из времени плету одиночество,
а язык превращаю в творчество.
Неблагодарное ремесло поэта,
заставляет присесть на диету.
Я совсем уж и немолодой,
хожу с бритой и седой головой.
Свой пыл мужской я сберег,
ведь годы мужчине впрок.
Только ты - жена души моей,
нет тебя красивей и милей.
Я мечтой о любви истомлен,
но от тела твоего отлучен.
Тело водолея - мечта поэта,
таит интригу и шарм для сонета,
в нем есть все, о чем мечтать,
и для творения оно благодать!
Я чувствую в теле - военный квартал,
на нем только я - я твой генерал.
В венах и генах живет доброта,
все для тебя, но ты вовсе не та.
Когда же я слышу шепот плача,
ты говоришь что, будет иначе.
Птицы тоже за горизонт стремятся,
но они стаей повсюду гнездятся.
Долгий путь пришлось мне пройти,
чтобы понять, что нет вечной любви.
Слова любви для водолея утешение,
Божественный сосуд для вдохновения,
не сохранить влюбленности и страсти,
во всей красе твоей и твоей власти.
И пусть без звука идет наш диалог,
ведь ты поймешь когда-то силу строк,
а наши души все равно соприкоснутся,
тогда и сможешь ты в себя вернуться!
Молчание - есть мысли, но без слов,
они берутся из прошедших снов.
Да нам с тобой разлука суждена,
когда наступит просто тишина,
но не сейчас, а после нашей жизни,
когда я не смогу купаться в эгоизме.
Быть может вечность это сон небес?
Мы не находим синоним для словес
и перемешиваем вещи и слова,
битком словами забита голова,
а секс мы путаем с любовью,
любовь не терпит суесловие.
Она - предвестник бушующей речи
и взгляд прощания при встрече.
Жизнь наша это только разговор.
Речь хаоса из слов и просто вздор,
лицом к лицу и губ движений,
упреков и бесконечных возражений.
Я жду, когда же ты придешь
и мне свою улыбку принесешь,
вновь объяснишься своим взглядом
и станешь близко, а не рядом.
Вот ты, крадучись, на рассвете,
придешь любя, мечтой согрета
и страстью окропишь мою постель,
я буду ждать, пусть скрипнет дверь.
И мы соединимся плотью до изнанки,
без слов, обид и перебранки,
исчезнут мысли всех утрат,
как много лет тому назад.
Губами молча наслаждаясь
и лишь мгновением упиваясь,
мы сможем выплеснуть всю страсть,
оргазмом утолиться всласть.
Меня тревожит сон в ночи,
и каждый раз огонь свечи,
я заклинаю и ревную,
тебя я глажу и целую.
ПЯТАЯ ТОЧКА
Мчится жизнь моя вне закона,
лишь добрую память о тебе берегу,
нет креста на мне и медальона,
но я в любви настоящей в долгу.
Нет зеркала, где образ твой застыл
и взгляд струится из души на мир,
если руки взметнутся вместо крыл,
то ты возглавишь журавлиный клин.
Твой облик, будто бы с холста,
сошел классической походкой,
не ведома твоя немая нагота,
ты нежность хранишь за перегородкой.
Твоя веселая улыбка, не шутя,
несет безмерность твоей власти,
а смех, как у малого дитя,
восторг царит от радости и сласти.
Я обнимаю твой портрет
и мысленно вхожу в него игриво,
на свете женщин просто нет,
кому бы так, писал я горделиво.
Скажи, в чем правда у любви?
Что говорят об этом розы?
И звуки чувства, до ре ми?
Уж точно, не в постельной позе.
Когда полюбишь, то поймешь,
что её не забыть никогда,
если счастье свое вдруг найдешь,
то останешься с ним навсегда.
Ты просто уникальна
и в облике твоем,
любовь маниакальная,
господствует во всем.
Буду любить тебя бесконечно,
пока континенты с мест не сойдут
и океан не иссохнет беспечно,
а рыбы нам Сулико не споют.
Я буду в паутине световой
по миру тленному скитаться,
жить там, где воздух голубой,
свободой жизни наслаждаться.
Нет, трагедий не вернуть,
а землю где-нибудь да обрету,
не потерять бы веры суть
и сохранить любви мечту.
Захороню опальные стихи,
в душе небесный камень блудит,
я не сужу тебя и, боже, не суди,
судьбу за то, что с нами будет.
Люблю тепло, твое дыханье,
ты это ты, явь это явь,
мое в стихах тебе признание,
сильней и откровенней клятв.
Мы где-то рядом, я и ты,
обличенные в одну оболочку,
пусть совпадают наши мечты,
я влюблен в твою пятую точку.
ПАМЯТЬ С ЧЕРНОЙ ПОЛОСОЙ
Вода огромной реки, проносится боком,
мимо барнаульских холмов, бурля потоком.
Деревянный город спит в ночи, сопит уныло,
а жителям снятся все те же сны, про то, что было.
Уверенно шествует смерть, ползёт по карте,
все те же трамваи ЧТЗ и ямы на сером асфальте.
Дети похожие на дедов, охраняют могилы,
вспоминая своих отцов, которые еще живы.
Всюду запах полей, люцерны цветущих
и тот же угрюмый народ, с утра бредущий.
Время подчиняется вселенским поводьям.
Кому рассказать, как жизнь проводим?
Может луне, пусть приливами правит не так вяло,
облакам гонимые ветром, как сползающее одеяло.
Кому душу открыть? Тем, кто уже в могиле?
Может тем, кто с похмелья, они счастливые.
Как объяснить корням, в ледяном сугробе,
что наши мысли не там, а шляются по Европе.
Грустно от могильной доски и мороз по коже,
память с черной полосой не станет моложе.
Цепочкой лет окованы эти рифмы,
дни уходят в одну бесконечность,
а недоступность эллинских Нимф,
хранят мгновения и скоротечность.
Смерть выбирает слабых у порога,
ей не нужны поля и перелески,
внезапно, раз, и переходит дорогу,
поймает жизнь в намеченном отрезке.
Ушло от нас безвременное племя,
еще в рассвете сил, цветущей бахромы,
оставив тяжесть и прожитое бремя,
суровым дням, где доживаем мы.
Они допели уже все свои куплеты
и полегли в готовые могилы,
оставив сиротам на память силуэты
и край земли на кладбище унылом.
Будем помнить их без сомнения,
мир без тела не будет пуст
и не исчезнут их творения,
осталась память рук и звуки уст.
Что нам судьба еще готовит?
Повод к разлуке сильней её смысла.
Когда нет слов, молчание глаголет
и наполняет пустоту эгоизмом.
Тучи разогнать может ветер,
стихия в природе бессмертна,
у каждой смерти есть свидетель,
который в будущем однозначно жертва.
Всех нас ожидает место в могиле,
под грудой цветов и пением птиц,
там где лежат и раньше жили,
в вечной темноте и тесноте границ.
Смерть неожиданно встречает,
она бывает всегда с другими,
её не ожидают, а провожают
и дни становятся роковыми.
Дамы и господа, и все дышащие,
жующие, пьющие и просто спящие,
мыслящие и включенные в круговерть.
Вас всех поджидает внезапная смерть.
Смерть меткий стрелок и не надо воображать,
что вы здоровы и вам ничего не может угрожать.
Смерть потребует от вас расплатиться,
за то, что пришлось вам на свет появиться.
Смерть врач, к ней каждый на прием придет,
она вылечит и денег за это не возьмет.
Смерть постучится и успеет вам предложить,
два метра земли за бесценок купить.
Черный мундир и черный халат,
чернеет кровь, если дури игла,
вонзает в вену смертей каскад.
Чернее черного творятся дела.
Ночь без луны полуночная мгла
и тьма не чувствует силуэты теней,
как только потухнет в топке зола,
черный уголь становится еще темней.
В черном небе висят черные тучи,
черные мысли сидят в голове,
а чёрный день всегда невезучий,
есть место черное в каждой судьбе.
Двигалась процессия под траурный аккорд,
чернела полночь, чернела память,
черные строчки вошли в некролог,
черные птицы продолжали каркать.
Черная излучина, черный календарь,
до черноты замучила, черная вуаль.
Сокрыты небеса, следы и тени.
Играет колокольный перезвон
там, где быстрая вода в помине
по бражникам, ушедшим на поклон.
Воскресли своды, письмена
внутри всепоглощающего света.
Лишённые согласных имена,
парят, как птицы Ветхого Завета.
Не слышно стонов мучеников веры,
размыты временем года на стенах,
дрожит мотив, и покаянные напевы
ласкают слух, его касаются несмело.
Лампады, кольца, кружева, всё – храм.
Всё – в матовом, пушистом дыме.
И колокольный звон навстречу небесам
над Барнаулом поднимает Нимбы.
ГАЛИНА ФЕДОРОВНА
Горела ты и молча догорала,
как та свеча, что никогда не догорит.
Ты детство нам собою освещала,
нам память о добре с тобой хранить.
Она ушла, не хлопнув дверью,
с собой улыбку и девственность храня,
все дети знавшие её несут потерю,
скорбь разделяет вся наша родня.
Ушла ты в ночь от нас,
так и не промолвив слова.
Тебя мы вспомним каждый раз,
на Рождество Христово!
НЕТ АЛГОРИТМА И ПРЕДЕЛА
Все угасло, спустился мрак,
в правом боку беспокоила почка,
ночь пролетала просто так,
времени пропуская цепочку.
Поезд шел на юг, к себе домой,
через туннели, минуя снежные горы,
ландшафт за окном, окутался тьмой,
начиналась земля, где живут синьоры.
Из всех внутренностей, только глаза,
помнят все, что происходило со мною,
смена места связана, взглядом за
барьер, где ценят и охраняют свободу.
Море баюкает берега миллионы лет,
не меняя свой горизонт,
человек повсюду оставляет свой след,
напоминая свой понт.
Все то же перо держу в руках,
от пищи совсем нет изжоги.
Солнце чаще висит в облаках,
мозги не устают, они же не ноги.
Голова пухнет от зрелых мыслей
и гонит тело строго на запад,
чем дальше, тем бескорыстней,
купола церквей без золотого крапа.
Я пишу в центре Старого света,
сняв пробу с германских рифм,
бессонница строчит до рассвета,
умлауты маршем чеканят ритм.
На чужом языке тьма, бесконечность,
неизведанность сути метафор,
проще глядеть в телескоп на вечность,
или рифмовать, как пашет трактор.
Ночь в разгаре, слышно сову,
часовые сопят на своем посту,
и только луна не спит наверху,
непрерывно гонит приливов волну.
Все, что утром прочтут сетей постояльцы,
утащит в прошлое, осевшая пыль,
если правнук пролистает все это пальцем,
то значит не зря я всё сочинил.
Мы движемся перпендикулярно полу,
так хочет земля, её притяжение
и не всегда находим опору,
падая на пол для подтверждения,
что для нашего мяса есть тяготение.
Мысли притягивают, другое мнение,
чтобы довести его до преломления,
а затем использовать по назначению.
Только затянутый паутиной угол,
не знает, что он прямой,
так и слепой движется тупо,
хаотично, нащупывая твердь ногой.
Мысли, изложенные ритмично в рифму,
заставляют думать лишь о том,
что в стихах не может быть алгоритма,
они происходят, произвольно, гуртом.
И только те мысли будут достижимы,
чьи черты в пространстве неповторимы,
даже тень повторяет движение тела,
произведение стихов не имеет предела!
ОСКОЛКИ СНА
Море зарей горизонт умывало,
чайки шумели, трогая бриз,
ты не пришла, день лишился начала,
лишь пузырился Шампани каприз.
Я целовал твоё потное тело,
наслаждаясь солью души,
чувства мгновенно от страсти немели
и заполняли память любви.
Желание достигнуть и раствориться,
в объятиях любимого человека,
осталось мечтой, которой не сбыться,
стучался сон в закрытое веко.
Я пробудился этой ночью,
услышав голос твой во сне,
обрывок фраз и многоточие,
не приносили утешений мне.
В какую-то последующую ночь,
ты вновь придешь, красивая, нагая
и не промолвив слов, исчезнешь прочь,
за остановкой уходящего трамвая.
И так все время, на исходе сна,
ты появилась, чтобы снова раствориться,
но каждый миг живет тобой сполна,
я успеваю нашей встречей насладиться.
Проснутся сны и на задворках яви,
когда уже мы будем в царствие теней,
я руку протяну тебе и буду в праве,
быть вместе с недоступностью твоей.
Так долго вместе не были вдвоем,
встретившись обнялись и не знали,
как дальше, будто заново живем,
слов не нашли, а потому молчали,
пока по небу не прокатился гром.
Они так чужды были всякой новизне,
сжимая руки и тесные объятия
и только губы прикасались в темноте,
не слышно было скрип кровати,
любви раскаты тонули в сладком сне.
Мы долго вместе обнимались с ней,
без кухни, мебели, камина,
что сделали из собственных теней,
картину чувств для пилигрима,
на память пролетевших дней.
Мерещился мне холод, потом жар,
снился мрак и чей-то лик,
куб, заточенный в стеклянный шар,
качающийся на волнах блик.
Снилось также, что Пони ржет,
что умер я, потом воскрес.
Зеркало смерти никогда не лжет,
нет изображения, человек исчез!
Пусть вьюга во сне гудит
и остается злой,
будущее никогда не грустит,
надежду хранит собой.
В кромешных снах видений поток
и жизни движений абсурд,
если вдруг свистнут в свисток,
прекратится снов каламбур.
Вот проснусь и видениям воздам,
теням, которых еще люблю
и бессмысленным, долгим речам,
значит я просто крепко сплю.
КНУТ СУДЬБЫ
Часто у скрытых дарований
нет поклонников из прохожих,
много людей без внимания,
считает дурное хорошим.
Это есть повседневное зло,
как избавиться от такой беды?
Сомневаюсь, чтобы нам повезло,
изгнать из сознания эти плоды.
Есть единственное средство на земле,
но оно практически абсурдно,
надо, чтобы глупцы стали умными везде,
наверно этого никогда не будет.
Они не знают цены вещей.
Судит их глаз, а не ум.
Они ничтожное хвалят вообще,
не имея понятия, наобум.
Славь других, себя уронишь,
дашь другому жить на свете,
так себя со света сгонишь,
для чего рожден я на планете?
Чести и славе поклоняться,
вы это не хотите признавать,
желая чем-нибудь казаться,
охотно готовы меня отрицать.
Едва ли ревность сейчас важнее,
болезней, снов и мыслей строк,
не позволяю изменять себе я,
свобода праздника, грехам урок!
Не надо думать ни о чём
и в одиночестве тоску гонять,
улики обжигать свечой,
чтоб преданность свою предать.
Мы так недолго были вместе,
годам подвесив ярлыки,
что дети подрасти успели,
и не сносились каблуки.
Мы не успели насладиться,
той жизнью в роскоши кино,
что вот уже пора проститься,
быть рядом, просто не дано.
Мы лишь успели обнажиться,
но не уснуть во сне в объятиях,
твое желание ухитриться,
стать в одиночестве богатой,
как ураганный шквал стихии
с корнями вывернул любовь,
нам не дождаться той миссии,
когда мы вместе будем вновь.
Да, я, видавший жизнь поэт,
не раз испытывал свою судьбу,
пишу о сходстве наших бед.
Все будем одинаковы в гробу.
Пусть мы при жизни разноликие,
фантазия основа есть для сплетней,
но факт наличия улики,
в любви этап совсем последний.
Зло уступает место для добра,
уже неважно, что чувствую внутри,
жизнь продолжается, она мудра,
а сердце свободно для поиска любви.
Кнутом судьбы себя безжалостно веду,
на свалку лет прокисших дат,
не будет места мне в Аду,
ищу тропу в небесный сад.
МОЙ ПРИЗРАК
Глотаю голод в пустоте,
кромешной ночью,
журчит желудок в темноте,
так, между прочим.
Я рад бы муку утолить,
но лишь словами,
судьбу безмерно потопить,
на век, слезами.
Ирония из ненависти рвется,
в стихи заходит,
надежда с иронией сживется,
все происходит.
Мой образ на призрака похож,
живой иль мертвый,
а существую словно бомж,
во всем голодный.
Проходят дни раздробленной судьбы.
Уже не ставлю в календарь отметки,
я втерся постепенно в уровень толпы,
мне ветер шепчет что-то по-немецки.
Весна кругом взирает на себя,
приятно наблюдать за этим глазу,
вот место, где забила кол судьба,
я здесь прижился как-то сразу.
Мой призрак оторвался от натуры
и улетел в другой пейзаж листвы,
туда, где нет готической структуры,
а есть душа, в которой только ты.
Здесь, в центре старого света,
на плоской земле, холмы, лощины,
она коротка до горного хребта,
горы рассекают её, как морщины.
Ночи беспокоят вереницей в ряд,
мыслями о жизни и смерти,
где-то рядом рай, ангелы говорят,
но ближе ад, мне вторят черти.
Только мысли о себе и семье,
перед сном звучат колыбельной,
как прижиться в чужой стране,
где нет наций и нет губерний.
Усну, спокойно в этой тиши.
Все спуталось на разных широтах,
а утром мысли свои запишу,
выживая в иммигрантских заботах.
Устами излагаю грусть,
дал Бог словами,
когда на родину вернусь,
я буду с вами.
На срок предвиденный увяз,
в земле Баварской,
но точно не в последний раз,
адепт скитается.
Простите все, кто мне знаком,
без сцен стенаний,
язык родной - мой отчий дом,
в моих признаниях.
БОЛЬШЕ ЧЕМ НОЛЬ.
Писатель отличается от живописца
одинокими мыслями от своего лица,
шорохом и скрипом пера
и частым перелистыванием своего нутра.
Живописец отличается от политика
отсутствием знания, в чей адрес критика,
нервами, не закрученными в канат,
и невозможностью получать откат.
Политик отличается от читателя
не принадлежностью к среде обывателя,
высоким мнением о себе самом
и частотой попадания в дурдом.
И только неизвестный всем читатель
выглядит, как одинокий журавль
и не отличается ничем от писателя,
из-под которого на миг ушла земля.
Для него книга – необычайна и проста,
как для нашего века изобретение колеса.
Скорость жизни как перелистывание страниц,
навязанный знаменатель и всеобщность лиц
происходит по законам притяжения звёзд,
где бродит муза в пространстве грёз.
Только в царстве воздуха мы делаем глоток,
чтобы мысль после выдоха выражала слог.
Нет на земле вещи безупречней, чем алфавит,
делающий нас гуманнее, когда мозг говорит.
Грамматикой и языком – вот чем живёт разум.
Человек без этого впадает в маразм.
Мы хотим выстроить жизнь наподобие алфавита.
Создать портрет на лоне природы, которая свита.
Мы движемся дорогой фантазии, в своей эклоге,
выстроенной из шагов, разместившихся в слоге.
Мир состоит из вещей, а мы живём мыслями о них.
Вещи уязвимы, их формы суть воображения самих.
Мысли о вещах быстро забываются,
даже если что-то всё время теряется.
Просто наша жизнь, как песня пастушья,
но мы не страдаем от равнодушия.
Мы, пастухи пустоты и четвероногой мебели,
символ красоты, уплывающие за горизонт лебеди.
Там, где вещь кончается,
пустота начинается.
На этом месте любопытство
и начинает искусство.
Искусство общается с человеком тет-а-тет.
Между ним и нами невозможен запрет.
Интеллектуальное равенство гарантирует природа.
Но есть невидимая преграда.
Не любят искусство те, кто владеет благом,
за его доступность под нейтральным флагом.
Там, где искусство, согласие заменяет равнодушие,
а поголовное разногласие расчленяет единодушие.
Нули, которые управляют властителями блага,
точкой и запятой превращаются в рожицы на бумаге.
Способность творить помогает свою судьбу прожить,
а навязанная благодать заставляет служить.
Мы то, что знаем, делаем, а что не знаем творим.
«To make» заменяет «to create». Шедевр не знает, что мы хотим.
Гений редкая случайность, понимающая истину.
Гений есть от Бога, точно, Воистину!
Поэт переносит себя стихами в материю,
стихи выносят его за пределы способностей в мистерию.
Там и создаётся шедевр, который всех удивляет.
Нет творческих способностей перед тем, что ужас вселяет.
Мы стихи сочиняем ради любви,
и чтобы наследить после себя- OUI.
Мы выражаем себя в окружающем мире
и выражаем душу свою, обнимая лиру.
Поэт – средство существования языка,
он тот, кем язык жив наверняка.
Язык старше нас и приспособлен к мутации.
Наши стихи переживут нас даже в иммиграции.
Начиная стихи, мы не знаем конец и берём отсрочку,
язык сам продиктует нам следующую строчку.
С рифмой можно зайти туда, где никто не бывал.
Качество поэзии определяет языка потенциал.
Колоссальный ускоритель – это стихосложение,
мы попадаем в зависимость от этого явления.
Поэзией мы на всё проливаем свет.
Человек, зависимый от языка, – и есть поэт.
БЕЗУМИЕ.
Безумие интеллигенции грозит,
для разума одной воды, наверно, будет мало.
По бумаге мыслями перо скользит.
Когда же пробуждение? Кругом одно начало.
Судьба осталась с бородой,
а губы из породы «попросить бы»,
мой лик – колючий и седой,
вот полоснуть бы всё опасной бритвой.
На фотках прошлого бледные герои
с трудом читают ломаный язык,
а между строк плывут в очередном запое
и ждут, когда побреется старик.
Всё как обычно, в неглиже с женой
уходим в космос за оргазмом.
Потом утихаем за фанерной стеной,
насладившись пустотой маразма.
Держусь подальше от глупостей и ссор,
что каждый раз невидимой тропой
в обход зеркал проникнет в мой затвор
и наши ноты запустит вразнобой.
Как муторно при тусклом свете лампы
быть с первобытной милостью наедине.
Блаженную болезнь с печалью пополам
лечить, утопая во французском вине.
Пусть бродит огонь над горящим углём,
а мания славы по жилам побродит.
Каждому хочется где-то побыть королём,
в чем-то быть властным, и на свободе.
Пусть все политики вздрогнут и обернутся,
и ослепнут от света в тёмных углах,
по выморочным щелям навсегда расползутся
и останутся вечно в бесконечных долгах.
Пусть их настоящее закиснет в разлуке,
они превратятся во чреве рояля в настой.
Болезни нападут на них в несмолкаемых муках
и они никогда не смогут обняться с женой.
Пусть пройдёт их любовь, как проходит дождь
и для них всегда будет пасмурным небо,
тогда каждый сможет понять, что он сторож
своего амбициозного кредо.
Слышу вызубренное прошлое столетие,
как стук молоточка по мозгам.
Завидую свободе студентов,
меняющих завоеванные сердца дам.
Помню молодой коктейль потуг
и танцы в обнимку с упругой талией.
Я до сих пор слышу, как ангелы не поют
и видел, как художник улыбку правил.
С его лёгкой руки привычные вещи
теряли свой цвет и очертания.
Мои строки, как временные трещины,
наполняются неизвестным молчанием.
Грехи друзей фантастическим грузом
в печаль обращали лица девиц,
а я оставался, как запах арбуза,
недостижимым для прикосновения лиц.
Моё любопытство к пространству женщин
не лишало меня сна и рассудка.
Я ждал и копил свою надежду
для верного в судьбе поступка.
Кругом влюблялись и убивали
веру души в единственную любовь,
а лихорадку тушили губами
и так продолжали всё время и вновь.
Теперь на закате желаний и лет,
я ощущаю прелесть сил мужских,
рождённый ползать не идёт на взлёт,
а прелесть оргазма не имеет иных.
Я нынче болен от людей.
Болят мои стихи, и комната болеет,
в которой я закрыт, словно плебей,
ничтожно мыслю и мои идеи зреют.
Слова сейчас противны и чужды,
мне кажется, их хмель обман и пропасть,
бесчувственны их гулкие слоги,
соединяют мысль и безнадёжность.
Мы тащимся и сыпется песок.
Перед грозою стонет солнце,
от тишины, и детский голосок
есть совершенство беспокойства.
Всё прошлое плетётся по следам,
что будет с нами, не узнать, едва ли,
как рассекает ровно пополам
прозрение и свет, не пощадив деталей.
Слова доступны и просты. Их жизнь
просторна и многолюдна, не отвернуться
от лучей жизнелюбивых линз,
соблазн велик, но страшно обернуться.
ВО ВСЁМ ВИНОВАТА ВЛАСТЬ
Сыплются, как не отправленные письма,
как скомканные сыростью листья,
похожие на гуляющих кошек в ненастье,
при всех настигающих нас несчастьях.
Так при всей нашей окраске,
мы подлежим публичной огласке,
что называется горькой правдой,
уже сегодня, а может быть, завтра,
исключая из своего репертуара страсть,
при всех несчастьях виновата власть!
И когда хочется плакать, а всё же смеёшься,
неизвестно, потеряешься или найдёшься.
Дни становятся всё короче и короче,
дело за старостью, за причалом, впрочем,
память делается длиннее и длиннее,
молодости ветреной значительно прочнее.
И то, что мы следуем по предписанию,
велик соблазн не читать названий.
Ужасно не хочется называть судьбой
то, что влачится всегда за тобой.
И кто же причина всех тех несчастий,
слабость, болезни или горе отчасти,
выдуманная или потревоженная
рассудком или фантазией ложной.
Будем мучиться со своими несчастьями,
станем заложниками ажурной напасти
и вовсе не жаждем другого исхода,
последнего нашего, святого прихода.
Вечный вопрос – в чём уязвимость
бесконечного блага труда и ходьбы?
Как быстро судьба меняет лето на зиму,
и всё это время мы в процессе борьбы.
Я уже сбился со счёта,
всё – перспектива и снег,
теряется в облаках и субботах,
как у родителей случайный ночлег.
Перемешались цифры, предметы,
остаются глаза, кружочки, намёки.
Глаза – это прелесть и наши приметы,
в них радость и слёзы, досада, упрёки.
Не нарушить бы их ревности пределы,
разогнать по углам двойников, ловеласов,
но вспомнить из прошлого хотя бы измены,
поморгать и забыть про всех донжуанов.
История есть трение между предметами,
застывшими насмерть, как будто бы сонные,
и властными, словно рессоры корсета,
с чертами холодными и невесомыми.
Или стремительными, как проспект,
похожими на Пизанскую башню с наклоном,
нацеленную в прошлое за парапет,
навечно застывшую, но не поражённую.
Сиротством, окалиной прожитых лет,
изъеденных голодом, в отсутствие дома,
но с горизонтом и мечтой на просвет,
как лунная ночь с прожилками стона.
Или, что хуже, безмолвие в аксиоме.
Очнётся утро, и наступит рассвет.
Рыжий. С чемоданами на перроне.
Продолжаются жмурки в параде планет.
АКА - 70!
Вспомни, когда нам было по семнадцать,
мы и не думали дожить до стольких лет,
правда приходилось за жизнь цепляться,
память темна и не выносит всё на свет.
Был диплом и медицинский форум, свадьба,
потом дети, квартира, машина жигули,
по разным континентам разбежались братья,
Абдул-Кахир освоил восточный пуп земли.
Ты стал врачом на палубе мира,
твой корабль плывёт на волнах,
у молодых нет другого кумира,
несущего знания в юных умах.
Светится твой путь, искрится,
время несётся без особого звука,
свои грехи ты простить не боишься,
знаешь, что вера есть добрая мука.
Теперь ты спишь в огромной спальне,
с бессонницей, закрывшись на замок
и понимаешь, что может быть печальней,
чем безысходность, когда ты одинок.
В часы ночные, предметы тяжелее
и мыслей скрежет глотает тишина,
подушки, покрывала кажутся белее
в них пустота зеркал отражена.
Январь, на улице суровое дыхание,
а в комнате томительный покой
и тянет в край любви очарований,
наедине с прочитанной строкой.
Душно, ни ревность, ни старость
не удаляют всю опухоль ночи,
где-то в душе шевелящийся нарост,
колит и трет судьбы позвоночник.
Ты напряжения в молчании не выносишь,
зовёт судьба лишь в Кисловодский лес.
Сознание ласкать значительностью просит
и положительных эмоций ждёт с небес.
Весь свет Кавказа на твоём поле играет,
в нём реки меняют свои песни и платья,
как в бесконечном сосуде не исчезает,
движение всей воды в твоих объятиях.
Твоя душа летит по небу ввысь,
вечность на каменных часах,
показывает будущему мысль,
и будет так, как повелит Аллах!
Настал и твой черед живой,
почувствовать крыльев размах иной,
мысли сами взлетят стрелой,
в твоих молитвах одна за другой.
Закрой свой дом, ворота на замок,
земля по совести уже остыла,
ты на заре молитвы слог,
прочтёшь себе под нос уныло.
Бегут года и не стареют твои дети
они, как символ, памятник судьбы.
Их любовь дороже всего на свете,
пусть все у них сбываются мечты.
Когда погаснут свечи и во мгле,
тишина услышит внутренние своды,
ты продолжай молиться и во тьме,
за свет и благодушие природы.
Иди, не сутулясь под тяжестью лет,
от прошлой жизни, дышащей в след,
поступь твоя нестариковски тверда,
твой образ запомнится нам навсегда.
Рассвет взойдёт и зорька встанет,
петух погорланит во все горло,
новым днем жизнь опять настанет.
Образ веры будет действовать покорно.
Какие ещё тебе сказать слова?
Воистину, правда у всех одна.
Единым духом ты жив и сполна,
Ты врач, вкусивший святого вина.
Нет ничего важнее той молитвы,
с которой начинаешь поступь дня.
Ты будь готов на праведные битвы,
бокал вина поднимем за Тебя!
ПАРАНОЙЯ
В зеркале под слоем амальгамы
живёт твой образ фасом в раме,
не чувствующий вины за искажённый профиль,
что в маске за спиной оставил Мефистофель.
Попрощайся с ним, как с формой суток,
тогда в стекле увидишь свой рассудок.
Понятно станет, он лучше, чем ничто,
намного проще и до сих пор никто.
Горизонт с облаками напоминает шнур бельевой
с влажными простынями, реющими над головой.
Напрягает мозг телефонный номер.
Неужели опять кто-то умер?
Середина жизни совпадает с концом короткой.
Разница времени зависит от насыщения утробы водкой.
Человек всё время находит свой тупик,
в любой точке света, не изменяя свой лик.
И ты двигаешься в направлении потерянных денег.
Прощаешься с теми, кто покинул жизненный берег
раньше, чем это смогли понять,
почему их смогла догнать,
из множества созданных пуль,
не пуля из свинца, а инсульт.
Кровь не любит поступать в мозг,
когда жизнь натягиваешь как трос
и если мозг не думает о крови,
то ты доводишь здоровье до боли.
Долгое молчание умножает грусть на злобу,
чтобы не видеть неба, надо нырнуть в воду
и оттуда наблюдать протуберанцы,
мысли о плохом закроют пространство.
У многих свое больное воображение,
розовое становится чёрным изображением.
Может, что-то внутри раскололось
и ты слышишь свой внутренний голос,
на отрыв души стало вроде похожим
и ты всё чаще произносишь: «О, Боже!»
Насытившись отражением своим,
ты становишься себе нелюбим,
а осознав свой лишний вес,
отметишь в амальгаме стресс.
Возраст оставляет шрам,
по небритым твоим щекам,
как в джунглях, зияют руины,
а ещё точнее морщины.
Взгляд всегда следует дальше тела,
туда, где нет жизни и всё омертвело,
где глаз остановит свой взор,
пустота открывает затвор.
Всё, что отражение найдёт,
будет отражать жизнь наоборот.
Да, пусть это фантастический бред,
ты, конечно, оставишь свой след,
даже в незримом мире зеркал,
гвоздём по зеркалу, как маргинал.
Страны настигают нас в аэропортах.
Люди скачут, как мячик на кортах.
Относительный покой возникает от трения,
тишины о зуммер бесконечного времени.
Парадоксальность создаёт замкнутые очертания,
где тоска порождает невнятные причитания.
Запах исчезающего счастья стал хуже гноя.
Состояние измученной души, это есть паранойя.
Отражение взгляда в чужих глазах
выражает мысли и на словах,
поражает глубину глазного дна,
непонятную болтовню о коллизиях дня.
Слухи раздражают психику,
если кто-то наводит критику.
И когда между событиями наяву
ожидаешь изменений в твоем мозгу,
да еще извращения своего взгляда,
который достигнет слухов променада.
Встань в свободную нишу и закрой глаза.
Представь, как бесконечность исчезает за,
лабиринты и коросты эпох,
где никогда не прорастает мох
и что это умом непостижимая вечность,
а ты в это время летишь в бесконечность.
Не раскрывайся перед людьми незнакомых мастей,
чтобы сохранить форму своих же костей.
Старайся сохранить профиль, а лучше анфас,
не обращай внимания на дерзость выкрутасов.
Из вещей предпочитай серое, цвета земли.
От прицела маскируйся, чтоб не навели,
зная языки, не говори на них,
слушай и делай вид, что притих.
Думай, что смотришь в будущее, и держись.
Расстояние между сегодня и завтра наша жизнь.
Помни, что кто с тобой на одном берегу,
вниз по реке выдадут тебя сразу врагу.
Это диалектика. Все глупости без конца
сделаны с умным видом лица,
руками сумасшедшего подлеца.
Жизнь начинается внутри яйца.
Лучше осознать, что не зря жизнь идёт,
возвращаться назад, но смотреть вперёд.
Всё время думать, что повезёт,
даже если нечет, то будет чёт.
Складывай кубики и строй свой дом,
если хочешь, то в небе увидишь гром.
Проблемы разбивай только своим лбом,
обязательно молись перед сном.
И люби себя на всех языках,
непонятное жестами показывай на руках.
Когда заметишь, что вовсе умер,
и на твою ногу прицепят номер,
уже не спрашивай, который час,
затем зачитают последний указ.
Тогда ты увидишь, как жёлтая птица
высиживает лимоны на поле пшеницы
и как дети самолётов на прогулке вторят вопрос,
почему их не учат мёд собирать и делать навоз?
И зачем деревья скрывают сияние корней и древо семей?
И почему чем чаще рыдают, тем тучи чернее и веселей?
В том мире увидишь, как злятся вулканы,
как океаны выпивают разные страны,
и сколько на небе разных церквей,
как за воскрешение наливают глинтвейн.
После этого уже не надо другим выступать,
не зная тебя, лучше твои стихи прочитать.
Вот когда про тебя уже всё рассказали,
то, что ты написал и тебе написали,
заведомо чувствуй затаившийся крах,
а иммунитетом останавливай страх.
Тогда можно будет себе всё простить,
но сохранить желание себя любить.
Ради этого и стоит творить,
чтобы весело было жить.
БЕСПРЕДЕЛ
Все бредут по исхоженным тропам,
кругом шпили торчат, как рёбра Европы,
но мы простые, смертные прохожие,
купола смотрят в небо и очень похожи
на безликие кругом лица,
словно соски молодой девицы,
ещё не кормившей младенца,
кругом русские, евреи, немцы.
Каждому готово место под надзором,
все под прицелом государева взора,
около той незримости пустоты,
с её притягательностью для темноты.
Длина потёмок короче мысли о бесконечности
и той несправедливости и нашей беспечности,
которая есть на этой земле
и существует просто везде.
Во власти замкнутого бетоном мира,
чтобы произвести из понятий лиру,
надо становиться нелюдимым,
чтобы просто обернуться иным.
Вокруг много разношерстных людей,
трудно их понять. Лучше любить зверей.
В их мордах отсутствует честь,
думают они о том, что поесть.
Звери не могут соврать,
им нет смысла взятку брать.
Они не смотрят назад через плечо,
когда их кормят, не требуют ещё.
Человек создал клетку, где отсутствует тень,
а от чёрных мыслей никогда не приходит день.
Судьбу можно перечеркнуть одним,
приговором, что был судим.
Как образно отмечал Солженицын,
жизнь в кандалах украшает лица.
Ему вторило эхо Бродского досужее,
взгляд изнутри острей, чем снаружи.
Не перечислить тюремных строк,
переживших Ильи Эренбурга срок.
Инакомыслие предмет осмысления,
его вдохновение размножается в заточении.
Рабы любят обсуждать жизнь господ,
когда наступит всемирный потоп,
мы все нырнём в водяное царство,
там и будет для всех наше рабство.
В глубокой воде всё происходит вдруг,
затонувшие города, спасательный круг,
повсюду видны всплески скитальцев,
все свободны, нет отпечатков пальцев.
Только на дне видны крыши тюрем,
остатки живых затаились в трюмах,
выживших кораблей, плывущих к закату,
да подводные лодки прокуроров и адвокатов.
Горизонт чист, к нему надо плыть
и ждать, когда колокол будет бить,
извещая о жизни свободной гордо,
где-то на острове ещё очень долго.
Посредственность большинства
демократизируют общества,
что приводит к культурной деградации
и плодит бездельников цивилизации.
Интеллект остался в стороне,
глупец выражает мнение наравне
с умными, разрушая культуру бытия,
а энергия дураков двигает развитие.
Глобальное и повсеместное оглупление,
отсутствие умного управления,
создало человека, не умеющего признаваться,
а власть талантов уже не будет развиваться.
Будущее без перспективы, как туннель неуспеха
там, где застряло и не проходит эхо,
в той психологической от всех дали,
без альтернативы даже по горизонтали.
Жизнь это натюрморт событий мемуарных строк,
всегда помнишь свой первый урок.
Не забываются роды женщины в муке,
тренируя нечувствительность к разлуке,
ожидаешь каскада для своего наития,
когда обнаружишь себя мальчиком для битья.
Жизнь внутри яйца не предел отчаяния,
стал преступником не жди покаяния.
В пространстве те вещи зримы,
что в отражении неповторимы.
Услышав своё имя, хочется втиснуться в щель,
чтобы тело было трудно найти, как цель.
Правила игры в жизнь неоспоримы,
опасно быть рядом, лучше пройти мимо.
Сохраним на трудные времена для детей
прожитые нами года без нулей.
Даже в пространстве, где нет ничего,
отсутствует безопасность от всего.
Жизнь это движение во времени к смерти,
смерть без времени приходит, поверьте.
Можно вены вскрыть и тихо прилечь,
тёплой кровью до конца истечь,
вспоминая жизнь до последнего вздоха,
лишь бы другим не было плохо.
Прошлое украло время, путаясь в беде,
невзирая на все разборки в суде.
Передачки сыпались на суматошный кон,
охраняя свободу под ржавым замком.
Баландёры спешили на обход, мозг лечили замполиты.
Хлёсткий ветер раздражал и поднимал аппетиты.
Страшная пытка от бессонницы, бессилие видеть,
теряя рассудок, не зная участь, всё ненавидеть.
Это мутящее солнце. Это поэзия осиротела,
шутка запоя, прорва, чувствую мёртвое тело.
Слышен постоянный шум трения железа.
Перезвон колоколов, как мелодия полонеза,
позлащённых солнечными лучами,
напоминает бренчание тюремными ключами.
Да, бесконечная вереница хмурых лиц,
напоминает стаю теней, похожих на птиц.
Судьбу, как пружину, зажали до,
замкнутости внутри два пи-эр-проводов
и предела возможности отсутствия звука,
не подчиненных закону Гука.
Будет что написать потомкам,
рвётся не там, где очень тонко,
как свободу не терять на воле,
чтобы ненависть была острее боли.
Свобода это достижимая даль в любую сторону,
когда можешь нырнуть в реку абсолютно голым
и слушать, как петухи надрывают гортань
в туманную, предрассветную рань.
Набираю текст на разных языках.
Всем, кто когда-то был в кандалах!
Вам свои мысли рифмую звуком.
Набиваю в эфире крик души перестуком!
ПОРТРЕТ ОТЕЧЕСТВА
Мы родились в прошлом веке
не по воле Господа Бога.
В инкубаторе, где не думали о человеке,
как продолжателе российского рода.
Мы учились в советской школе,
нас шеренгами принимали в пионеры,
мозги нам вправляли в комсомоле,
наш образ жизни превратили в химеры.
Мы учились, учились, учились.
В перерывах нас учили, учили, учили.
Затем мы всю жизнь трудились,
к старости надрывались все наши жилы.
Мы пели песни о нашей жизни,
нас всегда водили строем,
чтобы все любили отчизну,
она граждан обнимала запоем.
Что осталось от прошлой державы?
Русский, великий язык,
незабвенные русские нравы
и на всё равнодушный мужик.
И это всё в центре абсурда,
описано на родном, русском слоге,
все ужасы драматурга,
происходящие в медвежьей берлоге.
Там раскрывается суть нищеты,
как парадокс богатства,
в результате поголовной бедноты
на земле российского рабства.
Здесь человек загоняет себя в тупик
в любой части света.
Мы все на спектакле, который возник
в начале прошлого века.
Уже был антракт после коммунизма,
упал занавес перестройки.
Граждане страдают от нигилизма,
проживая на родной «помойке».
На карте крупное пятно,
по границам у Руси,
на трубе сидит оно,
одна шестая часть суши.
Там старики ждут быстрой смерти,
всюду звёзды красные горят.
Молодёжь под кайфом вертит,
все по-русски говорят.
То отечества портрет,
дым от пачки сигарет.
Капитализм есть коррупционная власть,
плюс подавляющая мистификация.
Основная цель деньги красть
и печатать новые ассигнации.
Деньги плодятся как тараканы,
они заполняют всё пространство
и текут они, минуя карманы,
вопреки законам дедушки Маркса.
Деньги это отношения между людьми,
для каждого есть цена его поступка,
как-только взял купюры взаймы,
время оценит твои предрассудки.
Кто-то за десять, другие за сто
готовы предать свою честь и совесть,
а за миллион ты уже никто.
Деньги убивают всё, остаётся корысть.
Коммунизм канул, как безденежный пиар.
Настоящего нет без движения счетов.
Человечество похоже на больной кошмар,
издающий треск денег, как гул проводов.
Над столицей, над Москвой
воздвигли олигархи град.
Он разносит сити-вой,
забавляя променад.
Москва на его фоне
сжалась до границ забора,
как во флаконе,
вокруг кремлёвского светофора.
Под зелёный цвет вперёд
двигается утопический капитализм,
он ведёт себя как сумасброд,
творит неуёмный цинизм.
Государство есть главный пастух
на пастбище коррумпированного капитала,
кто не пасётся, тот жует лопух
и ожидает своего провала.
Вот такая с государством игра
в бизнес-рулетку.
Одним дают от жилетки рукава,
другим от поноса таблетку.
Сто лет говорят, что Россия богатая страна,
такие взгляды превратились в фобию,
у нас всего хватает, но не всем сполна,
россияне видят жизнь из-под надгробия.
О сильном государстве мечтают первые лица,
используя мозговой фарш чужих мнений.
Чиновники и бизнесмены реализуют амбиции,
о народе думать им не хватает времени.
«Лишь бы не было войны»,
в народе твердят, как девиз.
Беспощадно сворованы недра страны,
на это нет просто реприз.
Мы копошимся на своей площадке,
отведённой для мифотворчества.
Мечтаем вырастить чудо на грядке,
как в сказке народного творчества.
Наш президент лишь фигура речи.
Цинизм и ложь о способности России
нас не накормит и не излечит
от генетических болезней истерии.
Бедность стала привычным состоянием
большинства существующих в долг.
Нищету определяет приём подаяния
и неприемлемость проживания впрок.
Существование в завтрашнем дне
определяет мера наёмного рабства.
Способность продать свой труд вполне
объединяет неимущих в условное братство,
Почему молчат наши Боги?
Зачем страдать, зачем рожать?
Нам неоткуда ждать подмоги.
Неужели только за море бежать?
Здесь у мужиков не осталось чести.
Если Родину поменяешь на чужбину,
то исчезнешь с судьбою вместе
туда, где смотрят в лицо, как в спину.
Уже за морем отчий дом,
где нам всегда не очень рады.
Мы отчизну не любим за то,
что в ней остаётся всё меньше правды.
Ты, Родина, тиранами себя сокрушила.
Твой народ страдает от любви и боли.
За что ты, держава, Царский род порешила?
Я свой голос за Царя отдал бы, что ли.
Боже! Царя верни!
Господи! Не допусти уничтожения!
Появись же, спаситель страны!
Воскресни, Россия! Боже, спаси народ от обречения!
———————————————————————————
СТИХИ.(2016-2019 годы)
———————————————————————————
ЗА
За климат, от которого не тошно,
от душного припадка и озноба!
За прелесть красоты и что не пошло,
когда в мозгах отсутствует тревога!
За суету снующих запятых и точек,
калейдоскопом терзаний и бесед,
за неподкупность семейной оболочки,
осознанно несу словесный бред!
За звуки, устремившиеся в пропасть,
похожие на мысли виртуоза перед сном!
За правду и озвученную робость,
измученную отверженным трудом!
Настанет день, когда рассеется туман
и сны развеют недоступную мечту,
а первый оглушительный роман,
вновь потрясёт и ввергнет в красоту.
Пусть будет вальс с пронзительным парением,
чудачества и поцелуи будут все возможны.
Настанет новый день и с новым вдохновением,
нам будет, что сказать, простым прохожим!
12 НОЯБРЯ
Вспомним первые наши сто грамм,
в шуме плеска морских валов,
при грохоте волн, стремящихся к нам,
гудение строк неразборчивых слов.
Море звучно - это чья-то речь,
сущность мыслей, засевших в мозгах,
в плеске волн необходимо сберечь,
лишь смерть оставляет жизнь в долгах.
Струился свет сквозь щель в двери,
на небе кровь свернулась в строчку,
закат багровый изнутри,
обтягивал ночную оболочку.
Так каждый раз уходит день,
свой завершая круг отсчёта,
а наша суточная тень,
заснёт до утреннего срока.
И будут сны по памяти бродить,
искать мгновения в судьбе,
родные не перестанут говорить,
напоминая только о себе.
Как всех собрать в один момент,
живых, усопших, в даль ушедших,
чтобы отметить этот день
и не остаться сумасшедшим.
Желание каждого обнять
и пару слов в своём значении,
так хочется вам всем сказать:
«Я вас люблю, в свой День рождения!»
Встречайте! Пусть ветер свистит.
Пусть жизнь продолжается для всех,
а будущее о прошлом не грустит
и радует взрослых ребячий смех.
Вспоминайте раз в год меня, господа
я к вам словами вернусь навсегда!
НУТРО ПОЭТА
Почему мало гениальных людей?
Спрос на великие умы неумолим,
на вундеркиндов и, конечно, вождей,
на романистов и неистовых мужчин.
Между личностью и трудом,
величием человека и величием дела,
образованием и знанием, потом
гуманностью и природой всецело.
Рубеж не могут преодолевать
способности нравственного величия,
быть человеком и изображать,
мудрость жизни, наследуя безразличие.
Поэты не иррациональная власть,
они верят в слово и стоят на том,
что их уста и жизненная страсть,
говорит сердцем, нацией, нутром.
НА КОНЧИКЕ ПЕРА
Преемственность ведет к стихосложению,
она помогает избегать клише,
что придает искусству ускорение,
хранить увиденное в памяти, в душе.
Поэзия не баловство и даже не искусство,
это нашего языка, эволюционный маяк.
Овладев с детства языком, человек искусно
преследует цель генетики. Поэт есть маньяк!
В основном человек не достигает полных знаний
и не научился нагружать свои фразы смыслом,
чтобы исцелять людей от всяческих страданий
и приносить им радость в чертах гуманизма.
В душу не зайдешь, не осознав строки,
память не утешит в забвении плоть
и не сделает финал менее горьким,
пока не войдет по генам в кровь.
Наше общество, как безъязыкую семью,
везет без расписания поезд в никуда
и только чтение поэзии дает стезю,
для прогресса умственного труда.
Стихи доступны огромной аудитории,
в финале читатель постигает откровение,
так как, стих полноценен в теории
и раскрывает суть разума и творения.
Поэзия использует ритм языка,
который приводит к откровениям.
Во время чтения, поэт проникает в тебя
закрывая книгу, думаешь с сожалением,
не можешь чувствовать себя неистово.
В этом и заключается суть всей эволюции.
Ее цель красота, порождает истину,
объединяя разум, и чувства во времени.
Красота может быть воплощена только в словах.
Человек не способный к адекватной речи,
прибегает к насильственным действиям в делах,
расширяя словарь кулаками и картечью.
РАЗУМНЫЕ ВЕХИ
Дерзкий пасынок веков,
непонятно с каких пор,
вышел на простор грехов
и крадет, как тайный вор.
Он совершает свой виток,
набивает электронно,
свой финансовый мешок
и долги растит законно.
Чешуей чужой шуршит,
против шерсти мира, впрок,
и порядок свой вершит,
мировой инфаркт глубок.
Время царствует на троне,
слово будто колобок,
мировой язык жаргоном,
выражает свой упрек.
От угроз мир потемнел,
кто-то получил пинок,
от незваных, мертвых тел,
помнит атомный урок.
Есть разумные вехи всегда,
над нами есть роковая звезда.
ОСНОВА ОСНОВ
По маме должно быть я еврей,
таким родился из ее чрева
и должен значительно смелей,
писать справа строку налево.
Да, видимо на то Господняя воля,
моей кириллице доступна белизна,
язык взращен мой в русском поле,
земля не кровоточит, как десна.
Мозги мои проникнуты любовью
и мысли не влекут в бесчеловечность,
а философский взгляд, тем более,
не тянет в дурную бесконечность.
Мои творения в этом новом веке,
суть смысла их рождается из снов,
закрыв во тьме кромешной веки,
поймешь основу всех основ.
Суть жизни бессмертная, чем Мы,
кто это знает под нашим небосводом,
тот может видеть свет из тьмы
и двигаться в истории с исходом.
ЖИЗНЬ БЕЗ ОБРАТНОГО БИЛЕТА
В любые времена эпохи,
жизнь на земле, как битва,
поэтов измученные вздохи,
в стихах оживают молитвой.
В них и любовь и радость,
выше закона милость
и сокровенная сладость,
прощение и справедливость.
Стихи, словно зной в пустыне,
томят влюбленных жаждой
и умножают им силы,
на что способен каждый.
пусть блуд труда в крови
от Бродского и Мандельштама,
о прошлом, говори, не говори,
оно на устах всегда без обмана.
Подумаешь, чем связан с миром,
то это поступь живого языка,
он ключик от каждой квартиры,
где рождение происходит стиха.
Когда Рембрандт гостил у Рафаэля,
а Моцарт от Москвы души не чаял,
Есенин просто творил с похмелья,
а Пастернак не мог писать без чая.
Уверен, что я еще на старте
и шагом на дорогу выхожу,
держу разбег в своем азарте,
поэзии и языку служу!
Я не видел, как голуби плачут,
не пойму, как тьма рожает свет.
Время стремится вперед, не иначе,
жизни не нужен обратный билет.
ПУСТЬ БУДУЩЕЕ НЕ ГРУСТИТ
Ничтожность жизни наступает,
когда любовь как чувство исчезает,
и остаётся лишь одна забота,
строку кропить на белизну блокнота.
Есть адрес регистрации дверей,
но нет замочной скважины, ключей,
а время тикает и гонит всех вперед
и деньги в минус загоняют счет.
В руках все время разряжается айфон
и заполняет смыслом жизни фон:
"Папа - это ты?" - и дальше детский смех,
и после думать о плохом великий грех.
В душе навечно поселилась вера,
чтобы мечта всегда о ней болела,
о сути жизни, ради чего живем,
и если это есть, за это и умрем.
Уже начинается жизни отлив,
пора переехать в страну олив.
Судьбой насытился по самую грудь,
но не собираюсь в последний путь.
Меня некому будет туда провожать,
а так хочется многим руки пожать.
Да на миг всего, заскочить домой,
обнять всех детей, одной гурьбой.
Затем в том Храме, где крестили меня,
поставить свечу для святого огня,
и всей душой пожелать добра,
всем тем, кто желал мне всё время зла.
Пусть будущее для всех не грустит,
и солнце светит, и ветер свистит.
Лишь только память всегда со мной,
да стихи в мозгах, тишина, покой.
ЗЕМНОЕ ДОБРО
Между бессмертием и смертью
я предпочел бы писать стихи.
Они переходят в вечность и тверже гранита.
Где меня не знают, там с честью
я появлюсь внезапно в тиши,
уйду, если тревожно, зайду, если дверь закрыта.
Я не зависим от забот,
в своей судьбе - я сам себе режиссер.
Свободен я и только тем живу,
мой путь не выбирает троп,
когда отдыхаю, то рядом трещит костер.
Меня легко отыскать в бесконечном ряду.
Ты есть - и нет тебя, так думают чудаки,
что ты напишешь безразлично придуркам,
если подбить баланс, то мы все богаты,
а на самом деле - мы просто новые бедняки.
Я люблю бродить по узким переулкам
и заглядывать в окна, в чужие палаты.
Тело мое растворилось в пространстве безбожно.
Хочу грызть сухари и вино виноградное пить.
Пусть мои враги захлебнутся от счастья.
Всем мое земное добро и пусть это будет возможно!
Тем, кто гавкал на меня, я вас буду любить -
вам мои черные брови скитальца.
БЕЛЬМО
Птицы умеют только порхать над нами,
от гордыни и всевозможных слёз умиления,
с удивительными раскрасками, как попугаи,
или Бог весть какие ещё у них есть оперения.
На дне птичьего глаза есть тайна бельма,
населённое загадочным человечеством,
с высоты птичьего полёта она без бинокля
видит тех, кто во снах и всех мечущихся,
похожих на мошек, блуждающих в бедности,
или в ласках относящихся к нежности,
словно колба с запахами хмурой древности,
на вкус не балующей чувства свежестью.
Это так свойственно крышам беспомощным,
перед птичьим разбегом и прочими ранами,
прозябают многозначительные и крошечные,
коммуналки с разговаривающими кранами.
В ночной темноте, где действуют совы,
уставшие от дневного ничтожества,
способные успеть прожить ночь и снова,
задремать к скоплению множества.
Принимая вид обстоятельств и случайностей,
не смущающихся коленопреклонений и драк,
покорных и свирепых до чрезвычайности,
дорогих хозяевам, не умеющих летать собак.
Глядя перед перелётом, на пернатую стаю,
вспоминаешь отдыхающих людей прежней эпохи,
где каждый с зонтиком был не замечаемым,
когда женщины прекрасны и мужчины неплохи,
особенно перед тем, как плюхнуться в воду
потом из воды, красиво упасть на песок,
в котором, как и в небе известно, нет брода,
даже при необходимости, если это Восток.
И на Западе двукрылым неуютно
тем, кто лечится или ищет счастья,
ибо зрение птиц многолюдно,
а на рынке труда накаляются страсти.
Птичьих имен, отлитых из гласных,
не помогут даже нам орнитологи,
их перечислить и десятой части,
если окольцевать их на запястьях.
Невозможно обозначить точку зрения,
на координатах человеческой смерти,
не учтя, что в бельме глаза, поколения
сменяются, не уставая от круговерти.
ВЗЪЕРОШЕННЫЙ МИР
Я просто в шоке, что случилось с нами?
Христиане не понимают движений в исламе
и продолжают напрягать те страны,
где мечети заменяют храмы.
Мне, как поэту, все это противно,
а думать, что так угодно Богу, наивно!
И оставаться в стороне, страшно, пассивно.
Ничего не могу сделать. Обидно!
Финансы правят миром, как добродетель,
каждый из нас невольный свидетель
и видит, куда деньги летят на ветер,
об этом талдычит непрерывно репер.
Те, кто сзади, толкают передних,
интернет чудовищный проповедник,
начинаешь кухарить и надеваешь передник,
царям всегда был нужен только наследник.
Цветные люди плодятся быстро
и бегут в Европу, как к сыру крысы,
а демократы на равенстве зависли,
неизбежно будет смертоубийство.
Все развивается по бесконечной спирали,
айфон зомбированный чьей-то моралью,
а наши души перетянули вуалью,
речь без глагола понятна едва ли.
Границы, вокзалы забиты цветными,
слева и справа взгляды иные,
уже противно заходить в пивные,
где вы единомышленники родные?
А как же культура? Манера жлобства,
создавать для всех комфорт и удобство,
искать в их взглядах с нами сходство,
все это - обреченно на сиротство.
Ощущаю зуд, где-то там, в затылке,
здесь не обойтись без крепкой бутылки,
мест не хватит на всех в Бутырке,
прячьте, скряги, свои копилки!
Хватит мне мировых проблем и точка.
Своих достаточно, например почка,
да и артрит с бронхитом беспокоят очно,
с одиночеством не справиться в одиночку.
ВЕЛИКИЙ ПОРТРЕТ
Для него все игра - даже на склоне лет,
широкий лоб олицетворяет мысль,
наука, люди, символизируют портрет,
не Бог он, а изображает на купюре смысл.
Строгий, справедливый взгляд,
предрекает от разных глупостей,
а скулы сильные говорят,
что отсутствуют у денег трудности.
Его длинный, сомкнутый рот,
создан не для жалоб и отречений,
весь облик призывает вперед,
к азарту и потом до забвений.
Старый человек, знакомый миру,
доктор Франклин Бенджамин,
сотворил великую державу
и смотрит на нас без особых причин.
Глаза, под которыми мешки,
двойной подбородок и морщины,
портрет художника Дюплесси,
увековечил силу Доллара мужчиной.
ЛЮБОВЬ ВЕРНЁТСЯ
Пусть мысли как эхо пролетят,
в душе улыбка снова расстегнется
и я приму твой нежный взгляд,
моя судьба на месте развернётся.
И вдруг раздвинется пространство,
вернётся время в прошлый век,
когда верность сохраняло постоянство
нежнее был гуманный человек.
Нам не сравнить свою любовь с другой,
мы так спешили полюбить на век,
и думали, что обретет душа покой,
без нервного дрожания век.
Но так быстро проходит обожание,
его сменяет ненависть, презрения застой,
и равнодушие грядёт, затем разочарование,
а я уже не молодой, совсем седой.
Достаточно насытив свою жизнь,
вниманием к прекрасной половинке,
стал понимать, что сколько не женись,
не будет так, как на её картинке.
Пусть между нами чувств провал,
а ненависть заполнила пространство,
слов неразумных злобный вал,
раскрыли все твое тиранство.
Как нам спасти сердца и стены крова,
и в пропасть не слететь гурьбой?
Возможно, надо просто снова,
произнести: "Моя родная, я с тобой!"
Давай сейчас, сравним на глаз,
любовь и страсть, и ненависть с истомой,
я не пойму, чего тебе сейчас,
так не хватает для счастья в твоем доме.
Быть может ласки, что далека от рук,
иль нежность взгляда, от коего опешишь,
возможно недостаток длительных разлук?
В чем смысл сути всех твоих убежищ?
Молчания горсть, коротким будет стих,
неотвратимо время обернётся,
я лишь могу сказать: "Ich liebe dich!"
Любовь когда-нибудь вернётся!
СУТЬ
Я одевал поэзию на мысли,
из мудрости выращивал ростки,
менял активно место в жизни,
не доводя судьбу до гробовой тоски.
С ней вместе уходили в море
и поднимались в горы ввысь,
объединяло нас разлуки горе,
судьбы излучины каприз.
Мы суть того, что нас запомнят,
жизнь состоит из воспоминаний,
а смысл её пронизывают корни,
сплетённые из нервов и страданий.
Спасибо жизнь, что я тебя увидел!
Не обессудь судьбу за неуемность
и помни тех, кто нас возненавидел,
лишь обретая этим обреченность.
Прости за трудные мгновения,
я показал тебе весь спектр бытия
и чувств сокрытых откровений,
мои стихи суть непростого жития.
Храни во мне энергию движения
и времени позволь неспешно истекать,
не расплескай остаток вдохновения,
дай сил еще творить и созидать!
ВЗАИМНОСТЬ
Так суждено нам быть,
искать любовь в пространстве,
чтоб ей мечту дарить
и обмывать шампанским.
Глядеть в её глаза,
искать там отражение
и видеть как сердца
смыкаются в сближении.
Рожденный в мыслях слог
о таинстве любви,
хранит в душе залог,
в смешении крови.
И так до истечения
последних дней своих,
великого значения
взаимности любви.
Меж нами пространство
сжалось до боли,
ничего не осталось,
лишь терпение и воля.
Звучала музыка,
в ней закончились слова
и мы два узника,
в житейских кандалах.
Судьба, как остров,
покинутый людьми навечно,
слепой апостроф,
рвет диалог на междометия.
Я ОДИНОК
Влюблен я и мечтаю лишь о том,
что чувства помещаю в эти строки,
желаю воссоздать себя в другом,
чтоб не остаться вовсе одиноким.
Perhaps, in fact, we never are alone.
Влюбленные владеют знанием высоким,
которое приносит счастье в дом,
они не могут оставаться одинокими.
Когда приобретает плоть мечта,
when dreaming, is dear flesh and bone,
мы больше любим и тем душа чиста,
но одиночество не покидает дом. I am alone.
ПРИЧУДА
Причудливые мысли в ранний час,
как сновидения, чёрт бы их побрал,
любви движения завораживают нас,
в послушном пухе тёплых покрывал.
Затем мы видим на дне остывшей чашки
себя и спешим за дверь с поклажей,
там чувствуем, как в одеянии монашки,
снег за окном, мы с ним идём туда же.
Фальшива мысль, что жизнь прекрасна.
Мы замкнуты в прямоугольном мире,
наш сон зависит от толщины матраса,
а благополучие от ширины квартиры.
И вот, когда истошно шепчет глушь,
а шёпот в тишине сознание точит,
бьёт по мозгам оргазма туш,
сомкнуться с плотью сильно хочет.
Всё очень сложно от простоты,
безмолвие в простуженной воде,
доводит до унылой немоты,
ты словно птица реешь в высоте.
Там в состоянии вельможном
всё белое, ресницы не сомкнуть
и наша жизнь на паузу похожа,
легко, но стоит руку протянуть,
Бетховен отражает суть надежды,
каденции души неуловимые стекают,
звучит пространство, а звуков нежность
вглубь мозга с кровью проникает.
Ощущалась немая жизнь пустой квартиры,
пролетели мгновения, как исчадия ночи,
когда нет рядом женщины, умирают мужчины,
во сне любви, где душа и тело едины очень.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Я чувствую, что с каждым днем,
слабеет выдох моей жизни.
Уже скоро непременно доживем
до своей последней мысли.
Я знаю, как медленно сочилось время,
в железном гуле, решеток и дверей,
ночь целовала измученное темя
и охраняла от поступи смертей.
Наверно только тот поймет меня,
в ком есть беспомощность улыбки человека,
и кто хоть временно терял себя,
хотя бы на год, на протяжении века.
Как здорово найти потерянное слово,
измученные веки поднимать,
и с ненавистной мыслью вскоре,
ночные рифмы собирать.
Мне хочется сбежать от прошлого порога,
туда, где нет людей уже давно,
но словно известью посыпана дорога,
а совесть вторит, что так не суждено.
Уже поблекли стрелки на часах,
не слышен Хронос и не виден,
азарта нет, он не блестит в глазах
и каждый день невзрачен и обыден.
Угасла прыть, пора менять подковы,
а тени близких забились по углам,
их судьбы, как железные оковы,
сжимают душу в видениях по ночам.
Вокруг меня слова и только точки,
глаголы памятник творениям воздвигают
и слышен стук монотонный, молоточки,
кто-то гвозди в наше будущее забивает.
БАРУХ АТА
Мы должны плодиться и размножаться,
истощать все силы сладострастия,
ассимилировать, но с верой не прощаться
и хранить к ней свое пристрастие.
Космическая книга без начала и конца,
Господни свитки заколдованные в Танах,
прочесть которые невозможно без Творца,
за все услышанное когда-то на горе Синая.
Если после смерти существует жизнь,
то почему убитые евреи,
не мстят нацистам за слово жид
и холокост для европейских иудеев?
Потому, что для евреев без сомнения,
не доказана жизнь после смерти
и нет для них силы провидения,
в явлениях метафизики. Поверьте.
Не спастись нам от доли кровавой,
всем земным предназначена твердь,
человек наделен великим даром,
выбирать свободу и смерть.
Добро пожаловать обратно!
МУЗЫКА
Надо понимать, что происходит
и готовиться к страданиям и гибели.
До ужасов нас жизнь доводит,
но мы терпим это всё, что видели.
Вера спасает нас от смутных образов
и даёт стремление выживать и жить,
борьба и муки, остаются тормозом,
чтобы счастье к нам не допустить.
Искусство возникает из музыки сознания
и не делает откровение порочным,
оно пробуждает в каждом миропонимание,
но наука вытесняет это из её же почвы.
Музыку не генерируют уже три поколения,
исчезают поэты, художники, мыслители, гиганты.
Музыка оскудела в современном явлении,
не рождаются вдохновения, не появляются таланты.
ФОБИЯ
Мудрые пусть берегут свое безумие,
а бедные восхищаются своим богатством.
Глупые стремятся к словоблудию,
их зависть пусть сканирует злорадство.
Нас всех ожидает смерть и новая среда,
бесспорно, искусство независимо от яви.
От наших мыслей не будет всем вреда,
даже если не понятно всех деталей.
Да пусть огонь свечи всегда горит,
не властелины вовсе мы, хотя зловещи,
но если стих кого-то озарит,
то это мысли о вещах, не сами вещи.
Пусть разомкнутся судьбы крестного и сводни,
нерв пробежит по спицам золоченым
и музыка, завороженная из преисподней,
польется маршем утомленным.
И будут вдохновляться поколения,
ждать лжепророков на постой,
все время плыть против течения
и уважать неволю и изгой.
Не чудо, не порок, не спешка,
но очень жесткий распорядок,
Ковчег ошибок и насмешек,
пройдет на репетицию парада.
И нас не смогут строить в хороводы,
и заставлять топтание по кругу,
мы сможем приглушить рычание природы
и не окажем крамольную услугу.
Попросим милостыню слабость
у совести из жизни иноверца,
к нам не придет мирская жалость,
пока не скажет пафос сердца.
Подайте же на бедность языку,
чтобы выйти из лабиринта запятых,
пусть повезет Емеле дураку,
великий ум покажет всем язык.
ДВА СЕРДЦА
На перекрестке длинного пути,
два одиноких сердца повстречались,
на стыке мыслей, в поиске любви,
они за руки бережно держались,
мечтая друг друга обрести.
Мир неудач разрушен встречей,
и в чьем-то напряженном взоре,
исчезли сумерки навечно,
горел закат на финском взморье,
зависли звездочки на небе млечном.
Не может быть у сердца языка,
но стуком ритма мыслей о любви,
рождается желанная строка,
своим умом, под пульс крови,
творит неугомонная рука.
Звучала музыка без нот,
слова терзали рифмой строчку,
два сердца соединяли плоть,
чтоб не остаться в одиночку,
воздвигнув для судьбы оплот.
Мгновенно пролетает жизнь
и время поглощает память,
мечты стремятся в миражи,
как снег мечтает лишь растаять,
они желали для души пожить.
Пусть на дворе трещит февраль,
а розы распускаются в бутонах.
В день первый, краснеет календарь
и радость приносят почтальоны.
Пусть счастья им светится фонарь!
БЕЗ ПРИМЕТ
Без признанных примет и преломляясь в призме,
свет распадается на цвет оттенки нашей жизни.
Запомнил впредь, как было очень грустно,
когда хотелось есть, а в кармане было пусто.
Мне отделить бы страсть от своего азарта,
я знаю, как украсть, но то чужая карта.
По сути, наши души - оплот искусства,
мозги, глаза и уши ласкают чувства.
Пространство и года память заполняют,
она для нас музей, придет и отрезвляет.
Страсть на высоте, над нашей памятью витает
и на случайной долготе о смерти забывает.
Пусть нежности приют живёт в стихотворениях
и для любви уют, в строках находит зрение.
ГНЕВ НАРОДА
Каждый день по литру водки
пьют отраву до соплей,
народ тупеет как селедка,
ему не до парламентских речей.
Что там решают, не перечесть.
Кто поймет? Никто не понимает.
Вот выживать приходится, как есть,
при этом гнев народный нарастает.
Граждане разлагаются, дичают,
и бесполезных дней не сосчитать,
мозги людей безмерно загнивают
по морде депутатам надо дать.
Каждый прав и тут же виноват.
Все обидой наполнены предельно
и перемешивая истину, спешат,
выдумывать законы ежедневно.
Изнуряет тщетная борьба,
в спорах с правдой и какой-то тьмой.
Может наши мысли - жернова?
И грозит нам бедность с нищетой.
Вновь забытый образ нас пугает.
Истина забилась по углам
и лицо руками прикрывает,
мгла настигла нас и тут и там.
ЗИМА
Февраль ворвался в дом,
истошно шепчет город,
зима шагает за окном,
в приметах блудит шорох.
Как целоваться, не кусая губ,
и глаз твоих, не замечая?
Как нежность ласки рук
хранить, во сне мечтая?
Когда проснетесь вы,
иль не проснетесь даже,
не целовать нельзя, увы,
но делать очень важно.
Песню морозной зимы
вспоминай на ходу,
на память себе возьми
снежную вьюгу, пургу.
Начался месяц февраль,
снег белей покрывал
и застывший фонарь
глядит на злой календарь.
Сугробы нас занесли
и хруст из-под ног звенит,
но зимы не спасли,
оттепелей транзит.
Море глотает лед,
берег стелет шуга,
виден в бессмертие вход,
если не мерзнет строка.
Мысли греют сердца,
сердце согревает любовь,
не видно стихам конца,
как водолей воду льет.
ЗАВЕТЫ ТВОРЦА.
Не теряй три вещи никогда:
честь, спокойствие, надежду.
Три вещи очень дороги всегда:
храни любовь, убеждения и дружбу.
Три вещи очень не надежны:
удача, состояние и власть.
Три вещи губят человека:
вино, гордыня, страсть.
Дай людям больше,
чем от тебя все ждут
и делай это с радостью,
тогда тебя и все поймут.
Верь не всему, что ты услышишь,
отдавай всегда, что сам имеешь
и спи спокойно, сколько хочешь,
тогда во всем ты преуспеешь.
Душу держи свою в мире!
Люби Богом данную жену!
Её заботы - намного шире
и не только за себя одну!
Не думай о старости много.
Помни заветы Творца!
Он каждому дал дорогу,
её надо дойти до конца!
Важно на этом тернистом пути
не потерять Веру в Бога!
Она - Суть абсолютной Истины,
до самой крышки гроба.
Тех, кто сломался без Веры
просто по жизни, не счесть,
побед многократных примеры -
лишь тогда, когда Вера есть!
НАД СУДЬБОЙ
Не чувствую под собой земли,
оторвался, лечу в небесах.
Словно птица на крыльях своих,
отражаюсь в чужих глазах.
Перевернутый мир во мне,
взглядом ищет везде,
потерянную не совсем вполне,
любовь, где-то там на дне.
Жизнь, как песня навзрыд,
монотонно нами измучена,
а неустроенный быт -
суть проблемы, уключина.
Над печальной судьбой,
облака летят, как заплаты,
ищу встречи с тобой,
замеряя судьбу циферблатом.
Мы остались надолго одни,
прикованные к своей полутьме,
ненавистью скреплены,
в зарешеченной, нашей тюрьме.
НАС ГОРИЗОНТ РАЗЪЕДИНИЛ
Волны друг другу на глазах,
у берега хребет ломают,
небеса в дымчатых облаках
на горизонте море черпают.
Соленой водой умытая даль,
бездонной мокроты полна глубь,
перелить бы все это в хрусталь,
только хрупкий он, как жизни путь.
Не перепрыгнуть за горизонт,
между нами - бездонная брешь,
даже если полететь кувырком,
всё равно не теряем надежд.
Море - это бриза шум,
вкус его - только соль,
я гляжу на него и пишу,
а слова выражают боль.
Мне мило отсутствие заботы власти.
Закат ласкает кромку моря,
я весь проникнут сладостями страсти,
во мне иссохли капли горя.
Одушевленный мир в глазах, в душе
и в звуке слов под музыку земли.
Мой Ангел с крылами, да в неглиже,
приносит ключ от таинства любви.
Ночью любовь из снов,
выходит из прошлого времени
и как дверной засов,
захлопывается со звоном бремени.
Так безмолвно, в ночной темноте,
обнаженные чувства беззубые,
в промежность, по узкой тропе,
отступает любовь от безумия.
Боль разлуки с тобой
расчленяет старую рану,
кровоточа печальной судьбой,
вытесняет действительность рваную.
На родном языке не можем понять,
что хранит ненавистно молчание,
то ли в правду звенит тишина,
или зреет момент прощания!
Потухли свечи
и больше нет огня любви,
а наши встречи,
на слове "нет" - обречены.
В дождливый вечер,
твой монолог из жутких фраз,
как звук картечи,
в душе пронесся и угас.
Мы обнялись в последний раз.
БОЛЬ РАЗЛУКИ
Давай с тобой попробуем пройти,
по сути жизни и по новому пути.
Сквозь ночи бессонные туда, где заря,
пойдем, обнявшись ты да я.
Вспомним прошлое время видений,
забудем, напрочь, часы сомнений
и скользя по улицам неспешно,
любви дыхание будем слушать нежно.
Наступило время убеждать и созидать
и все вопросы поднимать и опускать,
в твою тарелку, для тебя и для меня,
перед домашним чаем на исходе дня.
Уже действительно настало время,
спускаюсь я по лестнице со всеми,
а плешь уже мое проела темя,
мой возраст поглощает бремя.
Давно познал я все вокруг,
мне не доступен лишь рояля звук.
Я мечусь вдоль выбранных границ,
мне не знакомы выражения лиц,
что держат нас в пределах общих фраз,
и не дают свидание для встречи глаз.
Был чудный вечери я уже прилег,
развалившись на полу у твоих ног,
но не решился развязку приближая,
тебя обнять, проблем не замечая.
Душа рыдала, я помолился в эту ночь,
чтобы разлуки боль исчезла прочь.
ОТПЕЧАТОК
Нет, символом угодья ты не стала,
и нет течения реки за поворотом.
У прошлого всегда имеется начало,
жизнь интересна своим круговоротом,
вот и, кажется, что времени-то мало!
Огонь, который вдруг погас,
сбежав внезапно по изразцу,
покинув печь, он вмиг угас,
как взгляд, подобный мертвецу,
не открывая больше глаз.
Так мало прожили мы вместе с ней,
влача своей судьбы остаток,
что сделали из собственных теней,
на зеркале особый отпечаток,
как фейерверк счастливых дней.
ХРУСТ МЫСЛЕЙ
Не забуду я никогда,
как появилась рядом беда
и как молнии сверкали в небе,
а чайки в суматохе галдели.
Тогда же в сердце твоем
билась любовь живьем,
нам было уютно вдвоем
и не было слез ручьем.
Зачем такая жестокость
в любовь вонзилась потоком?
Мыслей слышится хруст,
слов безнадежных уст,
не разумная чушь,
достигла разума чувств.
Как без слов все понять?
Куда от себя бежать?
Ветер колышет лес
и гонит тучи с небес.
Я тоже взметнусь в облака,
через белизну потолка,
пусть на пороге зима,
смерть наверняка – холодна,
и без стремления вослед,
исчезну без особых примет.
Правда жизни намного честней,
чем желания несбыточных дней,
белый свет он ничей,
что делить, кроме друзей?
Я не буду хлопать дверями
и трясти перед носом ключами,
зачем делить на твое и мое,
перетряхивая снова белье.
Заблужусь ли в песках,
растворюсь в городах,
или домик в горах
прикуплю на прудах.
Для чего мы живем
и завтрашним днем,
достигаем нашу мечту незаметно?
Всё равно не стану бессмертным.
Вот тогда, по расчету судьбы,
куда приведут по дороге столбы,
побреду по окружности круга
и буду там доживать, на окраине юга.
ТАЙНАЯ КАБАЛА
Обрывки снов, чёрный ручей,
тяжелые веки и узкие лбы,
яростные взгляды одержимых очей,
уступали место безразличию толпы,
ястребам, что так от нас далеки,
страх стремился в высоту, глубину,
только цепкие очи, ледяные зрачки
и тени крыльев, погасивших луну.
Я спускаюсь по лестнице вниз,
размышляя, что мог преуспеть,
слагая правду, а не каприз,
вдохновений, жгучих, как плеть.
Проулки, предместья, задворки,
мой адрес - пустырь у метро,
он выбран для жизни свободной,
как трагедии задник. Давно.
Облюбовал я место для новой любви,
воздвиг там уютное ложе,
со мной моя муза и мыслей стихи,
на сумасшедшего бред похожи.
За лучшие дни свои помолюсь,
пред Богом встаю на колени,
отчизне своей до земли поклонюсь,
за память земных поколений.
ПЛАМЯ ЛЮБВИ
Я бегу от судьбы из квартир, из домов,
от суровых житейских объятий,
в край безмолвных, балтийский штормов,
на простор для любви и симпатий.
Я обнял её и взглянул ей в глаза,
в глубине, где я мог отражаться,
музыка дна, где прощания слеза,
увлекали меня, чтобы ей наслаждаться.
Музыка слов будоражила мозг,
нет на свете верней, чем открытое сердце.
Свет свечи, угасающий в воск,
отражал тень влюбленных, танцующих вместе.
Ночь была коротка, а счастье короче.
Изумление встречей заполнило память.
Может кто-то и стал немного порочен,
но любви разгорелось жгучее пламя.
ФЛОРЕНЦИЯ
Итальянский город на реке Арно,
центр региона по имени Тоскана,
где разливают созвучное вино,
тут возрождалась эпоха ренессанса.
В этот город всегда хочется вернуться,
дойти до моста Понте Веккьо
и обязательно оглянуться,
чтобы увидеть собор Дуомо.
Здесь проживали и творили гиганты,
Микеланджело, Леонардо да Винчи,
Макиавелли, Галилей и Данте,
и бюст на фоне холмов сияет Челлини.
Кругом узкие улочки, как туннели,
кафе, рестораны, сплошные витрины,
и хлопают неустанно древние двери,
открывая самые модные магазины.
От сюда Америго Веспуччи,
уплыл открывать Америку,
он был парнем везучим,
а это уже просто лирика.
Я там бывал и тот воздух вдыхал,
посетите когда-то красивый Firenze,
испейте вина Тоскана бокал
и город останется в вашем сердце.
СУДЬБЫ РЕЗУЛЬТАТ
Мы думаем о собственной жизни,
как мелочь о кожаном кошельке.
Мысли выполняют души капризы
и рифмой располагаются в строке.
Мысль не так бесконечна,
чтобы обуздать весь мир,
и время её не вечно,
но продолжается пир...
Пусть льётся вино в бокалы,
горячим потоком в кровь
и продолжаются карнавалы,
пока существует любовь!
Жизнь - это форма времени,
а время больше пространства,
мы только лишь на мгновение,
сохраняем свое постоянство.
Иногда в этом хаосе дней,
возникает мысль, рождается слово,
хочется высказать все о ней,
о чувствах любви и снова,
понимаешь, что твой брак
и тело, с которым давно,
объединяет нагота и мрак
и бытовое, глубокое дно.
Из мыслей происходят слова,
они вылетают из нашей гортани,
замолкая порой навсегда,
как силуэты в нашем сознании.
Мы не ведаем свой конец,
у времени нет преград,
любовь головной венец,
в судьбе моей результат!
УХОДЯЩИЙ СТАРЫЙ ГОД
Уходящий старый год,
всем свои места назначил,
озарив собой уход,
перспективы обозначил.
По циферблату властелинов,
вместе Новый год встречали,
будто все, как исполины,
меж собой они мечтали.
Ветер первый жребий кинул,
дуть кругом не перестал,
кубок жизни опрокинул,
но конечно не устал.
Цунами выражало мнение,
что всегда без промедления,
будет поднимать волнение,
если есть землетрясение.
Только у природы
нет плохой погоды,
Морозы, ливни и потоп,
хороводят круглый год.
Настал черед для Катастроф.
Они, конечно, ненароком,
даже если на Голгоф,
будут помнить о жестоком.
Не страшны нам ни морозы,
ни жара, ни засуха, потоп,
ни жестокие угрозы,
катаклизм и катастроф.
Что готовит Новый год?
Апокалипсиса черед?
ВЗГЛЯД В СЕБЯ
Прошлую жизнь можно смело,
описать досконально и мелом,
либо электронно и в паутине,
но лучше на бумаге, как учили.
Облик красивей, чем свой скелет -
это в настоящем, а в будущем нет.
Я вижу в зеркале мутный взгляд,
через линзы, чему не рад.
Хочу подмигнуть себе такому,
не молодому, совсем другому.
Мыслям, зажатым в пределах смысла,
хочу громко кричать с морского мыса,
что жизнь прекрасна,
уходящая в завтра!
Слова вылетают, но не из гортани,
тишина на бумаге, словно в бане,
молча хлещут спину болезни,
память жизни, не уйдёт, не исчезнет.
Я родился на сибирском просторе,
поэтому в рифмах присутствует горе,
что охраняет мои мысли от фальши,
об этом не стыдно писать мне дальше.
Зато звуку даже воздух помеха,
а взгляду неважно, что вторит эхо.
Вот и женщин, любил я глазами,
они обожают слушать, любят словами.
Разве можно из сердца выдавить слог?
Это мозг плодит словесный подлог,
его нам с детства кто-то морочит,
в нём много чужого, что сознание точит.
А сознание формирует жизни уклад,
об этом молча ведает взгляд.
Вот и зеркало молчит и внемлет,
оно - единственный мой собеседник.
КРАЙ СУДЬБЫ
Трудно вычислить край судьбы,
зависимый от стоптанного каблука.
Да и глаз, если видит начало беды,
всегда устремляется от неё в облака.
От перемены мест слагаемых,
сумма переживаний не больше нуля.
Мы после полтинника - неузнаваемы,
словно скошенные от сена поля.
Округляю остаток лет до десятков вроде,
и стремлюсь поселиться в "Гармиш",
нет лучшего места в старой Европе,
там и настигну свой жизненный финиш.
И придумав обложку своих измышлений,
как саркофаг для мыслей, засунутых в книгу,
сохраню память, начертанных мгновений,
показывая человечеству, словесную фигу.
Всегда есть возможность выйти из дома,
с пустой головой, побритой под лысо,
и поняв, что еще совсем не сошел с ума,
на краю судьбы крутить колесо!
БУДЬ МУЖИКОМ
Подари, стоя на коленях букет цветов,
защищай девушку без промедления.
Женись и не бросай на ветер слов.
Заведи сыновей и посади деревья.
Построй не один дом и квартиру.
Свози в Венецию свою женщину,
подари любимой шикарную машину,
за это получи затрещину.
Заберись на вершину Эйфелевой башни
и получи от жизни резаные шрамы,
носи щетину, как мужик настоящий,
при виде дула не замочи штаны.
Не поднимай руку на женщин и детей!
Выкури свою, последнюю сигарету
и выпив водки, пойми, что ты умней,
следуй всегда библейскому завету.
Не обращайся с болью к докторам,
болезни выгоняй своим сознанием.
Держи уверенно в руке стакан
и не зови помочь тех, кто со званием.
Только однажды, посетив тюрьму,
поймешь, что ты мужчина в полной мере,
услышишь в свой адрес, что мужик и потому,
оставайся им и не изменяй своей вере.
ПРОШЛОЕ НЕ ВЕРНУТЬ
Шкаф остаётся непременно шкафом.
Корабль и каравелла, плывущие к горизонту слова.
Стекольщик - чёрный гость слепящих окон.
Сосед приносит беду, или хохот из детства иногда.
Примчится с одышкой и треногой один,
принесёт игру и шёпот тайных значений,
выпустит птичку из зеркальных руин,
всё засветло, вспышки линз и их отражений.
Много брейгелевых стоп и звуков, и запах папирос,
пустая пасть, эмоции скелетов, огромный чей-то нос -
всё это прошлое глядит на нас из красок полотна,
там ложь неведома, фантазия художника видна.
Казбек, и таз с бельём за тенью штор,
и водяные знаки в мыльный сон,
струятся сквозь туман, и видно каравеллы паруса,
покой и безмятежность обнимают небеса.
Как детский мир доверчив,
прозрачным совершенством проявляясь,
а Вавилон белья обманчив,
на мыльных пузырях игрою забавляясь.
Пусть бабочек обреченных красота,
и шкаф, и петушок уходят в сладкий сон.
Порезы ссадин и всадник в небесах
исчезли, как юность и древний Вавилон.
Вонзился ужас в поцелуй и там пропал,
скользя щекой и пальцем по стеклу,
когда я в зеркале себя поцеловал,
как сам себя упрятал шкаф в углу.
Вам не удастся господин фотограф,
запечатлеть, как колокол звенит,
судьбе нельзя оставить свой автограф,
водой смывая, отражение не смыть.
Забравшись в детский страх не утонуть,
хоть даже Брейгелю великому из чудаков,
вам юность никогда частично не вернуть,
себя и Вавилон, и прочих чужаков.
СТРАНИЦЫ БЕССОННИЦЫ
Октябрь с носом прячется в дожди,
мой собеседник, собственная мысль,
осталось меньше жизни впереди,
мой взгляд не зоркий, но имеет смысл.
И вопреки всему, так хочется домой,
уже скучаю по родным трущобам,
но здесь совсем другой покой
и чувствуешь, что ты в утробе.
В любви не повезло, она не шоколадка,
ведь у жены температура тридцать шесть,
не любит спать в объятиях, нежно, сладко,
а от того у нас проблем не перечесть.
Что с нами будет, лет так через десять?
Когда желаний страсть совсем исчезнет.
Пусть хоть мозги чего-то куролесят,
и не тревожат сон количество болезней.
Звенят колокола, неважно в какой башне,
и в небо взлетают черные птицы.
Жизнь продолжается, в ночной рубашке,
бессонница творит стихов страницы.
ТОСТ
Необратимы дни движения лет und lieber,
проходят годы, подрастают дети
и как булавки на карте - всюду Kinder !
Без них нет смысла жить на этом свете!
Когда-то выплеснув мгновение любви,
затем всю жизнь несешь рюкзак заботы,
растет потомство, словно дерево судьбы,
как результат любви работы.
Всегда за них мы поднимаем тост!
За День рождения всех своих детей.
Um Gottes Willen! Jetzt! Zu Prost!
За счастье им! За их прекрасных матерей!
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Воздух живет той жизнью,
которой нам не дано.
И мы без укоризны
глядим на неё в окно.
В той голубизне замечаем,
кровлю домов, пейзаж,
а также порой скучаем,
получая от солнца массаж.
В бесконечном обороте желаний:
достичь, получить, не болеть,
используем свой опыт познаний,
чтобы жизнь, как свечу дожечь.
Что может быть родней, чем голос,
последних слов, что сказала мама?
Время фиксирует Хронос,
нас в нем бесконечно мало!
У каждого свой день рождения,
отсчет с того начала,
когда с благословения,
нас создавала мама!
Свою годовщину отметим
и нальем в бокалы вина!
Пусть солнце для нас еще светит
и воздух пьянит сполна!
ВЕНЧАНИЕ
Хочется залететь в твою форточку,
заглянуть под подол, или кофточку
и споткнувшись, на корточках,
прижаться к твоему локоточку.
Замечаю организма старение,
стремительно угасает зрение
и фигура меняет строение,
ощущаю во всем замедление.
Все, что терял по пути, утрачено,
чего хотел достичь - назначено.
Всегда белое, менял начерно.
Что осталось сегодня значимо?
Все больше для болезней причин
и не нужных для жизни морщин.
Силы мышц покидают мужчин,
нет эрекции при виде женщин.
Старость - время для мудрости,
знания правды, истины трудностей
и накопление простых радостей,
когда во рту сплошной кариес.
Эти строки не вопли отчаяния
и не иммигрантский порыв одичания.
Это крик из души молчания,
мои стихи - жизни и смерти венчание!
ДОЖИВЁМ ДО СЕДИН
Не рассудок чахнет,
а глаза слабеют,
тело потом пахнет,
уста немеют.
Нам звезда в глаза,
ярко светит,
и ползет слеза,
щеки метит.
Знаем мы, что юг
там, где солнце греет,
если рядом друг,
то гордимся этим.
Знаем, что тепло
переходит в холод,
время старости пришло,
помню, как был молод.
Мы боимся смерти,
знаем предмет боязни,
только не знаем верфи
и время мгновенной казни.
Будет колокол бить,
над нашим вечем,
мы во тьме будем жить,
где светить будет нечем.
Я люблю зверей,
что-то в их мордах есть,
нет лести, как у людей,
и отсутствует честь.
Честь - набор нужных слов,
а слова и сознание,
зависят от мозгов,
дающих суть обитанию.
Люди - есть времени плоть,
в движении прогресса,
по венам циркулирует кровь,
ожидая конечного стресса.
Смерть когда-то придет,
тело найдет и глаза,
у нее свой черед
и своя коса.
Лучше лечь и уснуть,
среди белого дня
и не видеть, как смерть
поджидает тебя.
Сон - это мыслей покой,
память прошедших лет,
место встречи с мечтой,
закат переходит в рассвет.
Если веришь в Христа,
что Он от Бога сын,
то дойдешь до креста,
доживешь до седин!
НА ОСКОЛКАХ
Рассмотрим состояние в натуре,
которое совсем в другую пору,
нас сохраняло бы в такой фигуре,
как разносторонний треугольник.
Ведь мы с тобой зависимые точки,
на перпендикуляре к основанию судьбы,
нет рифмы о разлуке в строчке,
пока все стороны углами скреплены.
Да пусть все время будут острые углы,
а наш рассудок покоряет злоба,
мы биссектрисой пополам разделены
и в этом виноваты мы, с тобою оба.
Всем катаклизмам - свой короткий срок,
храним в скитаниях свою незрячесть,
а дети наши, как живой залог,
нам суждено быть вместе, не иначе!
Теперь ночную поглощаю тишь,
Сижу башкой в камзол, киряю,
забился в щель Европы, словно мышь,
судьбу и время медленно сверяю.
Осталась только память о себе
и то, как шлак перегоревший,
давно без дыма, в пепельной золе,
на фоне фото пожелтевших.
Мне жаль, не вспомнить основного!
Где отыскать от памяти ключей?
Зачем на старости поверил в Бога?
Суть одиночества - бессонница ночей.
Без адреса, увы, сегодня речь.
Вороньи гнезда, как ожоги в бронхах.
Зачем любовь не смог сберечь?
Теперь живу я на своих осколках.
У ПОДНОЖИЯ СУДЬБЫ
Вскарабкался на жизни пик,
в его значении простора, очень узком,
остался путь, он только напрямик,
к подножию судьбы, последним спуском.
Его пройти мне суждено.
Увы, с тобой мы разошлись на слове,
и нет надежды от проекта твоего,
жить без взаимности любви тем более.
Твой щебет утомил мой слух,
я нахлебался беспардонным хамством,
к твоим проблемам буду ныне глух,
не смей насиловать своим упрямством.
Покинем башню - нашей цитадели
в ней вавилонской, созданной из слов,
что мы друг другу посвятили,
все время охраняя, наш семейный кров.
И пусть тебя настигнет божья помощь,
ведь нет объятий, что не разошлись,
как стрелки циферблата в полночь,
своим вращением продолжают жизнь.
СУДЬБА ЛЮБВИ
Меня сажали в темноту
и в той щели бетона,
я поглощал разлуки тишину,
как это мне знакомо!
Судьба - игра, той зрелой жизни,
как темнота, по сути, не хуже,
не обязательно в плену Отчизны,
а на свободе, в рабстве и снаружи.
Если бы душа имела профиль,
из уст её происходило слово,
то с нами жил бы Мефистофель
и двигал нас своим глаголом.
Хватит исповедью глушить грехи,
они как оспа метят память тела.
Подходит время и горланят петухи,
им всё равно кому, какое дело.
Когда-то боль уйдет, утихнет,
не ждите воскрешение любви.
Вдруг, чувства при оргазме крикнут,
на вечную любовь себя благослови.
ЖИЗНЬ ОБРЕТАЕТ СМЫСЛ
Снова осень, ветер движет листву,
в этих краях эффект изобилия,
порождает взгляд в пустоту,
и возникают мысли бессилия.
Напрягаю память и мозг,
сколько тут в пространстве торчать,
в ограниченности германских слов,
стараюсь заново жизнь начинать.
Вот и карта Европы - доступная, вроде.
Сам в кружочке ползу по экрану айфона,
только рыбы в морях, всегда на свободе,
человек же прикован к системе закона.
То, что пишут в газетах и говорят с экрана,
обыватель внимательно все поглощает,
на чужом языке всё, что по барабану,
только это взгляд и ум притупляет.
Перспектива одна - жить и верить в мечту.
Да чуть дальше смерти глядеть одним глазом,
только старость плодит вокруг немоту,
буду мир сотрясать своим строчечным гласом!
GRUSS GOTT!
Когда уже так много позади,
прошло всего, в особенности горя,
судьбы мелькают этажи,
и ты уже живешь на кромке моря.
Петух вечерний голосит,
с акцентом ноющим, арабским
и с ним мулла в намаз мычит,
тут в Яффо - променад арбатский.
Коль скоро на другом конце земли,
произрастет мечта из сказки
и утром будем слышать мы -
"Грюзгот", приветствие баварцев!
Um Gottes Willen - по Божьей воле,
мы обретем в предгорье Альп,
наш новый смысл в житейской доле,
где мы свою допишем пастораль.
ЕВРЕЙСКАЯ ОСОБЬ
Выживаемость - основа любой изоляции!
Лететь в пропасть можно очень долго!
Даже если ты в центре цивилизации,
то бездна становится твоим домом.
Важно быстро создать удобства
и отключить мысли об изобилии,
не скатиться до простого жлобства,
и не плясать на чьей-то могиле.
Бог далеко, до него не добраться,
он творит в другом от нас измерении.
Не буду просить Его, а буду молиться
и выживать, не теряя вдохновения.
Ощущаю заботу на лысом затылке,
вспоминаю этап и конвой в пересылке,
бетонную изоляцию в стенах Бутырки,
лучше забыться после крепкой бутылки.
Я ощущаю себя мишенью в тире,
беснуюсь, как мышь в пустоте амбара,
надо бы забрать ключи от квартиры,
только здесь ничего не бывает даром.
Ладно, выдержу! Буду бороться!
Я за миллион помчусь за зайцем!
И даже нырну на дно колодца!
Не получить бы серпом по яйцам!
Грустная жизнь у меня сегодня,
но надо делать, пока все не погасло.
Может пойти в бордель на сводню,
думаю хохлушка - будет согласна.
Но я человек другого закона,
буду выживать и найду способ,
тогда правильно буду понят,
ведь я еврейских мозгов - особь!
НА ГРАНИ
Наши задние мысли быстрее передних,
я - поэт, мне далеко до пророка.
Народу конечно нужней проповедник,
чтобы сберечь себя от воли порока.
Ведь был же когда-то простой небожитель,
и просто мечтал пожить в сладострастии.
Для человека и пещера была местом обители
и наплевать было на то, кто у власти.
Мне тоже сегодня совсем безразлично,
кто правит страной, континентом и миром.
Просто думать модно от всех отличительно
и опираться на мнение своего кумира.
Я больше занят своим совершенством,
люблю природу, слежу за прогрессом,
не стремлюсь к вершине блаженства,
живу на грани бытового эксцесса.
Я вижу мир переселённых до боли,
все цвета кожи по всей Европе,
эксперимент выживаемости в лаборатории,
доведет до коллапса в калейдоскопе.
Уже неприятно для нормального глаза,
видеть, как исчезает цивилизация быстро.
На грани вымирания белая раса,
близится мировое смертоубийство.
МЕДВЕДЬ
В мегаполисе быстро разбухает голова,
он похож на сумасшедший дом,
так трудно в рифму подобрать слова,
когда дышишь в облаке густом.
Моя в клеточку тетрадка,
словами обзывает вещи,
мы - вакуум внутри миропорядка,
а русский образ выглядит зловеще.
Бесспорно, этим голову морочат,
а слово надвигается на слово,
ну что поделать, если нету мочи,
вот и рычит на медведя свора.
Он бы и защитил себя словами,
да нету дел ему до трескотни,
в своей тайге он занимается делами.
Спаси Господь его и сохрани!
БЕЗМОЛВИЕ
Молчание - скованная мысль,
во рту вода, слова бурлят в сознании
и заполняют смыслом жизнь,
грядущее в любви и есть молчание.
Мы вспоминаем молчанием всех тех,
кто жил до настоящего момента.
Ночные сны в тиши объединяют всех,
когда нет музыки без аккомпанемента.
Молчание - это будущая речь,
немая пустота, на переходе в вечность.
Хранит молчание любая ваша вещь,
а вот глаголы стремятся в бесконечность.
Любовь есть разговор перед лицом,
речь сумерек души и пререканий,
а подавиться услышанным словцом,
возможно молча и без на то желаний.
Пусть мир вздохнет и выдохнет слова,
наступит вакуум всех противоречий.
Молчание есть разума права,
молчат глаголы, настало время междометий.
БЕСКОНЕЧНОСТИ ОПЛОТ
Ночь - бесконечности оплот.
Уснуть бы, да без мысли не проснуться.
Репатриация - сложнейший переплет,
не даст душе в покои окунуться.
Здоровый сон - основа ритма жизни!
Сны откровенны в своих воображениях
и в плен берут закрытую харизму,
проникая в зазеркалье отражений.
Фрейд всем сказал, что сны - мечта!
И очень странно в это всем поверить.
Когда ты спишь, растет с тобой верста,
и ты всегда летишь в распахнутые двери.
Мне некуда от слов твоих деваться,
покуда я дышу, я должен, что-то сделать,
но я не буду твоей власти отдаваться,
во всем достигнем разумного предела.
За все, что не смогли решить. Прости!
За вынужденную, долгую разлуку.
За все, что предстоит перенести.
За превращение счастья - в муку!
Пусть снова будет ровным горизонт!
И солнце на закате сядет в море!
Пусть нам с тобой немного повезет!
Тогда и радость обуздает горе!
ЗАЛОГ СВОБОДЫ
Тебя мое молчание не спасет
и бесполезны злые рассуждения.
Приятнее считать, что я не тот,
чем думать о местонахождении.
Вписался в круг родни я незаметно,
и это как-то скрашивает дни,
их жизнь течет не быстро, перманентно,
они на месте, как неподвижные огни.
Я двигаюсь вперед! Ищу свой старт,
а финиш - там, где Альпийские вершины.
Я жив и двигаюсь, согласно карт,
со мной мои стихи и новые морщины.
Мне нравится мой искренний азарт,
с нулем в кармане и дурью оптимизма,
но где-то ждет меня зловещий миллиард,
или опять огрызки катаклизма.
Да, я ушел... Оставил монолог.
Я где-то в радиусе безвизового круга,
свою свободу оставил под залог.
Жить без проблем - есть платная услуга.
ОРДЕР НА ПРОСТРАНСТВО
Мы на границе с тобой обнялись,
как неразлучные стрелки циферблата
и ровно в полдень распрощались,
то был момент надежды и утраты.
Настал период томительной разлуки,
он занял место, разъединил судьбу,
не скрежет музыки доносит звуки,
до всех концов души, со злостью наяву.
С недавних пор, все то, что одиноко -
то ордер на пространство, где семья
и как бы не было так трудно и жестоко,
перемещение мое есть смысл бытия.
Остановись мгновение! Замри!
Вся прелесть в том, что ты неповторимо.
Я вдохновение черпаю из тоски,
а время быстро пролетает мимо.
ШЕЛЕСТ СТИХОВ
Я приветствую вас стихи! В добрый час!
Люблю ваших метафор средство
и ваш мелодичный в рифму рассказ.
Милые стихи, я отдаю вам сердце!
Донесите все мысли людям
и горьких дум тяжесть тоже,
мы вместе скитаться будем,
в переплете вы станете тверже.
Когда вами шелестят страницы
и кто-то, читая, в вас поверит,
пусть в восторге от вас - единицы!
Открываю в свободу вам двери.
Не хотите спать в тиши и в обложке?
Возражайте! Словом гремите прытко!
На устах, на сцене, на экране немножко,
ведь корчится в кандалах есть пытка.
В РАСПЯТОЙ ЖИЗНИ
Да, тем искусство в нас живет,
что уточняет нам, покажет и расскажет
и главное оно совсем не врет,
его закон - служить и быть на страже.
Никто из нас другому не тиран,
хотя поползновения внутри зловещи,
и в каждом грех живет, обман,
не в мыслях о вещах, а сами вещи.
Желание потреблять гораздо больше,
нас загоняет заведомо в тупик,
от туда медленно и намного дольше,
выходишь и совсем не напрямик.
В распятой жизни, перекрестками дорог,
мы не находим заветной той тропинки,
где ежедневно под шагами наших ног,
всегда мелькают честные картинки.
ПОЛЗТИ ВПЕРЕД
Свой взгляд полный скуки,
умножает тяжесть бытия
на период разлуки,
определяя координаты нуля.
Судьба из лабиринта грез,
стремится выход найти
и по мерцаниям звезд
истекать на прямом пути.
Надо смелей и быстрей,
пробираться лугами, лесами,
затем вдоль рек и полей,
добраться до башен с часами.
Шагать все время вперед
и не смотреть назад,
если опять повезет,
будет новой жизни фасад.
Не мой черед умолкать,
буду карабкаться вверх
и новые строки слагать,
творить, настигать успех.
Не поздно верить чудесам
и чувствовать, что можешь сам,
к своим подняться небесам
и навсегда остаться там!
ЖИЗНЬ ПРОЛЕТАЕТ
Облака плывут, проплывают -
это жизнь пролетает, проходит!
Ко всему и всегда привыкаем,
с нами смерть с рождения бродит.
Снова хочется стать ребенком и ночью
смотреть в небо не зная утрат,
не скоробить над могилой в роще,
вдоль бесконечных, железных оград.
Да, я слышу, слышу детское пение,
жизнерадостный смех и звенящие голоса.
Слышу, как удаляются постепенно
и угасают над моей головой небеса!
ЛУЧШЕ СИГАРЕТА НА ВОЛЕ
Прошли года за окнами тюрьмы,
но до сих пор я слышу гул металла
и надзирателей бесшумные шаги
в бетонном доме, Бутырского квартала.
Мелькали камеры, как лица заключенных,
столыпинский вагон, этапы, пересылки
и карцер, приютивший обреченных,
за несогласие в безмолвной пытке.
Тюрьма - капкан удачи и туннель судьбы.
Борьба сознания - с недоверием системы,
но это лучше, чем веревка и столбы,
когда свободой платишь за свои проблемы.
В тюремных коридорах живет особый дух,
пространство заполнено презрением,
здесь хочется творить, писать на слух,
там муза зажигает вдохновение.
Чтобы срок достойно прожить,
надо пройти по минному полю.
Главное смысл жизни сохранить.
Конечно лучше - сигарета на воле!
МЕТАФОРЫ В ДУШЕ
Метафоры в небе плывут над нами.
Земля вращается, протирая ось.
Стихи своим ритмом, как молотками
забивают в прошедшее время гвоздь.
Стук молотка…, так слово за словом,
уходят в прошлое, их не догнать,
подлежащие следуют за глаголом,
чтобы будущее стихами понять.
Стихи рождаются и нас окружают,
их бесконечность - недостижима.
Поэты оптимизмом всех заражают
и пессимистов, и пилигримов.
Сибирь закалила меня, как металл,
научила излагать лишь добро,
все что я сделал, и о чем мечтал,
без зла, об этом пишет перо.
Юмор мой настроен на смех
и на стих под горячий чай,
хочется в руки взять белый снег,
и не говорить никогда прощай!
ВЗГЛЯНИ
Взгляни, как стали волны угасать.
Вновь погоны в углах - засуетились.
Еще нельзя им пальцем указать
и дать команду, чтоб они остановились.
Да воинство сие не слышит слов,
носами шваркают, соединяясь в цепи
и налетают внезапно из-за углов,
закрывая всех, кто оказался в центре.
Все гуще тучи, закрывают высоту,
дела на вес, все выдержит бумага,
уходят люди в глухую темноту,
от благополучия до нищеты - два шага.
Тускнеют циферблаты на часах,
уж коих и не видно, и не слышно,
аэропорты мелькают и в глазах,
застыла Родина на карте неподвижно.
Пожар потушат! Когда-нибудь угаснет!
И дым рассеется, и запах гари сгинет,
исчезнут адвокаты, и наступит счастье,
но образ свой не сможем мы покинуть.
ИЗ ГЕТТИНГЕНА ПЕШКОМ
Я брел пешком с бурлящего вокзала,
примчавшись из неведомых краев,
ничья рука, меня не провожала
и не было напутствий, громких слов.
Иду спеша туда, где ждут меня,
совсем один, безмолвно одинокий,
у каждого в запасе есть родня,
но я не близкий, а совсем далекий.
Живая тишина, сковала мысли,
а чувства, как песок - неутомимы.
Я, как забытое слово из песни,
карабкаюсь к своей вершине.
Мне не до смерти, вовсе нет,
она сама придет, когда захочет.
От самого рождения на свет,
мы каждый день за бытие хлопочем.
И строим жизнь, она судьбой играет,
мы разбежались, словно все вдали,
но только смерть одна нас собирает,
всегда к причалу стремятся корабли.
В таких университетских городах,
постоянный прилив, как явление,
пять лет в кропотливых трудах,
проходит студента поколение.
Вечным человеческим потоком летят,
семестры сменяют другие волнения,
но профессора неколебимо стоят,
недвижно средь всеобщего движения.
На подобие пирамидам Египта —
в этих университетских пирамидах,
жила академиков элита,
не скрывая премудрости в хламидах.
ПО СУДЬБЕ
По осколкам судьбы я бреду пустырями,
по земле босиком проходить не тревожно,
даже быть в темноте, под двумя фонарями,
но всегда обгонять, если это возможно.
Я не жилец из этих мест, а - пришелец,
о себе заявил, языком, своей строчкой.
Значит, будет страниц долгожданный шелест,
на другом языке, запятую поставлю с точкой.
Не на долго с отчизной расстался.
Между мной и людьми неумолимое слово.
Хорошо, что в уме я собою остался,
и в любви, и в судьбе, не желаю другого.
Долго тут проживу, или нет? Я не знаю.
Перед читающими меня, шляпу снимаю
и с новой жизнью себя поздравляю!
Вот домой уже не вернусь. Переживаю!
РОЗЫ ЛЮБВИ
Уверен, красоту рождает сон,
а явь обязана алым цветам.
Колючий ствол шипов, бутон,
всегда кладу к твоим ногам.
Хочу приблизиться к тебе
и насладиться розовой волной,
забыться с мыслью в голове,
что вдруг не будешь ты со мной.
Найду глагол и разбужу любовь,
в сердцах, заснувших от тоски,
чтоб обрести надежду вновь
и с чувством гордости цвести.
Для грез, желаемых в сердце моем,
я заново нашу жизнь перестрою,
пусть розы цветут на клумбе живьем,
у дома, вместе с нашей судьбою.
МОСКВА
Чужим все кажется в столице
и недоступна её черствая земля,
кругом не русские мелькают лица
и беспокоит вид зловещего Кремля.
Москва желает миром править,
свои просторы дюже жмут,
имперской силой она давит,
на те места, где её не ждут.
Церквей её сияние куполов,
угрюмые волнуют небеса,
жизнь за пределами холмов,
сплошная, черная от зебры полоса.
Не убежать от этой жизни гулкой,
как вырваться из белокаменной, уйти?
Она - завороженная шкатулка,
все к ней прикованы, навечно, изнутри.
Я УЛЫБНУЛСЯ ВЕСНЕ
Я улыбнулся весне
и оглянулся украдкой,
она стояла точно во сне
и махала перчаткой.
Легкая, как мотылек,
излучающая ласку
и любви вдохновений поток,
превращал её в сказку.
Рванулся трепет вдохновений,
ты вновь пришла ко мне сегодня.
Скиталец - я, люблю движение,
есть на тебе печать Господня!
Такая неизвестная печать -
как бы дарованная свыше,
тебе положено стоять,
молиться под церковной нишей.
Пусть не остынет твоя кровь!
Всю наготу нежнейшей плоти,
навечно поглотит любовь,
а жизнь все недуги проглотит.
Суть строк умом не исказить,
каким-то старческим сарказмом,
судьбу не надобно винить,
любовь сопровождается оргазмом.
В НАСЛЕДСТВО
Весь мой порыв конечный
в соблазнах, переменах и ранах,
пора приземлиться навечно,
в далеких, заоблачных странах.
Выбор мой несравненный,
Баварский простор не случайный,
путь мой весь благословенный,
а круг общения - странный.
Там в немецком эфире,
по сути, на судьбы наши,
навесят социальные гири
и наполнят долгами чаши.
Лишь останутся воспоминания,
о прошедшей, неуемной жизни
и клубок измотанных страданий,
в наследство от родной Отчизны.
ДОБРАТЬСЯ ДО КРЕСТА
Я не хочу душе своей излучин
и перед ней ропщу и трепещу,
я одиночеством, тоской измучен,
и очень женской нежности хочу.
Я словно узник чувств и веры раб
и только выживанием озабочен,
иммунитет совсем в борьбе ослаб,
в моих скитаниях по среди обочин.
А в мыслях теплится проклятье,
изгнания суть и пустота…
и лишь поэзии занятье,
надежды - светлая мечта.
Не одолел, прости не смог,
я панцирь твоего презрения,
опутан с головы до ног,
я нитью бытового заточения,
увидел в этом всю развязку,
сам себе отметил старт,
и когда на финише сорву я маску,
буду счастлив и конечно стар.
Я в любви презрения не достоин
и моя последняя мечта -
остерегать судьбу от всяческих пробоин
и добраться до своего креста.
НЕУМОЛИМЫ СЛОВА
Женщины ожидают внимания,
как ласки и заветных слов,
совместных обо всем страданий
и конечно фантазии снов.
Вдруг, если страсть налетела,
а женщины нет любимой,
то призраки желанного тела,
становятся неотвратимы.
Я не забуду мгновений,
когда находились мы рядом,
достигая проникновений,
в радости встречных взглядов.
Твои конкретные черты,
запомнились и будут сниться,
а голос духовной красоты,
в меня успел навек вселиться.
Ты чувствуешь тайную нить,
моих загадочных строчек,
лишь тот умеет любить,
кто поймет мои многоточия.
Неумолимы слова,
вылетая немеют,
а потом голова,
лишь об этом жалеет.
В неизвестность наш путь,
шаг за шагом уходит,
и уже не свернуть,
жизнь внезапно проходит.
БЕРЕГ ЛЮБВИ
Шумное море бурлило,
небо поглощало белый дым,
горизонт закатом затмило,
меркло все под небом голубым.
Море шире, спящее во мгле,
значительно громче бурлящий гул,
глушь тайны моря покоился на дне,
а на поверхности беспечно ветер дул.
Был вечер нежный и сумрак влажный,
пенясь, бурля, шел вал за валом,
мы шли по берегу и за руки держались,
соленый воздух был нашим покрывалом.
Вдруг стало страшно это все прожить
и как старый лист, с деревьев кануть,
не успев навечно полюбить
и засохнуть, или медленно завянуть.
Внезапно в жизни все перемешалось,
как волны к берегу брели,
в нас содержалась встречи радость,
мы шли по берегу любви.
НЕТ ИНОГО ПУТИ
Не будет иного пути,
как через разлуку свою,
счастье семье найти,
где-то в родном краю.
Идти к дорогим местам,
через тернии вглубь
и доверять устам,
слагающим мысли в слух.
Пальцы твои не дрожат,
а хрупкое тело живет,
мы в будущее взлетели над,
из прошлого, что нас гнетет.
Когда уже нам оттуда,
протянут верные руки
и мы поведем друг друга
из миграционной муки,
тогда же примет нас снова,
земля европейских скитаний,
а время под крышей Покрова,
наградит за все испытания.
ВЗГЛЯД ЛЮБВИ
Пустует место. Ночи длятся,
твоим отсутствием томя,
угли прощания дымятся,
бокал пустой и без вина.
Ты забрала с собой пространство,
в пустынном воздухе парит,
твой голос - символ постоянства,
как не расколотый магнит.
Так ворожащими словами,
в строку не вместишь, не воткнешь
и даже тихими шагами,
к тебе без слов не подойдешь.
Зажглись весенние Плеяды
и нету горечи в мозгах,
как нет присутствия отрады,
как – будто в разных мы мирах.
Во всем однообразный смысл,
не воплощает место и природа,
от ожидания разных чисел,
башка трещит и портится погода.
Напрасно зияет рядом пустота,
жизнь траурной еще не стала,
и вдохновляет память нагота,
которая тобой в меня запала.
Твое дыхание в стихи мои,
проникло по желанию духа,
стихи - есть взгляд моей любви,
а взгляд - прикосновенность слуха!
ПУСТЬ РАДОСТЬ УДАЛИТ ПЕЧАЛЬ
Клянусь, что будем вместе мы до гроба!
Мы, как сиамские с тобою близнецы,
я пью, но мы хмелеем непременно оба.
Мы ножницы - соединенные любви концы.
Что делает историю судьбы? Тело!
Взять нашу судьбу, она терпела,
а ты всегда ждала, немела,
в тылу насильственно сидела.
И как немка, закусивши удила,
на родину отца глядела,
так как любая немчура,
объединяется душой и телом.
Любовь сильней любой разлуки
и чем длинней она, тем сладки встречи,
уходят в прошлое тревоги, муки,
а бремя счастья валится на плечи.
Жизнь останавливается здесь,
с альпийским видом на озера вдаль,
остаток жизни в дни не перечесть,
пусть только радость удалит печаль!
СЕМЕЙНЫЙ ТУР
Свой путь судьбы, пройдя до половины
И, заявившись в Европейский сад,
смотрю я на свои блестящие седины
и вижу в отражении свой фасад.
Он выглядит, как помесь ист и веста,
в нем нет следов той роковой черты,
когда несовместимые протесты,
счастливой не составили четы.
Я вас любил и вдоль и поперёк,
возможно, до определенной боли,
но ласку заменил укор, упрек,
когда на время был лишен я воли.
Я вас любил по-своему, безнадежно,
река не потекла еще обратно,
но думать о любви, так стало сложно,
что это невозможно забесплатно.
На склоне лет, в другой стране и Мире
мы стали просто Ты и Я,
с ключами пяти комнатной квартиры,
как многодетная родня.
Сегодня, выйдя из прошлого вчера,
себя не утруждаем переменой,
любви страстей сменяется игра,
на долгий тур, игры семейной.
ОПЛОТ ТРЕВОГИ
В пустоте только свет и живет,
скоростью расширяя границы,
так душа наяву поет,
верстая о любви страницы.
Плотность тьмы обречена,
быть вне нашего мнения,
исключение - родная жена,
всегда накаляет терпение.
Взгляд искривляет рот,
думая о тридцать третьей букве,
мы боком стремимся вперед,
в созданном нашей жизнью звуке.
Да уж, чем гуще роскошь,
в объятиях любимой дамы,
тем безразличней особь
и любовь оставляет шрамы.
Бедность стремится спрятать,
или что-то сберечь,
достаток плодит растраты
и притупляет речь.
Богатым не станешь дважды,
вот сколько сможешь - возьмешь,
все остальное однажды,
отдашь и никогда не вернешь.
Просто щедрость пророчеств -
дней настоящих шантаж!
И, если очень захочешь,
то нищим все и отдашь!
Все закончится скукой,
но не горечью в изжоге,
старость всему наука,
а будущее - оплот тревоги!
БЕЗУПРЕЧНОСТЬ
Твой профиль похож на монету,
которую ты прячешь от чужого взгляда.
Ты не веришь в чудеса и приметы
и все меньше своему отражению рада.
Если злишься, тебе не хватает глаголов,
и это делает меня подлежащим,
ты продолжаешь изрекать укоры,
беду из прошлого несешь в настоящее.
И все негодования в сердце пряча,
твой голос разжигает печаль,
криком вперемешку с плачем,
ты за все переживаешь, а жаль.
Дорогая, что толку злиться,
иголку не найдешь в мозгах у мужчины.
Будь покорной и пробуй мириться,
не вникай в суть проблем и причины.
И чем меньше поверхность,
твои желания скромней,
а безупречная верность,
для меня всех милей.
В СКОРЛУПЕ
Сейчас важней замкнуться в скорлупе,
от болезней и посторонних взглядов…
и не маячить на праздниках в толпе,
а маску не снимать на маскарадах.
Горькая судьба без гордости улик,
преподнесла веселенькую старость,
хотя по жизни был я разнолик,
теперь в одном лице перемешалось.
Как хорошо шумит морская гладь!
Так здорово, что нет суда,
и просто для души стихи слагать
и путешествовать туда, сюда.
Враги остались за чертой
и норовят вовнутрь заглянуть,
но их не пускает горизонт немой,
земли вращения, продолжая путь.
МЕССИЯ
За лучшие дни готов рюмку поднять!
За разницу между прошлым и настоящим,
на перечни скорби мне наплевать,
я думаю лишь о происходящем.
Я не пьян и не в бреду,
одет по европейской моде,
меня горизонты поспешно ведут,
к ландшафтам в хорошей погоде.
Любой адрес - даже задворки,
что избранно для жизни такой
вызывает у меня только восторги,
лишь бы слышно было прибой.
Разменяю разлуку на брачный салют!
И с неба спущусь как мессия!
И где бы ни был мой последний приют,
нас вместе соединила Россия!
СОЦВЕТИЕ ЛЮБВИ
Мы одиночества - ростки и соцветия истины,
в отношениях прежних, до конца зависимы.
Может в точке безумия, где-то на дне бытия,
сделать шаг не разумный, не позволит совесть моя.
Станешь ты другой, кроткой и послушной,
будет зыбка под ногой почва в мире душном.
О, как же я хочу, лететь к тебе на день,
по небу, по лучу, где нет меня совсем.
А ты свети, лучись и оставляй свой след
и у звезды учись, другого счастья нет.
Ты легкой походкой, приветливая, грациозная,
идешь надменно, кротко, женщина амбициозная.
Нежность твоих плеч, продолжение стройного стана,
излучает нежность любви, красота лица, без обмана.
Твои светлые волосы, над высоким лбом блестят
и умные глаза, на все внимательно глядят.
На каком-то круге чистилища вспомним о том,
что мечта о счастье зайдет в наш построенный дом.
Вот и небо ночное, мы под ним, обнявшись, легли,
на распутье мысли ноют, о не оконченной жизни любви.
С НЕБЕС ВЗИРАЮ
Брови похожи на крылья птиц,
из-под них мы можем смотреть.
Нашему взору нет запрет и границ,
даже если чей-то будет запрет.
И если точно существует связь,
между сердцем и нашим взглядом,
то, преломляясь и светясь,
желанное всегда появляется рядом.
Сердце тоже огромный взор,
рождает постоянные чувства
и память чертит точный узор,
желаемого для тебя искусства.
Чтобы рассеять случайный мираж,
взглянем под слой амальгамы
и она мгновенно отразит пейзаж,
в цветах ограниченной гаммы.
Море тоже звучащая речь,
при виде волн, дрейфующих к Вам
и чтобы слух от нее сберечь,
примите обязательно сотку грамм.
Меня вспоминайте при виде волн,
метафоричные рифмы каскад
и смотрите вверх на небосклон,
Я там и оттуда, Вам буду рад!
ВЕКТОР ДУШИ
Место, куда мы смотрим вперед,
Видимо, и есть тот фасад,
где нам когда-нибудь повезет,
если случится фарт.
Наш вектор направлен с востока и
на запад стремится спеша,
как невидимый компас земли,
бесплотный, как наша душа.
Нас манит жизнь других дорог,
ведет от зла и к добру,
судьба идет на разворот,
минуя суд, тюрьму.
Хочется точно всё понять,
ведь я не вернусь домой,
где и когда семью мне ждать?
Укажи мне, вектор, родной.
Как мило, в отсутствие заботы власти,
поощрять себя неограниченной свободой.
Копить в себе неимоверность грусти
и наслаждаться солнечной погодой.
Закат ласкает колыхание свечей.
За что нас любят? За души богатство!
За проницаемость загадочных речей,
за ненависть к любому виду хамства.
Я так люблю безжизненные книги,
за смысл и за квадратные углы,
они мне не покажут свои фиги,
и учат жить минуя кабалы.
Одушевленный мир меня не понимает,
особенно когда его движение,
мое сознание ненароком подминает
и искажает мое воображение.
Жизнь бурно истекает по ручью
и узнает судьбу конечно сразу,
рождение и смерть играют на ничью,
что просто недоступно глазу.
Да, если я не призрак, а живая плоть
и мой пейзаж - стихи в натуре,
над всем неведомым стоит Господь,
а мы частички его архитектуры.
ПЫЛЬЦА НАДЕЖДЫ
Уверен я, изгнания тоска
выскакивает к небу от земли,
и как бы не была она близка,
тревожит чувства изнутри.
Мой облик - усталое лицо,
всем помыслам не может угодить,
движение заколдованно в кольцо,
старается судьбу переместить.
Я чувствую рывок к надежде,
подальше от неведомой беды,
мы словно поплавки в одежде,
выныриваем на поверхность из воды.
Надежда в ироническом ключе
не покидает мысли без конца,
она как бабочка, усевшись на цветке,
все ждет, когда развеется пыльца.
И на этом неизведанном пути,
в пространстве рифм еще творим,
чтобы до цели как-то добрести,
меж образом и призраком своим.
СМЫСЛ ЖИЗНИ - ЖИЗНЬ
Врастают строчки в дни прошедших лет,
дождь хлещет ночью ливнем.
Жизнь коротка, как правильный сонет,
в ней пасмурные дни полны унынием.
Стол променял на кресло и диван,
страницы книг мусолю пальцем,
все чаще рифмы выводит мне экран,
стихи кружатся в непрерывном танце.
Когда из слов струится страсть,
о долгой жизни на некой высоте,
а строчки раздражают власть,
про укоризну вопреки мечте.
Так хочется впустить себя в музей,
великих слепок всех творений
и затеряться среди книжных галерей,
для памяти грядущих поколений.
Чтобы источать простую мысль,
открывшем белизну моих страниц,
что смысл жизни - это жизнь,
в которой ищем мы "жар-птиц ".
ВЕРЕТЕНО
Уверен, в Мире старость есть -
на каждый камень возведенный,
найдется юношеская месть
и взгляд на это удивленный.
Когда младенческой ногой
переступаешь возраст зрелый,
летят стремительно года, и ты нагой
уже лежишь, а номерок нательный
всем известит лишь о тебе одно,
назад возврата не дано
и для тебя все одинаково темно,
а жизнь кривое веретено.
Как в ней все это переплетено?
ЧТО НАС ЖДЕТ?
Среди лесов, лугов, заброшенных,
не сможет занести топор палач,
а мы в гостях незваных и непрошенных
с детьми уехали под детский плач!
Не остановят меня седины белые,
я не спешу на кладбища тенистые,
пусть где-то рыщут ищейки озверелые,
зашьют потом им все уста нечистые.
И не сносить нам, честные и смелые,
своих голов до небесного суда,
они придут на нивы пожелтелые
и заберут свободу навсегда.
Россия выглядит бессильной
и продвигается сквозь тернии мук.
Слёзы народа ручьями обильными,
в разные стороны с нефтяными текут.
Гордые галстуки с сытыми лицами,
взяли у Родины пожизненный траст,
дни и ночи в кабинетах столицы,
куют себе благо чиновничьих каст.
Вот задрожат березы плакучие
и кто-то дернется из народа вдруг,
да разгонит черные тучи,
что наводят на мир испуг!
Вдруг столкнутся непримиримые силы,
чтобы вновь перестроить дело страны,
тогда и заполнят могилы долины,
утопившие Россию в крови.
ЗАПОМНИТЬ СЕБЯ НАИЗУСТЬ
Оставлю время тикать в стороне,
и буду мысли штопать штампом,
чтоб память оставалась обо мне,
на сайте, лишь ритмичным ямбом.
Я снова вдохновляюсь морем,
мысли рифмой связал наугад,
и как волны слова шепот вторит,
разгоняет стихов листопад.
Смысл строк языком не подвинуть,
стиснув зубы их не унять,
мир поэзии уже не покинуть
и его невозможно объять.
Во мне поэт не знает покоя,
даже если остаюсь я один,
тишина поглощает шум моря,
а мысли тянут до самых глубин.
Тихим голосом, миролюбивым,
декларирую строки из уст,
я на веки останусь счастливым,
когда запомню себя наизусть.
В ДЕРЕВНЕ
На восходе ходили босиком,
роса была видна.
Ныряли в речку голяком,
с похмелья, с бодуна.
Встречали утренний рассвет
и с поцелуем в губы,
глотали дым от сигарет,
стучали зубы.
Как беззаботно и легко
промчались годы
и так засела глубоко,
память природы.
ОБРЕЧЕНИЕ
Я потом расскажу тебе, шепотом,
что осталось в наших руках:
достигалось потом и опытом
и во всем нас преследовал страх.
На каком-то круге чистилища
вдруг, внезапно вспомним о том,
что мечта о счастье хранилища,
заползла в наш построенный дом.
Вот и небо над нами ночное,
мы под ним, обнявшись, легли,
на распутье дорог, мысли ноют,
о не оконченной жизни любви.
Мы блуждаем в паутине проблем,
не разлучить нас и не разнять,
я поэт в душе, а мой бизнесмен,
обречен во мне умирать.
ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ
Напрасно к ней объятия простираю,
с утра очнувшись от дурного сна,
в своей постели я её не наблюдаю,
как в сновидении счастливого сполна.
Мне грезилось, что мы лежим в стогу,
я осыпаю поцелуями её во сне
и, взявшись за руки, гуляем по лугу,
исчезнув в туманной пелене.
В потоке слез сердечного рыдания
в предчувствии, что будущего нет,
закончилось последнее свидание,
во сне рассеялся любовный свет.
Ж
Твой стон и музыка дыхания,
в такт нежности упругих ягодиц,
влекут глаза своим молчанием
и лаской касания ресниц.
Какой восторг прикосновений,
вонзился в память одним разом,
к тебе зовёт всегда влечение,
только тебе одной дарить оргазм.
ПРИРОДА
От нас совсем природа отступила
и мы друг другу больше не нужны,
она для нас, как братская могила,
мы в ней существовать обречены.
Когда живое лишь ремарка,
то за короткий вымученный день,
природа похожа на дикарку,
опустилась на нижнюю ступень.
Из-за людей, природа вся в разломах,
мы зрим ее в последний раз.
Скоро лишь разряды насекомых,
останутся вокруг совсем без нас.
СУТЬ ОДИНОЧЕСТВА
Обрывки снов, нарушали шепот речей,
взгляд исподлобья и хмурые лбы,
взором проницательных, одержимых очей,
я поглощал безразличие толпы.
Страх высоты и стремления вглубь,
с проникновенными, ледяными зрачками,
только тени облаков, загасивших Луну,
шарахались наперебой со сверчками.
Карабкался по стенам, стремился вниз,
из угла в угол, дышал пустотой,
правда щемила душу сильней, чем каприз,
а сердце обретало душевный покой.
Замаринованная мудрость и тайная кабала,
не дали обрести соратников, друзей, учеников.
Влечет под старость, как и раньше, влекла,
суть одиночества под марш демонических снов.
БОРДЕЛЬ
Бордели в первозданном мире,
зовут тела в свои квартиры.
Лишенные плоти, все в лихорадке,
мечтают о соединении и разрядке.
Они, до откровения добравшись,
вокруг всех прелестей роятся,
проникновением насладившись,
мечтают с метафизикой обняться.
Все это в поисках наживы,
за пневматические страсти,
открыты им аккредитивы,
чтоб быть в своей греховной сласти.
И прозревал костяк сквозь кожу,
бордель манил к себе, как в ложу.
ВЕНЕЦИАНСКОЕ
Человек есть то, на что он смотрит.
Венеция встречает вас гондолами,
тучи голубей с альбатросами,
парят над изумрудными волнами.
Зеркала потускнели от увиденного,
они отражают анонимность идей,
вторящих в мутной воде обыденное,
отражение веков и великих людей.
Здешние frontone напоминают изголовье,
торчащее из не застеленных постелей.
Архитектура - муза, плотское безмолвие.
В этом городе просыпаешься под звон
бесчисленных колоколов, как в облаках,
позвякивает на серебряном подносе он,
гигантский чайный сервиз на небесах.
Распахиваешь окно, и комната утопает
в запахе кофе и дымке сырого кислорода.
Этот город для глаз и взгляд блуждает,
по каменным кружевам и лепнинам города.
Капители, фронтоны, ангелы и херувимы,
создают ритм и оттенки местных фасадов.
Красота такая, что обалдевают все умы,
от его палаццо и поверхности каскадов.
ОБОЖАНИЕ
Страдала плоть под нежный стон,
в глазах мелькала обнажённость,
в ушах гудел разрядов гром,
сопровождающий влюбленность.
В какой-то миг взорвался шквал,
невидимый разряд в ночи,
всплеск чувств желания настал,
шесть граммов вытекло души.
Обмякло тело, вышел дух,
как пар из чайника, вскипела
кровь и вот огонь потух,
сомкнулись веки, и ослабло тело.
Лишь пальцы рук не размыкались,
переходила дрожь в сознание,
два сердца собою наслаждались,
любви струилось обожание.
БОЖЕСТВО ЛЮБВИ
Как жаль, что заболел тобой,
не смог года запрячь в упряжку,
твое существование со мной
в любви всегда брало поблажку.
Бессмысленно пытаюсь возвеличить
все человеческие чувства,
я сразу стал не долгим китчем,
затеей твоего безумства.
Я покидаю твой женский лабиринт,
не буду больше ворковать в объятиях,
семью не может сохранить инстинкт,
супружество не требует распятия.
Теперь уже и вправду - навсегда.
Ведь невозможно к унижениям вернуться,
любовь продукт от Божества,
душа на жизнь не может оглянуться.
ЖИЗНЬ ОСЛЕПЛА
Неважно, где проходит жизнь иных,
в другой стране, на острове, в кибитке,
вокруг есть вещи и они в избытке,
с претензией занять места родных.
Ещё животные, растения и птицы,
которые хотят всё время жрать,
или просто испить глоток водицы,
от этого уж точно не сбежать.
Человек есть животное, но в костюме,
может думать и что-то творит,
любит пить, но вино, или ром в изюме,
ну конечно, он мыслит и говорит.
Бесспорно его трезвая голова
издаёт музыкальные и другие звуки,
повторяет испиленные слова,
когда жестикулируют нервно руки.
Для кого и зачем он жил и живёт!
Судьба есть мысли, записаны в тетрадку,
зачеркнутый абзац, где память врёт,
там всё разложено по своему порядку.
Всегда придется куда-то возвращаться,
для странника обычный такой путь
и там, где унижения могут ощущаться,
желательно то место обогнуть.
Апофеоз движения сам Бог!
Нам не познать, куда вселенная стремится,
зато понятна единица речи слог,
ведь с ним мы можем мыслей поделиться.
Бывали дни и я переживал,
когда-то счастье на руках носил,
взамен открыл свой Божий дар,
теперь стихи источник моих сил.
Любовь исчезла и нет уже страданий,
мечта ослепла от блеска желаний,
но жизнь не деньги, она просто живая,
а смысл жить сильней, чем вещь пустая.
ПРИЗНАНИЕ
Звучала музыка любви
на фортепиано.
Искали пальцы до, ре, ми,
душа молчала.
Ласкали руки звук мечты
и пропускали,
через себя аккорд судьбы,
без слов играли.
Дрожали мысли в унисон
с движением клавиш,
и трогали влюбленных сонм,
мечты рождались.
Любовь стремилась душу греть,
до до-мажора,
как грустью можно осквернить,
слезу минора.
Не объяснить мелодию любви,
без слов и чувства?
Лишь музыкой, что кровь земли
- уста искусства.
ЖИЗНЬ - ИГРА
Время - по сути - игра!
Дважды цветок не цветет!
Тень образует гора,
наш путь ведет на восток.
Я вовсе не тот цветок,
уже сухой и не благовонный.
Судьба преподнесла урок,
за то, что слепо был влюбленный.
Была та дьявольская страсть,
в душе любовь, как кровь кипела,
но суждено цветку завять,
от мыслей, что в строках немели.
Повсюду область уныния и слез,
Я - одинокий в песках скорпион,
её дракон уже взлетел на утес,
а там пропасть с обеих сторон.
Может нам обратиться вспять,
да развернуть свои корабли,
чтоб судьбу опять испытать,
возродить вновь чувства любви.
Но нет, уже нет ничего,
за что ухватиться пора,
осталось слепое ничто
и прошлое, что было вчера!
В КОЛУМБАРИИ
Я слышу нежный запах роз
и лилий смрад у алтарей,
уложенных как прядь волос
во мраке длинных галерей.
Как будто красота скорбит,
по бездне призрачных огней,
жизнь погибает и горит
в чреде бесчисленных смертей.
Там стражи тайн судьбы сидят,
на меч, склонившись головой,
под тяжестью железных лат,
в задумчивости вековой.
Отсутствуют синонимы у смерти,
но только оборвется нить,
гибель, кончину поверьте,
уже к живым не применить.
Так скорбим и хороним,
память ушедших лет,
много у любви синонимов,
оставляющих след
в виде разницы в чувствах,
у влюбленных в сердцах,
нет деления на чуждых -
смысл жизни в словах.
СМЕРТЕЛЬНЫЙ СИМПТОМ
Ты слышишь призрачных коней,
они летят как гром,
их гривы и молнии очей,
горят внутри костром.
Судьба рыдает в ожидании,
последний пряча свет,
под тщетностью желаний,
растет зловещий след.
Пусть стук любимой сердца,
прильнет к твоей груди
и тишина наследства
заглушит крик беды!
Погибло много
в смене лунных фаз,
я одиноко
творю немой рассказ,
как трудно
на верх скрипят ступени,
так безрассудно
молчит строка творений.
Наш сад отцвел,
и хор умолк златых цикад
и диких пчел,
под шорох поэтических цитат.
Мы отыграли
свой любовный час доступный
и все отдали,
молодости нашей не подкупной.
Мы так любили,
искренно, без умысла, светло
и верили,
что в нас не зародилось зло.
И вдруг дракон,
стал алчность, корысть извергать,
а скорпион
устал все это бесконечно поглощать.
Кто понимает,
как знамения судьбы,
нас настигают
в пределах душевной пустоты,
тот ожидает
утешение реальности залог.
Жизнь вам откроет,
секрет дверей, закрытых на замок.
С 2018!
Пусть прошлое улыбнется и уйдет,
не вспомнит слез, страданий.
Пусть настоящее под Новый год,
пройдет без расставаний.
Уверен, нас всех будущее ждет
в преддверии своих желаний,
задуманных на пересчет,
а также несбыточных мечтаний.
Под бой часов, нальем вина,
шипучего, игристого
и скажем о любви сполна,
торжественно, неистово.
Лехайм!
Zum Wohl!
Ура!
РОЗА ЛЮБВИ
Ты роза моя - моей жизни стон,
оргазмом любви привитый.
Одинокий королевский бутон -
сосуд мечты недопитый.
Закрой глаза, зажми руками виски,
послушай музыку моей души,
раскроются на твоём стебле лепестки,
а чувства ласку обретут в тиши.
Любви мгновений невозможно позабыть,
прощение есть благо, веры суть.
И если сможешь ты снова полюбить,
меня к себе зови, не обессудь!
К МЕЧТЕ
Мы встретимся снова в мире ином,
где не будет вещей и людей,
и вспомним, как были когда-то вдвоем,
среди слов и наших идей.
Между нами не встанут моря и леса,
уже сердца перестанут биться
и только память, да небеса,
будут в танце над нами кружиться.
Конечно, мы ещё увидимся с тобой,
и гром, и молния встревожат небосклон,
я непременно приду к тебе домой,
как только грянет колокольный звон .
ЕСЛИ СМОЖЕШЬ
Убегаю, в другую жизнь, не сгибая свои колени.
Меня ждут не мои миражи, а чьих-то побед мигрени.
Там на свободе, где горизонт омывает море,
нет родных, и где радость не сменяет горе.
Если можешь, возьми другую жизнь и будешь зреть,
или как мебель лежать, сидеть,
в Баварии, на берегу лазурном в Ницце,
судьбу свою калечить заграницей
и будешь думать об этом потому,
что ты окажешься в своём плену,
среди обоев, мебели, щелей и трещин,
не станут нежностью тебе родные вещи.
Уж ни один твой год не обойдётся,
без чая, фото и водицы из колодца.
Тогда жалей, как ты в своём расцвете,
в семнадцать лет не полетишь, как ветер.
Ты просто помни, что я буду рядом.
Я памяти твоей - награда,
быть может я отец неоживлённый,
но любящий тебя, в тебя влюблённый.
Храни к вещам своё почтение.
Они не дойдут до снисхождения
и будут всегда с тобою строги,
обузой станут по всей твоей дороге.
Если можешь, запомни облик мой,
когда одна останешься сама с собой,
читай мои таинственные строки.
Тогда я точно не буду одиноким!
РАСКАЯНИЕ
Глаза стареют, а зрачки
тускнеют словно медяки
и надежда сквозь очки,
наблюдает, как жизнь летит.
Уже огонь догорает в душе,
остаётся только зола
и нам уже в неглиже
не оказаться рядом с утра.
К тебе не прикоснуться "Не тронь",
зловещий крик горячо,
разжигает в сердце огонь,
но от тебя не услышишь "Ещё"!
Быстрее летят года,
дни устремляются в ночь,
поседела моя борода,
старость не превозмочь.
Растаяла навсегда мечта,
как вода исчезла в песок
и погасла на небе звезда,
от любви остался лишь слог.
Мы открыли свою бесконечность,
там царит праздник пыли,
между нами пустая вечность,
где мы когда-то любили.
ТЕНЬ ЛЮБВИ
Свеча горела на столе,
дрожа, мигая,
две тени сблизились во мгле,
ночь обнимая.
Они слились в одно пятно
и тень дрожала,
как будто целое, одно,
она дышала.
Лишь только воск шуршал в ночи,
тень шевелилась,
любовь в мерцании свечи
в ней растворилась.
ВЫСОЦКИЙ
Жизнь натягивал, как струну, до предела,
прокуренным хрипом напрягал гортань,
кровь таланта в жилах кипела,
он в души заходил, переступая грань.
ПЕРВОРОДНЫЙ
От первородного всегда остается в памяти дрожь,
это угол медвяный, испарина, блик,
вкус леденца, капли падающие на крышу - дождь,
ожидание плена зимы и одеяла любви.
Первородный, когда марля рыдает ещё
и об этом не знает ни отец и ни мать,
тишина зависает и не знает никто,
как по капле во сне будет пот проступать.
Первородный утопает с головой в простыне,
радость скоро теряет реальный покой.
Скорпион, как циркон золотится лишь в ноябре,
за окном отдыхает новый живой.
Всех живых не знает никто,
бесчисленные лица в пальцах ловца,
иные отражения поглощает стекло,
полог за пологом, деды ожидают отца.
Звёзды на небе, как близнецы,
играют, проникая сквозь блики окон,
засыпают прохожие, птицы, птенцы,
по капле ко всем цепляется сон.
Облаков, не касаясь бесцветной травой,
утешаюсь, не ведая слов, молоком,
я по счастью ещё не родился водой,
белыми бабами струится роддом.
Занимает другое - колгота повитух,
снуют и стучатся приветствуя брешь,
по окнам зияя, огонь не потух,
побуду водой, протекая промеж.
Я по счастью родился вместе с водой,
в предвкушение зимнего нега,
облаков, не касаясь бесцветной травой,
первородным, ожидая первого снега.
ЭЛИКСИР СКИТАНИЙ
Мной город дышал, я брёл по бульварам,
во мне бушевало возбужденное жало.
Душа ненавистно и нервно дрожала,
тело к вокзалу, к перрону шагало.
Поезд, колёса, столбы, шпалы, шпалы
и снова перроны, пустые вокзалы,
повсюду мелькают незнакомые лица,
туда и сюда снуёт проводница.
Немота одиночества сковала усталость,
исчезают глаголы, проявляется старость,
от бессилия блуждает судьба,
в лабиринте насилия, зла без добра.
Глаза закрылись, пора отдыхать,
но разум в памяти продолжает искать,
то время, тот закоулок и тот закуток,
где закрыли любовь, на ключ, на замок.
Помню, сцепившись в объятия, долго лежали
и, задыхаясь от счастья, кончали, губы кусали.
Нас друзья всегда с нетерпением ждали
и с улыбкой на устах провожали.
В жизни настал тот значимый миг,
мой поезд приехал в последний тупик.
Дальше нет рельс, нет дороги, пути,
больше нет сил, куда-то брести.
Впереди горизонт, свободы черта,
дышит пространство, а с ней пустота,
мне остаётся вернуться назад,
куда тянет душа и смотрит мой взгляд.
Но есть ещё смысл скитаться по миру,
Бог силы даёт, а стихи эликсира.
СТРАСТЬ
Я вдаль смотрел из темноты,
кусая губы,
сверкали счастья огоньки
отдельных судеб.
Мгла поглотила тишину
и устремилась,
туманом в немую ширину,
где жизнь струилась.
Мерцал один огонь свечи,
ночь рассекая,
в руках у путника в ночи,
путь озаряя.
Сгущались мысли в один слог,
душа сжималась,
любовь осталась между строк,
мечта скиталась.
Салюты озаряли память
и тухли счастья звездочки мгновенно,
из пепла не возникает пламя,
любовь блуждает по краям вселенной.
За ней пошёл я по следам
и заблудился,
страсть ожила не по годам,
я вновь влюбился.
ВЛЕЧЕНИЕ БЕЗ СВОЙСТВ
Избалованный женским любопытством,
уже давно не имевшем дел с бесстыдством,
он опытом смягчал желания,
необузданного своего сознания.
Похоть его не знала, как утолить волнение,
кровью, поцелуями или оцепенением,
каждой жилки тела своего,
когда он горел и видел её.
Волны распущенности и веселья,
в состоянии затяжного похмелья,
в период светлого цвета нежности,
распыляли повсюду силу верности,
в небо лишенное какой-либо тяжести,
в час величайшего зноя слабости,
мощно возвращались силы в тело,
чувство благополучия просто немело.
Облака не удержали, не смогли,
были светлые, ясные дни.
Еле заметных всплесков весла,
высь с одуванчика мечту унесла.
Белые простыни постланы были,
ждали секса, но любить позабыли,
в мыслях хотели, да рано ушли,
наверно ключей к любви не нашли.
Продолжалась жизнь, существованию сродни,
были серые, дождливые, осенние дни.
НИКОЛЬ
О, как же я хочу,
не видимый ни кем,
сказать, что я люблю,
чтоб было слышно всем.
Люблю своих детей,
особенно Николь,
одну из дочерей -
привившаяся боль.
Она, как луч звезды
и негасимый свет -
дитя моей судьбы,
другого счастья нет.
Нико, Нико - Нереида,
сострадание моё,
ты как лунная Изида,
сладострастное дитё.
Я так хочу тебе,
сказать, что на земле,
нет места, где бы я
не чувствовал тебя.
Пусть кровь не та,
и не совпадают гены,
твоим отцом всегда,
останусь непременно.
ЗОЛОТО
Настанет время очищения,
от глыб величественных изваяний,
ведь золото без промедления,
доставалось потом людей и руками.
С золотом рудокоп расставался точно,
как с лозой земли размытой годами,
словно серые зёрна таинственной почвы,
вскормившей эти гроздья веками.
Они непорочные люди земли,
теснятся, друг друга не видя глазами,
жестокие перекрёстки судьбы,
отгрызая повседневно землю зубами.
Рудокоп умрёт в каменистой развалине,
а омытое его кровью золото,
будет ранить и царить над ранеными,
в слитке оставаясь бездушно и холодно.
Не уходит эпоха владычества золота,
пирамиды увенчанные почётом и ветром,
и застывшие куклы смерти от голода,
сожжённые едким и твёрдым пеплом.
ТЫ НЕ ТА
Помнишь, как-то наедине,
одежда летела в швырок,
соединялись из вне
и наслаждались впрок.
Суть блаженства проста,
будоражит нутро,
между нами верста,
разъединяет метро.
Ты не та, что когда-то была,
в глазах нет чувства тоски
и не разденешься догола,
когда бываем близки.
Чувства, как молния, или гром,
проявились и быстро исчезли,
любовь улетела за горизонт,
остались воспоминания и болезни.
ВИДЕНИЕ
Я долго был в неволе
и потерял мечту,
не ощущая боли
бреду я в пустоту.
Так сложно мне бороться,
с угрюмою тоской,
а ночь по капле льётся
и теребит покой.
Включаю ласки голос
и одинокий стон,
любви проросший колос,
под молнию и гром.
Влюблённые в тумане,
обнявшись в стоге сена,
ласкали страсть губами,
так бережно, нетленно.
Сердца их шелестели,
словно страницы книг
и души их взлетели
мне кажется на миг.
Брюзжали лучи света,
рассеялся туман,
любовь из интернета,
просто сплошной обман.
ПАРУСА МЕЧТЫ
Найди в хорошей музыке себя
и ты поймёшь, как созревают мысли.
Ведь вдохновение - малое дитя,
его мы постоянно ожидаем в жизни.
Услышь в той музыке мотив
и думай с ним синхронно, в такт,
тогда рождаться будет стих,
слова поймают в ритме шаг.
Затем из музыки и этих строк
сложи свою заветную мечту,
она всегда достигнет островок,
где ты найдёшь любовь свою.
Пусть мимо корабли плывут
и чаек крик не прерывает чудный сон,
твой голос и музыка зовут
в мир счастья, где колокольный звон.
МОЕЙ ЖЕНЩИНЕ
Той женщине, которую всегда хочу,
во сне на крыльях к ней лечу,
дарить оргазм и чувства наслаждения,
делить удачу и горе пополам,
стремиться сделать те удовлетворения,
чтоб не беспокоиться её мозгам.
Ежеминутно, а не только один раз в году
хотя бы мысленно, быть рядом на виду
и наслаждаться красотой её души,
когда рассвет ползёт по ней в тиши.
Мечтаю на колени просто встать
и слов букет желаемых сказать,
затем поднять её и на руках нести,
туда, где счастье можно обрести.
Пусть это будет на исходе лет
и не завянет этих чувств букет.
ЛЕ ХАИМ
Творение Михаила Меклера и Марии Клюквиной
Я помолюсь...- Время!
За всех детей
в колыбелях
и
за беременных.
Вслух помолюсь,
за больных
между
жизнью и смертью
в качелях,
реанимационных
чудо купелях.
Всем
погибшим в боях,
"в целях" ли,
иль "в потерях".
Ле Хаим!
Вы с нами!
Я поклонюсь.
Пусть пламя свечи
озарит постоянством,
рассеет мираж
рабской дрожи.
И лжи.
Ле Хаим
слезами
в готическом храме.
Грехами,
огнями,
горят витражи.
Ле Хаим.
Веками.
За Жизнь!
Тост.
Стихами.
Молитвой
то пламя
держи!
И держись.
За жизнь!
Всем
ушедшим,
Покой свой
обретшим.
В Память!
Под сердцем
зарождается
Жизнь!
ОДА ДРУГУ
Подьяпольскому Александру 60!
Когда я взял бы акварель, холсты,
для радости рисунка друга,
я б вдохновением закрасил все углы
и преданностью замкнутого круга.
Пусть настоящее о прошлом отзовётся,
талант и творчество живут, как аккорд,
судьба мгновенно по струнам пронесётся,
я за тебя всегда останусь только горд.
Помню день и ночь в далёком сентябре,
когда я нёс тебя к лесному полустанку
и тепловоз затормозил в сибирской мгле:
«Он будет жить!» - врач молвил спозаранку.
И тот июньский день, когда в тюрьме,
ты первый появился в трудный час,
я точно знал, что и в моей беде
есть верный друг. Поклон тебе сейчас.
Шум праздника беспокоит слух,
из Сибири доносятся грома раскаты.
Саша, это годы маршем идут,
чеканят по судьбе, как солдаты.
Твоя веселая улыбка, не шутя,
несет безмерность твоей страсти,
а смех, как у рождённого дитя,
восторг царит от радости и сласти.
Двери открыты сегодня и нет замков,
к тебе все взор свой обернули,
уже топот слышен юбилейных шагов,
мы с тобой ещё друг закурим.
АФРОДИТА
Ведь для чего ты родилась,
чтоб в музыке звучало слово
и нерушимая меж ними связь,
всегда была вокруг живого.
Твой вздох в груди,
как светлый день,
когда все время впереди,
цветёт мохнатая сирень
и молвят под аккорд уста,
оживляя пейзажа дремОту.
Душа становится чиста
от слов под клавишную ноту.
Ты муза! Ты YouTuba Афродита!
Ввернула слово в музыкальный мир,
они живут в твоих творениях слитно,
что возбуждает любовный эликсир.
СКОРЬБ
Последний сон сомкнул его веки,
лишив сияния небосвода
и дал желанную ему навеки,
в душе блаженную свободу.
Мы не забудем за чертой времён,
в тяжёлых муках прожитые годы,
суровой жизни пройденный закон,
через огонь и ледяные воды.
И покорилась Душа верховной воле,
остыла кровь от страсти пламеневшей,
жизнь прервалась, избавившись от боли
и стала памятью в строке окаменевшей.
ХРУЩЁВКА
Россия не битая карта,
наш дом заселенный в веках,
для меня большая утрата,
проживать не в своих краях.
Куда бы судьба не бежала,
мне снится родная земля,
на перроне ночного вокзала,
в каютной тиши корабля.
Мой дом на чужбине немецкой,
будоражит память имён
и смех веселый из детской
наполняет изгнанника сон.
Я не знаю молитву такую,
чтобы стало спокойно душе.
Хочется вернуться в родную,
хрущёвку на втором этаже.
ЗА ЭТО
Нас настигает чувство пустоты,
когда в себя заглянешь ты внезапно
и ничего там кроме темноты
не ощутишь, и так захочется обратно,
в ту дверь, где точно будешь ты.
Не покидай мою судьбу.
Уйми желание хлопнуть дверью.
Я перестроить не смогу
себя с одной лишь только целью –
перед тобой не быть в долгу.
Вот так вонзилась ты в меня,
что хирургия невозможна.
Между нами ледяная полынья,
мы на краях судьбы качаемся тревожно
в полшаге от рокового дня.
Давай попробуем опять
соединить разъединённость.
Не будем мы на помощь звать,
Попробуем вернуть влюблённость.
За это можно всё отдать.
ПРИЗРАК ЛЮБВИ
Когда поэзия уже молчит
и вянут листья,
твой голос больше не звучит,
немеют лица.
Листает память наших встреч,
мгновения счастья,
как жаль, что не смогли сберечь
мы нить пристрастия.
И не помнутся кружева
на брачном ложе,
весь смысл жизни суета,
итог ничтожен.
Опустошён скворечник наш,
в нем нет движений.
Любовь есть призрачный мираж
всех отношений.
МИРСКАЯ НАГОТА
Нас стережёт небесный круг предзнаменований,
чтобы согреться высшей той мессией.
На лампе пыль, давно пуста дорога предсказаний,
кочует пух и хор зажженных спичек всё красивей.
Всё больше огоньков несуществующего света.
Стон тишины, зажмурившись, дырявый,
начни сначала, оглянись, перечитай поэта,
неважно город, сон, творит дыхание пьяный.
Всё, что творит природа, необитаемо поверьте.
Ждёт и зовёт согреться высшим возвращением,
примет не счесть, принят за пустоту-подарок смерти,
за жалобу истлевший шёпот всепрощений.
Мир тварный, муравьиный, расписной,
собрались пятна, тени, сорные слова,
истошный праздник, вечной правоты хмельной,
простуженных мужчин, мирская нагота.
МАНТРА
Сотвори из меня откровение души,
нарисуй мной каждую каплю мгновений в судьбе.
Помоги мне в полной мере пожить
и по лесу бродить по нехоженой раньше тропе.
Покажи мне, как глубже любить,
чем когда-то считал я возможным.
Если сердце закрыто, покажи, как открыть,
его без насилия и осторожно.
Если я что-то держу, помоги мне это всё отпустить
и держи перед глазами то, отчего мне противно.
Может это расслабит и поможет смягчить,
избежать конфронтаций и решить всё взаимно.
Дай с проблемами всеми мне поквитаться,
вдруг они принесут усмирение и доверие к жизни.
Помоги мне над серьезностью в смех рассмеяться
и позволь мне юмор найти не далёкий, а близкий.
В разгар бури покажи глубокое чувство покоя.
Истину от меня не прячь и не скрывай.
Пусть благодарность будет гидом героя
и прощение станет единственной мантрой.
Этот момент будет спутником мне на пути,
я увижу твой взгляд в каждом встречном лице.
Позволь мне почувствовать флюиды твои
и силу влечения на самом конце.
Поддержи меня, когда я буду в тебе,
мной дыши, я буду покорным.
Просто дай мне живым умереть,
а не жить заведомо мертвым.
МУЗЫКА ДУШИ
Давайте вспомним всех, кто верил в свою силу.
Кто был способен всех душою обнимать,
Кто для поклонников был светлою иконой,
Кто, жертвуя собой, мог тучи разгонять.
Кто был для мира символом успеха,
Кто смог летать, имея преданных друзей,
В ком не было ни капли лжи, огрехов,
Чьи души и сердца были полны идей!
Как майские цветы они делились ароматом с ветром,
И были благодарны всем, кто принимал их дар,
Минуя одиночество, работали они над СВЕТОМ,
По каплям собирая свой живительный нектар.
Но вдруг, погасли мысли, в сердце тишина…
Почувствовав блаженное дыханье Бога,
Взлетела ввысь страдающая, одинокая Душа,
Увидев ангела, стоявшего «у входа».
Задумалась Душа: Что взять смогу я в небеса?,
Достигла ль целостности я уединенья?
Ей отвечают небеса: Любви оттенков чудеса!,
Свой опыт, видение сути и возможно вдохновенье!
Я не пуста, промолвила возвышенно Душа,
Великолепие во мне, блаженства глубина.
Страдала и менялась вместе с жизнью я,
Успела осознать, что жизнь прекрасна и светла!
Я вижу, что вокруг тебя рассеялась вся тьма,
Ушедшие мгновения подобны дуновенью ветерка.
Заполнили все небо свежестью и ароматом,
Воспоминанья о любви, в тебе подобны зернам спелого граната!
Я вижу, отдавала ты свою любовь сполна,
В согласье с сердцем, в этом ты была права.
Держа свой путь, осознанность пришла сама,
Через свои же испытания, богатства Ты приобрела!
Свободна ты теперь, вот в чем тебе хвала!
Лети, через великолепные озера, реки и поля!
Не ожидая и не требуя признания взамен,
Пусть будет путь дальнейший Твой БЛАГОСЛОВЕН!
ПРОСТИ
Прости меня с моим разладом,
прости за то, что я такой!
Хочу быть не над тобой - а просто рядом,
Ты позови и я примчусь скорей домой.
Перетерплю, ведь я привык к преградам,
а что до сроков - я прожду любой.
Лишь вновь с тобой, мне повстречаться взглядом
и обнявшись, стеречь твой сон ночной.
В котором вместе мы, как острова морей
бредем друг к другу сквозь волны коридором,
а рыбы молча смотрят из морских дверей,
на нас, своим безмозглым, рыбьим взором.
И между нами миллиарды пузырей,
но я преодолеваю их с напором,
чтобы к тебе пробраться поскорей
и насладиться с тобою разговором.
Прости за все! Прости и верь!
ВОЖДЕЛЕНИЕ
В засос мы часто целовались,
искали губы на теле устье чувств.
Любви истоки повсюду волновались
и чаще бился неугомонный пульс.
Сжимали кисти груди, ягодицы,
всё глубже проникал в желание смысл
и отрешённо воспалялись лица,
а запах секса ароматом плыл.
Аккорды стона летали в беспорядке.
Сопение вздохов напрягали тишину.
Два тела после длительной зарядки,
безмолвно мерли на всю свою длину.
ВДОВЕЦ
Ты была моей любовью
и самой горькой болью.
Судьба трещала, но не рвалась,
жизнь завещала,
смерть с ней не пересеклась,
в пути с начала.
Торжественно молчали,
смотря вдруг друга
и мысли тихо танцевали,
шурша по кругу.
Как много силы у потерь,
живых и мертвых,
но не откроет она дверь,
их души стёрты.
Детство, игры, любовь,
труд, болезни и смерть,
вот нашей жизни плоть.
Мгновение века, круговерть.
Как сиротливы все могилы ночью?
Нет ничего быстрее света
и человеческой судьбы короче,
в строке поэта.
Засохла мысль, на кончике пера,
скребёт о прошлом в настоящем.
Сегодня, завтра и вчера,
мы помним эпизод скорбящий.
Ты была моей любовью
и самой горькой болью.
ПРОШЛА ЛЮБОВЬ
Прервал любовь на рубеже
Серебряного срока.
Пикировал себя в душе,
разбившись ненароком,
об одиночество на вираже,
настигшее судьбу в мгновение рока.
Непривычная, холодная постель,
подушка, простыня, в нетронутом наряде.
Живет на кухне тишина теперь,
сквозняк ласкает шторы в утренней прохладе.
Опора многолетняя, исчезла из-под ног,
а женщина любимая не манит силуэтом.
Тоска. Покоя нет в душе. Я - просто одинок
и нет прикосновений нежных губ при этом.
Закончилось тепло, что ты дарила тихими ночами.
Остыл очаг любви и счастья,
не поделенного судьбою между нами.
Остались только разногласия.
Вздохнув во сне неверную надежду,
проходит ночь в тревожных покаяниях.
Ведь я люблю тебя как прежде
и растворяюсь в снах твоих воспоминаний.
ДАВАЙ
Давай периодически встречаться
и смыслом жизни наслаждаться,
шампанским в ванной обливаться
и нежно в губы целоваться.
Давай мечту не превращать в любовь,
чтоб не кипела в твоих жилах кровь
и наши встречи продолжались вновь.
Пусть хмурится улыбка, а не бровь.
Давай не будем память тормошить,
найдём возможность о встрече сообщить,
чтоб снова на руках тебя носить
и ради этого существовать и жить.
Пусть вспомнят губы о губах,
а нежность спрячется в словах
и снова страсть охватит пах,
в объятиях наших и во снах.
Всё пройдёт, как ты хотела.
Пусть вспомнят губы о губах.
Осталась память и память тела.
Всё остальное просто прах.
ТВОЙ ДРУГ
Недели летят быстрее, чем дни,
года скопились ношей тяжелой,
мы остались с тобою одни
на обочине жизни суровой.
У нашей дружбы не было начала
и в ней отсутствует конец,
нам чувств в любви не доставало
и не был слышен стук сердец.
Сползала старость на виски,
немел конец когда хотелось,
не лезли в горло даже виски,
жить в удовольствие приелось.
Брожу по памяти прошедших лет,
как в лабиринте без конца и края,
смотрю на свой автопортрет,
когда мечта ещё была живая
и понимаю, что не всё произошло,
ещё тестостерон имеется в избытке,
а старость встретить суждено,
азартом в шалостях с улыбкой.
Приди ко мне моя игривая печаль,
из своих чувств сплети надежду,
проститься навсегда мне будет жаль,
мне чужды признаки невежды.
Ещё прошу свою улыбку присылай,
пусть как букет не вянет на экране,
тебя хочу всегда, ты так и знай,
твой верный друг, в твоём стакане.
ОДИНОЧЕСТВО СБЛИЖАЕТ
Представь, как одиночество сближает!
Без слов и лозунгов ведёт свой диалог,
бестелесно в наши души проникает,
мечту и мысли помещает между строк.
Я не знаю с кем ночь свою делить,
чтоб разговором насладиться,
любовь почувствовать и пригубить
и в душу взглядом углубиться.
Есть звёзды, стихи, деревья,
хочется быть влюблённым.
Старость смотрит исподлобья,
взглядом утомленным.
Есть вино, цветы и время,
нет только женской ласки.
Очень долго в напряжении,
хочется разрядки.
Хочется напиться до пьяна,
наедине с одиночеством,
только нет у него стакана,
имени нет и отчества.
*ПРЕДСТАВЬ
Представь.
Вот горы, море, хвойный лес,
там замок твой
полон чудес,
а зал огромный и пустой,
но никого нет.
Всё люди покинули этот мир.
Остался лишь Календарь из прожитых лет
и только ты и одиночества пир.
Представь.
Рядом одинокий белый рояль
и музыка эхом ходит кругом,
твоё желание нажать на педаль
может прервать этот чудный сон.
Представь.
Открываешь глаза,
вокруг всё как и прежде,
мгновение назад.
Спят надежды.
Imagine!
*ЖЕНСКОЕ
Обожание, молчание и красота –
это и есть твоё оружие.
Изменяйся! Пусть у тебя всегда будет мечта,
а не бремени заботы досужие.
У немок от природы хищная походка,
сначала выбрасывают бедро, потом икру и стопу.
Сохраняй неповторимость в мыслях и поступках,
как и в движениях, подчеркивая красоту.
Одевайся так, чтобы всегда хотелось тебя раздеть,
не изменяй мужу и своим чувствам,
тогда ты будешь богатеть,
если не деньгами, то безумством.
Всегда знай только две вещи –
чего и кого ты хочешь –
и не старайся походить на других женщин,
тогда ты любого мужчину заморочишь.
Ты неотразима в любом возрасте, и точка!
Оставайся такой до конца своих дней!
Сдерживай себя, когда есть обидные заморочки,
тогда ты будешь главней и сильней.
Ты счастлива от того, что любима
и в сердце мужчины ты одна!
Стало быть, Ты идеальная дивчина
ещё и потому, что влюблена!
*СТРАСТЬ
Глядя в глаза, преодолевая потуги,
чувствуя между собой неприязнь,
они проникали друг в друга,
удовлетворяя свою только страсть.
Две одиноких судьбы,
два тела, не сопротивляясь,
пылая желанием, без мольбы,
оргазмом всецело наслаждались.
В этом было что-то нежно-мифическое,
цивилизованный стимул любви,
похожей на замену наготы неодетостью,
обличающей взаимность судьбы.
*ТЕРПЕНИЕ
Терпение – мой друг, моя черта,
я не боюсь воды – она живая,
иду ко дну – простая суета
и довожу судьбу до выживания.
В колодец холодно смотреть,
там тишины живёт громада,
губами в лоб целуют смерть.
Не женственна, а жертвенна помада.
Рубец и метки оставляет на душе,
кривых зеркал дневное отражение,
как жалок образ, когда я в неглиже
настраиваюсь на преображение.
Каналы, колоннады, купола,
звон колокола слышно через вату,
и поздно плакать, если боль гнала,
те роковые стрелки циферблата.
Терпение – отменная черта,
перед разлукой страх, когда невнятно
и медленно ведёт болезни маета
к концу сознания, когда уж всё понятно.
Я обозначусь той жуткой бороздой,
которую со стороны ещё не видно,
но вот уже она ползёт в мой дом пустой,
свет поглощён, и ангелу обидно.
* СТАРОСТЬ
Коль скоро круг возможностей обвал,
по капле тонут надежды бытия,
а поиск лучшего – лишь памяти провал,
то морг реальность небытия.
Исчезнет смысл, как меркнет зрение,
секут морщины и болезни роста,
спросонья голова гудит от сожаления,
что музыку на стих писать не просто.
И пока измена – дрожь новолуния,
война не закончена, жизнь и смерть играют,
старость немая уже не волнует,
бедные в авоську державу свою собирают.
*МРАЧНЫЕ СТИХИ
Любви период всегда незабываем,
своим осколком оставляет шрам,
как взвизги тормозов из-под трамвая,
воспоминания хлещут по мозгам.
И от того, что не прозрел котёнок,
ночь не искрится из закрытых глаз,
в объятиях утренних, спросонок,
любовный пыл на нет угас.
Потом грузинский чай,
коварно обжигает нёба рот,
а златоглавая печаль,
просто в чернильнице живёт.
И крутятся кругом петрушки
убийцами, как петухи,
жизнь жужжит, снимая стружку
лиловей рыбьей требухи.
Во мгле, как листья отлучённые,
в своём несчастье все грехи,
на свет плывут наспех строчёные,
мои мрачные стихи...
*МОЙ КОТЁНОК
Ты – белоснежная вуаль
моей любви, своей судьбы.
Недостижима, словно даль,
Ты – горизонт моей мечты!
Ты состоишь из красоты,
ещё не нарисованной с натуры,
ты клумба, где растут цветы.
Ты – сложный элемент архитектуры.
Ты – чёрный, белый, серый фон
в своём видении нашей жизни.
Ты – даже ласковый жаргон
и пленница своей харизмы.
Ты – мелодичный звон моей души,
да ты ещё – свеча моих потёмок.
Ради тебя живу, дышу!
Ты – мой единственный котёнок!
*ГРЕХОВОДНОЕ
Из череды долгожданных свиданий
расходятся волнами кольца тревоги.
Я не вынесу бесконечность скитаний,
брошу якорь в море со вкусом подлога.
Дабы дольше прощения просить у беды,
что пристанет, как невзрачность пространства,
словно ложь в чешуе на просторах воды,
будет цацкаться и поучать за вину постоянства.
Высшей трагедией перед нами предстанут,
известь потолка и ботинки изношенные.
Замкнутой жизни труды отчеканят
и в этом разгадка схожести брошенных.
В памяти – точный маршрут эгоиста,
от начала сознания и до умолишения,
жизнь - есть спектакль одного артиста,
все, кто его окружают, – лишь привидения.
Даже в нежный час, уже под утро,
без исподнего нас память оставляет,
ласка со смирением приюта,
все пустоты суток мгновенно заселяет.
Безнадзорно не впервой скитаться
по европейским интимным закоулкам,
глазеть, и даже просто любоваться,
телами, пригвождёнными проступком.
Сумрачных знакомств немая перспектива
придаёт двусмысленности рыбьим глазом,
что сродни засвеченному негативу,
даже самым глубоководным фразам.
Такой час причудлив и бесплоден,
словно сладострастие Нарцисса,
чувствуешь в себе урода, вроде,
и понимаешь, что люди, как крысы.
* И СНЫ СБЫВАЮТСЯ
Перед сном угодно помолчать
за чашкой одинокого напитка,
пейзаж пустынный наблюдать
при ощущении избытка
и выветриться без остатка,
перед видением безмолвным
до ожидания припадка,
когда останешься бездомным.
Владенья паузы мертвы,
как не избавиться воровке
от желания не выкурить травы,
бессильна мысль в татуировке.
Уже и сон в затылок постучал,
и войны под колючим одеялом,
а раненых сверчок считал,
в представленном во сне кошмаром.
Не в речи – в памяти разрыв,
в ту ночь мозги совсем не спали,
волнения пик, настал обрыв
бледнее цвета хрупкой стали.
Сон потерял хранитель пустоты.
О, юность – молодости праздник,
жизнь на исходе долготы,
а утром умер одноклассник.
* СКОМОРОХ
Люблю тебя до горьких слёз,
а в дни болезни – горше и светлее,
творю для всех и, не хватая с неба звёзд,
молюсь за жизнь с поклоном брадобрея.
За голос льда, за цвет, за весть,
бурлят огнём твои творения,
ты пригласишь, я буду рядом, здесь,
в День нашего благословления.
Не поцелуй – твой жертвенный пирог,
а голод мой по нежной женской ласке,
мечтает твой желанный скоморох
и ждёт начала музыкальной сказки.
*НОСТАЛЬГИЯ
Утром туман, а жизнь – прекрасна.
В уютной тетради забиты места
и для уныния затей и несчастья
нет вдохновений порой неспроста.
В людном месте, где Бог не бывал, кто знает,
где мебель давно уже сделалась ветошью,
под лестницей по стаканчику пропускают
и всласть не живут, но всё ещё сплетничают.
Вам не предложат зайти, но ещё улыбнутся,
покрылись кофейной золой чердаки и подъезды,
ущипнув себя, невозможно проснуться,
вернуться бы в прошлое, но совсем нет надежды.
*ГРЕШЕН
Господи, мне даже снится пыль!
Я грешен тем, что ничего не замечаю,
на складках, в ржавчине, газетах, иль
пропах подъездом я и чёрным чаем.
Я грешен тем, что давно не понимаю
и поправляю репортажи шумного эфира,
что я с бессонницей рассвет встречаю,
зеваю в неглиже и не ем зефира.
Я грешен. Прячу тишину в карманы,
сухарики жую, украдкой ем чеснок,
не замечаю гул жилья и кашель странный,
всё больше раздражаю всех обилием строк.
Мой грех, мои стихи и каждый случай –
в них мистика и просто чехарда,
когда бы их прочли великомученики,
они влюбляться б перестали навсегда.
В грехах моих ещё и муза спорит
с гармонией ступенек и щедрот,
а мысль о радости забивает горе,
страдания венчают долгий хоровод.
*ПЯТНИЦА
Мой праздник, смешливый мошенник,
когда глаза – полные чаши лазури,
как возрождение после кораблекрушения,
пьянее, чем литр киндзмараули.
В ближневосточном закутке,
где еврейки на солнце неспешны,
вместо вина - заплыв в коньяке –
русские путешествуют безмятежно.
Пусть назойливый солнца луч
на лбах и щеках оставляет веснушки,
русский язык велик и могуч,
потеснил иврит на пирушках.
Мой скрипичный соперник, задира,
«Хава нагила» звучит на иврите,
оставляя строкам тишины на полмира
и голос Бродского в монотонном зените.
*ЛЮБОВЬ ПРОШЛА
Мне даровано фантазией делиться,
наблюдать, как меняется природа.
Угораздило меня в тебя влюбиться,
ты же дань тысячелетней моде.
Мне не вспомнить первое знакомство
с пёстрыми завесами твоих повадок.
От твоего щебечущего вероломства
до шуршащих платьями укладок.
Ты изумляешь облик отражений,
знаешь, как при свечах глаза двоятся.
Красота – твоя божественная лень,
интонация фортепьянных вариаций.
И за эту дрожь, за ложь разлома,
за исчезновение любви явлений –
страсти нет уже, её не будет дома
и не будет власти над Вселенной.
*НЕБО В МИГРЕНЯХ
В мигренях небо мокрое
втягивает злые пустяки
времени проклятого,
накопившего долги.
Там, на земле, надежды ветерок,
пустырь, и обрывается дорога,
вокруг движение денег, ты игрок
и сверкаешь, как амулет пророка.
Нищие, накурившись впрок,
не поднимая головы, негромко
бубнят заученный урок
и мелочь пересчитывают робко.
Размыты все перегородки,
течение, естество мороки,
обращает местность в сроки
и время бьётся о пороги.
Старость превращает красоту в порок
в ожидании последнего обморока,
губы страстно шепчут рок,
сырое небо словно недотрога.
* ГОД 1937-й
В тех далёких в прошлом кварталах,
где горлопаны в шлёпанцах помнят эпохи,
а подробность истории в снах выживала,
и чужие шаги как колодцы были глубоки,
бесконечность искала приют и ослепла,
и на ощупь порочила влажные губы,
напрягала виски заговором и пеплом,
игру в жизнь и разлуки пускала на убыль.
В те дворы всегда возвращались
из самых предсмертных командировок,
треснувшим стеклам не удивлялись
и не допрашивали полукровок.
Там стены молчали и водка устала,
отражения лиц в кружевах заблудились,
пропадали в воде и круги не совпали,
лишь брань копошилась как будто на милость.
Так родился отечества стыд, когда всё отгорело.
Когда боль уж привычка и в семьях – пропажа,
выдумка на соседа тотчас уродует тело,
стыд занимается как проказа, как кража.
* ПО ЭТАПУ
Пригороды модные, запах шоколада,
глаза сумасшедшие у собачьей жалобы,
в огоньках вина – креплёная услада,
в отсыревших проводах гроза жужжала.
Считает охранник долги да тоннели,
колёса стучат бесконечной дробью.
Мямлили да плакались, курили неделями,
да ждали пересылки назло здоровью.
На беду да в пылюге рождённые,
деньги – бумага, а не золото,
по срокам судилищ уморённые,
путешествуют по стране бритые головы.
*НАЕДИНЕ С МУЗОЙ
Ощущалась немая жизнь пустой квартиры,
летели мгновения, как исчадия ночи,
место, где давно не бывали мужчины,
во сне любви душа и тело едины очень.
Всегда причудливые мысли в ранний час,
как сновидения, чёрт бы их побрал.
Любви движения завораживают нас
в послушном пухе тёплых покрывал.
Затем мы видим себя на дне остывшей чашки,
с пустыми хлопотами за дверь спешим с поклажей
и чувствуем себя, как в одеянии монашки,
снег за окном идёт, и жизнь, должно быть, там же.
О, как фальшива мысль, что жизнь прекрасна.
Мы замкнуты в прямоугольном мире,
наш сон зависит от толщины матраса,
а благополучие от ширины квартиры.
И вот, когда истошно шепчет глушь,
а шёпот в тишине сознание точит,
бьёт по мозгам оргазма туш,
а плоть любви всё больше хочет.
Всё очень сложно от простоты,
как безмолвие в простуженной воде,
доводит до унылой немоты,
и ты как птица реешь в высоте.
И там, в состоянии вельможном,
всё в белом свете, ресницы не сомкнуть.
Вся наша жизнь на паузу похожа,
легко, но стоит руку протянуть
и Рахманинов – отражение надежды,
каденции души неуловимо истекают,
звучит пространство, и всё же нежность
звуков в глубь мозга с кровью проникает.
* ЛЮБОВНИЦА
Для великого волнения затеи,
в которое приводила близость любимого,
ей недоставало великой идеи.
Жизнь была переполнена невыносимо
волнениями, но сути в ней было мало.
В идеях любимого не было смысла,
которого ей тоже недоставало.
Она была любовницей эмоциональной,
но низменное влечение и страх,
оказаться преждевременно увлечённой,
смешивались с порывом в мечтах.
Действия, трепет обречённых
на воспоминаниях о великом покое,
связывали её с возлюбленным;
в оцепенение на секунду поневоле,
страх становился не мысленным
в том, что она потеряет самообладание.
И вдруг из этого выскакивают блошки,
когда чувства приготовились на признание,
а в мозгах заёрзали мурашки.
Блоха отдаёт предпочтение тем местам,
что и любимый мужчина, всё чесалось,
фантазии перетекали по краям,
судорогой сводило мышцы и казалось,
что они способны сократиться до предела
и расслабиться в мгновение, в унисон
с извержением энергии желания тела,
переходящей из крика в стон.
*ТУСОВКА
Как-то в баре, в белёсом свете,
по соседству с миром грёз
неизвестные поэты
в кислом дыме папирос
просто болтали и не читали,
обсуждали високосный год,
что-то вроде выпивали,
слушали, о чём поёт народ.
Кто-то из них одышкой дышит,
глухо говорит, слов не разобрать.
Знал бы он, что может быть услышанным,
только это не дано ему узнать.
То, что именуется провалом,
стоном, музыкою, глухотой,
то, за что так мучают порталы
заблудившегося высотой.
Знал ли он, как можно запятой
слова, написанные страхом,
отвергнуть холодной головой,
когда уже засвечена бумага.
* СУМАСБРОД
Фонари дороже денег
вдоль проспекта по субботам,
и молитва на коленях,
день до ночи есть забота.
Хоть пустые, хоть хромые –
каждому по утешению,
рыщут кровь не комары,
и совсем не прегрешение.
Жалость от домов старинных,
уксус странного совета,
страх за игрушки на витрине,
что оставлены без света.
Наслаждению не сбыться,
вещий сон – в кармане нож,
и не спит дурная птица,
и головы не повернёшь.
Нужно просто осторожней,
умереть – совсем не важно.
Пусть шуршит в углу сапожник
и вина не видит бражник.
Неженатый, моложавый,
засмеётся – не сберечь.
Глобус сразу оживает,
стоит лампочку зажечь.
* ТЩЕСЛАВНОСТЬ
Не обольщайтесь узнанными быть,
вас, может быть, и не было, и нет,
и бритвы не игривы, чтоб шалить,
и не для вас земной кордебалет,
а чайник никогда для вас не закипит.
Вы никогда не станете звездой экрана,
и точно уж у вас державно не болит
ваш мозг. Вы – что-то наподобие тумана.
Ну уж конечно, вы – не Вакх и ненароком,
лишь ваша тень скользнёт по анфиладам,
мочиться сможешь, но не виноградным соком
и промелькнёте вы сквозь век, минуя взгляда.
Да, вы не девственность. Вам не отрежут член.
Жена рога вам не наставит.
Империя под вас не подвернёт колен,
не поцелует и вином вас не отравит.
* ЛУКСУРИЯ БОСХА
Читаем картину без ссор и героев,
с не обозначенной плотью, любовью.
В картинных далях лепет нирваны,
покоя бесконечности напоминание
о светлой мечте, как взгляд полнолуния,
кем-то навеянной, о ком-то задуманной.
Простором объятые цветущего Рая,
красками Босха, доступного края.
У той же излучены в ущелье Геенны,
что Данте слагал в Божественной теме,
мы постоянно стремимся в те дали,
куда нас не звали, где мы не бывали.
Прелести жизни искушенных видений,
мы поглощаем сад земных наслаждений.
И, насладившись грехами триптиха,
подводим итог настоящего стиха.
Жизнь-то уж прожита нами поспешно,
а будет ли нам там так же потешно?
* ИЗ БЕЗДНЫ
Из бездны отчаянно рука вопьётся
озябшими пальцами в замерзшее окно.
Любовь нечаянно опять проснётся
и красками наполнит полотно.
Я знаю, чья боль на небесных весах,
чьи-то грехи фантастическим грузом
рождаются в муках, в бесчинных домах,
под запахи разбитого арбуза.
У ласки нет беспричинности,
у шума ночного нет истин,
дрожит рука методичности,
под шорох падающих листьев.
* СУТКИ БЕЗВРЕМЕНЬЯ
Свет моросит и немного
пахнет тревогой.
Пространство закрыто обманом,
наглухо облаками и мутным туманом.
Вот и событие с не обозначенной плотью,
ожидание наполнилось рвотой.
Вконец перепутаны мысли.
Мечты и желания в небе зависли.
Жизнь – ожидание в узбекском халате.
Хочется любимых обнять на закате.
Вдруг Луна развернётся,
и бесконечность нам улыбнётся.
Ещё неведом новый век, никто не может нам помочь.
И мы заштопываем ночь,
чтобы сутки безвременья
ждали меня.
* ПРЕДРАССУДОК
Вот и любовь мы всегда оставляем
на воспитание нечаянным людям,
за рюмкой вина или чашечки чая
адюльтеры рождаются на почве недуга.
Смертельна похожесть, лицемерие безродно,
в отражении зеркал теряется зрение,
блики сияют, пространство в разводах,
забываются чувства и имена. Во всём отречение.
Бациллы болезней и складки угрозы,
грубые руки, затылки, колени.
Игра в нечаянность копирует взрослых,
вокруг всё чужое в дневном освещении.
В угол загнав хрупкую плоскость,
комната протёрта до дыр и проступков,
скрип и раскаяние, в лике жестокость,
наполняют сознание системой предрассудков.
* ЧУЛАН
По вечерам чулан благоуханных книг
немеет тленно, ворожа страницы,
и перелистывает написанный дневник
в колючем нетерпении открыться.
Искрятся и блуждают имена
заложников истрепанных трагедий,
а в узел связанные времена
в углах вздыхают от наследий.
Им бы спать и спать,
ими пропылённые народы,
грядущим мальчикам лишь воевать,
им не до книг, их хобби – войны.
Перетасованная колода карт
с оборванными судьбами потомков,
невнятного испуга от преград
и шорох с запахом обломков.
Чулан хранит как сокровенное, как месть,
года переворачивает, смакует,
включает сумерки, толчёт болезнь
и пальцем всем грозит, историю диктует.
* ОБРЕЧЕНИЕ
Между мирами есть переход
у каждого свои вариации,
тень головы засунь в перелёт
и будет надежда до небес добраться.
Истощённый дерзостью разлуки,
огорошенный, и чем-то огорчённый,
не верующих взял на поруки
и жизнь продлевал для обречённых.
Каждый стремится выжить взаймы,
чревоугодье доводило до рвоты,
рыночный запах похвалы и халвы,
голод дразнил, словно пса на охоту.
Все маниакальные признаки зла,
ссор чешуя и обёртки болезней,
чемоданы, пересадки, вечный вокзал,
в ожидании отъезда, приезда.
Длинный поход из Европы в Россию
в ликах и жестах навеки остался.
Страстью изнаночной, как мессия,
в ожидании к дому пробраться.
Утроба неистовства, чаша раба,
жертвенный памятник кровотечению,
движением закрученная голова,
лаз из пещеры да в провидение.
* ГОРЕЧЬ ПИСАНИЯ
Куда мы стремимся в ошпаренном раже,
запутавшись в колючих ветвях реальности
и окунувшись в страшные кошмары и даже
в солнечных зайчиках, где зеркальные шалости.
Слезятся глаза и иссохшие губы
смех заставляют улыбаться.
Волны в воронках становятся грубые
и глушат покой, хочется сексом заняться.
Бег заражённого хохотом грешника,
от судьбы не укрыться, проживаем с азартом
и без оглядки на злого насмешника
продолжаем кутить назло выпавшим картам.
Океан есть сосуд, где нетрудно погибнуть,
запутавшись в чьих-то сетях невезения,
без дохода от суматошности можно и сгинуть
и нормальному, и оглашённому за откровения.
Себя обгоняя, спешил до последнего,
нельзя же с одышкой так путешествовать.
В ту даль, где оставили всё и безвременно,
позабыли галдящее пионерское детство.
А можно присесть нам за кружками пива,
дыша заколдованным запахом паба,
слушать сидящих вокруг терпеливо,
смакуя кусочки сушёного краба.
Но лучше с вдохновением своим в небесах,
и за вольность рифм своих с небесами
сны мои останутся свистом в веках,
и запалится лёгкостью горечь писания.
* ЗА ВДОХНОВЕНИЕ!
За климат, от которого не тошно
от душного припадка и озноба.
За прелесть красоты и что не пошло,
когда в мозгах отсутствует тревога.
За дурноту снующих запятых и точек,
калейдоскопом терзаний и бесед.
За неподкупность семейной оболочки,
осознанно несу словесный бред.
За звуки, устремившиеся в пропасть,
похожие на мысли перед сном.
За гаммами озвученную робость,
замученную отверженным трудом.
Настанет день, рассеется туман
и сны развеют недоступную мечту,
как первый оглушительный роман,
вновь потрясёт и ввергнет в красоту.
И будет вальс с пронзительным парением
и поцелуи нагрянут всевозможные,
настанет новый день и вдохновение,
расскажет всё беспамятным прохожим.
* В ДЕТСКОМ ПЛЕНУ
Жаркое лето, испить бы водицы,
до обморока пот прошибает звук,
субтильный, как тихий час в больницах,
заполняя дырами череду разлук.
Не ведаем зачем, но всё же знаем,
как ради детской прихоти и налегке,
играя в любовь, словечки вставляя,
кувыркаясь в солнечном, рыжем песке,
в вечернем променаде по закоулкам,
побрякивая мелочью от сдач,
вкушаешь прелесть от прогулки,
кусая брецель - немецкий калач.
Затем все спят без вариаций,
как сладостен по-своему детский плен.
Друг к дружке засветло ещё прижаться
и слиться вместе, в одну родную тень.
* РЕВНОСТЬ
Пожар любви прошёл в дыму,
сковала ревность лиходейство,
когда покинул я ворот тюрьму
и мыслей тёмное злодейство.
А дома есть орудия труда:
ножи, булавки и разные иголки,
с отметками перины, без суда,
а клятвы цепкие, как кривотолки.
Горит войной супругов угол,
за прошлое вприсядку и вповалку
и раскаляет недоверие словно уголь,
слова крепчают, бьют кухонной скалкой.
Легли на картах короли и розы,
а на дорожке казённая беда
и хмель с похмелья, и луковые слёзы,
уже искрятся, дымятся провода.
Краснеет стыд и петухи в подушках,
трясётся лихорадочно кровать,
лишь стоит отыграться на подружках,
соблазном правду отбивать.
* ЧУВСТВО ЛЮБВИ
Любовь – это чувство простое и памятное,
как из детства, что пахнет маминой кашей,
что-то из сна, что в нас живёт и целыми днями
болит и покоя не даёт ни вашим, ни нашим.
Это нечто беспомощное, как ребёнок в храме,
желание прикоснуться к уснувшим губам,
как долго хранившаяся телеграмма,
не прочитанная, навстречу горьким слезам.
Любовь наполняет кровь и, как в первом чувстве,
в её комнатах много детей и матовый свет,
и недосказанность столетий в медленной грусти,
переживаний важных, как сохранённый секрет.
Это – когда ожидание счастьем украшено,
а разговоры как трудная повесть.
Это – когда по глотку не истощается чаша
и всех примиряет, жалуя совесть.
* ГАРМОНИЯ ЕСТЬ!
Сменить бы декорации пыла и смеха
на чифирь и горчицу в чулках шерстяных.
Свежесть цедить для покоя утехи
среди старых книг и предметов простых.
Прямоугольно всё – кровати, двери, карты,
как горячие страсти разместить в углах?
С ума не сойти б да выигрывать в нарды,
в отсутствие любви, друзей и прочих благ.
Когда проснёшься, иль не проснёшься даже,
во сне желание целовать и обнимать детей.
В сознании – смерть и жизнь, и это важно,
кто победит, значит тот и сильней.
Гармония есть! Три строки. Три аккорда.
Лето, зима, днём или ночью, потухнет камзол.
Прочь от глаголов, в безмолвие и без эскорта,
на шею колокольчик, как под язык валидол.
* ЗАРИСОВКА
Не укрывайтесь поутру.
Попробуйте весну на звук.
Пошлите птицам наготу,
явившись заспанным на стук
их заоконного парада.
В глазах листвы вы не смешны
в дрожащем теле от прохлады.
И вас полюбят со спины
дубы, берёзы и осины.
Вы юны и чуть-чуть грешны,
ещё побудьте блудным сыном
в коньячном запахе сосны.
* НЕСЧАСТЬЯ
При всех тех несчастьях,
что сыплются на седую голову,
как дворняги в ненастье,
по дворам скитаются с голоду,
так и несчастье есть правда,
если хочется плакать, но смеёшься,
быть может, сегодня или завтра,
неизвестно, потеряешься или найдёшься.
И то, что мы следуем по предписанию,
ужасно не хочется называть судьбою.
Велик соблазн не читать названий
и не хочется встречаться с тою,
кто причина всех тех несчастий,
выдуманной или потревоженной,
слабостью психики или отчасти,
рассудком тронутым, заведомо ложным.
Ночи длятся короче и короче,
память становится всё длиннее.
Дело к старости плетётся, впрочем,
желание жить значительно прочнее.
Вот и мучаемся со своими несчастьями
и вовсе не жаждем другого исхода,
стали заложниками ажурной напасти
и ждём следующего своего прихода.
* СТАРИК
Часы, череда чисел, распоровшие дату,
бесконечного счёта ускользающих лун.
Шагами от восхода и прямо к закату,
бредут ожидания неуловимых фортун.
Свет в окне, одинокий старик чай наливает
и всё это наблюдает засохший тополь,
он дерево, но это всё понимает,
Кладбище имён всех ждёт Акрополь.
Сорок лет, как старик посадил это дерево,
чтобы видеть свой листопад.
Числа. Ходики. Смена поколения.
Жизнь продолжается и мухи жужжат,
и каждую осень листья шуршат.
Часы могут остановиться, но не время.
* НА ЧУЖБИНЕ
В тех далёких заморских кварталах,
где засели переселенцы эпохи,
где русских корней пустота выживала,
там чужие шаги, как колодцы глубоки,
а безысходность нашла приют и ослепла,
и на ощупь плелась в чужеземную глушь,
шептала в виски над угаснувшим пеплом,
жизнь разлучала меж родственных душ.
Там трава замолчала и водка не в радость,
отражения прошлого в кружевах заблудились,
не пропала вода, и погода не в тягость,
и русская брань осталась на милость.
Не рождается стыд, когда всё отгорело,
когда время излечит душевную боль,
если память хранит создание тела,
значит можно гордиться собой и судьбой.
* ЗИМА
Зима как мрамор, холод застывший,
на хмуром небе не порхают птицы,
и снежинки, бриллиантами родившись,
покрывают лёд, и не журчит водица.
Вокруг стучит, как камертон, пурга
в снежном разгуле, оставляя росписи,
зимнюю песню может трогать рука
за стеклянные клавиши россыпи.
В ушах воет метель и на ресницах,
оставляет озноб. На кромках окна,
озябшими пальцами рисую синицу,
февралём завершается чудо-зима.
* ПСИХОЗ ВЕКА
В мире немом и шумном
нам не хватает связей,
мало действий разумных
людей в ястребином экстазе.
Как многоликому миру
Объяснить, кто прав?
Зачем по всему эфиру
распространять только страх?
Надо идти ещё дальше
и подойти совсем близко,
чтобы из грязной фальши
выбрать лишь то, что чисто.
Разве можно так жить,
чтоб ненавидеть это,
и каждый день хоронить
детей, убитых инетом.
Это надо всё пережить,
целостность хранить океана,
суть жизни всем обнажить
до трепетного благоухания.
* ВЛЕЧЕНИЕ
Пусть аморфны влечения жён
и накалывается грех на грех,
мозг интригами поражён
и бурлит, как пересечение рек.
При чувственном раскладе поз
у тел, оставленных впотьмах,
как в пустоте, чулки без ног,
желанием дышит только пах.
Порой оргазм острей угроз,
промежность дышит точно плоть,
меж ног невиданных волос,
нет сил влечения побороть.
—————————————————————————
4. ПОЭМЫ
—————————————————————————
ЛЮБОВЬ ПОХОЖАЯ НА СОН
Ты соткана из нежных строк,
поэтом, музой окрыленным,
склоняясь у твоих ног,
я остаюсь всегда влюбленным.
Теперь на склоне ярких лет,
ты зацвела ещё прекрасней,
своей судьбы часов браслет
ты повернула прямо к счастью.
Уходят в прошлое часы,
минуты, дни, года, столетия,
не изменить твоей красы
на перекрестках долголетия.
Есть у тебя незримая черта,
к её нежности и страсти,
влечёт заветная тропа,
твоей верности и власти.
Вот наш совместный танец душ,
он в радость миру и законам.
Оркестра я прошу исполнить туш,
во славу неизменности канонов!
Разлуке не справиться с любовью!
Терпение заставляет так любить,
что слёзы перемешиваясь с кровью,
нас заставляют долго жить.
Когда уже привыкшая к тебе ладонь,
по позвоночнику спешит скользя,
до пятой точки с нежностью огонь,
вдруг разжигает заново тебя
и тела дрожь, сжимает губы, ноги,
что невозможно это сверить с тем,
как стон души из глубины выходит,
оргазм струится из любовных вен.
Затем уставший, сонный взгляд,
простит меня за все мытарства,
а тикающий жизни циферблат,
замкнёт любовное пространство.
Как только наступает темнота,
я вспоминаю нежность твоих глаз.
Какая же разлучница верста,
в пространстве разделила нас?
Из цифр слагаются слова,
которые всегда летят к тебе.
Я двигаюсь к тебе из точки А,
ты остаёшься где-то в точке Б.
Два одиночества с огнем свечи,
одновременно движутся во тьме,
на долго разлучённые в ночи,
рассчитывают встретиться в уме.
Мой голос громче шелеста страниц,
я, как журавль одинокий в облаках,
ты держишь в своих руках синиц,
мы вместе остаёмся лишь в стихах.
Вдруг скрипнет дверь и дрогнут провода,
а в телефоне зуммер, лишь одни гудки.
Мы счастье обретём теперь и навсегда,
и будет всё равно, чьи дребезжат звонки.
По буквам и слогам возьми мои слова,
переступи черту прошедших мимо лет,
пусть тесно облакам и трогает молва,
иди из темноты на долгожданный свет.
Мой исход и веточка вербная,
как тебе это всё объяснить,
что настала поступь последняя
и в ней приходится жить.
Может и в правду звенит тишина?
Может быть песня наша навзрыд?
Значит, так сложилась наша судьба
и нам путь неизвестный открыт!
В нём звучит русский слог,
а чувства становятся светлей,
когда дрожит между строк,
радость жизни твоей и моей.
То, что спрятано в них,
видно прямо, насквозь
и не отыщешь в иных,
вход в бессмертие врозь.
Не смотри в потолок,
вдруг устанут глаза,
метафоричен урок,
его чернила слеза.
Мысли холодной зимы,
вспоминай на ходу,
их на память возьми,
отключи глухоту.
Сейчас поговори со мной!
Что-нибудь тебе отвечу?
Трудно быть одной,
я этому не перечу!
Долго нет рядом меня,
вянет красная роза,
затягивает полынья,
нависает разлуки угроза.
Творений бешеный обвал,
разрушен напряженным взором,
возможно диалог устал,
надежда погрузилась в море.
Две лодки развернули курс,
исчезли в сумраке ночном,
не слышен учащенный пульс,
мир одеял окутан сном.
Два горя с помощью стены,
при помощи неясной мысли,
на время так разделены,
что буквы в зеркалах зависли.
Подушка поглощает пот,
и мысли прячет в глубине,
застыла в ожидании плоть,
а крест мерещится в окне.
Так тихо, и не слышно слов,
что глохнет даже пустота,
надежда, как большой улов,
ползёт в закрытые врата.
Два взгляда источают крик,
а веки сдерживают слезы,
вот скоро будет встречи миг
и рифмы перейдут на прозы.
Как долго можно ожидать
и про себя готовить речи,
чтоб счастье смыслом напитать,
уткнувшись головой в предплечье.
Всю безрадостность дней и минут
и без адреса жизни место,
я готов поменять на улыбку твою,
на слова о любви без протеста.
Что на свете верней,
чем любимой покорность?
Или чести важней,
твоя верность и вольность?
Вот я бегу от судьбы,
по земле, в небесах,
пусть вечно будут живы,
наши мысли в мечтах.
На чужих простынях,
без рассудка во мгле,
я пролетал в твоих снах,
возвращаясь к себе.
Каждой букве твоих откровений,
подбираю метафор каскад,
вопреки своему вдохновению,
изучаю чужой звездопад.
Часы не замедляют ход,
их путь движение по кругу,
стремятся одержимые вперёд,
должно быть, друг для друга.
Ты будешь вечно начинаться,
есть женщины, становятся родными
и если шаг твой будет оступаться,
в любви шаги не могут быть чужими.
С тобой расстаться непосильно
и ласки требовать преступно,
пусть строки слов текут обильно,
а нежность будет недоступна.
Цветы бессмертны и стихи!
Звезд кисти вечны очертания!
Мне так нужны твои шаги
и вздох груди, слов обещание.
Ясность светлая, зоркость тусклая,
чуть-чуть мутная от злых примет,
мчится ревность, глупость узкая,
с неба в небо, быстрей ракет.
Нам приятно то, что избыточно,
а провалы хуже потерь
и бороться за стимул прожиточный,
это подвиг, который в пример.
Для того ль заготовлен искусно
интернет в пространстве пустом,
чтобы звезды видели грустных,
двух сердец стремящихся в дом.
Слышишь небо, звездного табора,
я шепчу в твой бездонный конец,
пульс наполняет кровью аорты.
Я люблю Тебя! Слово венец!
Я жизнь люблю, в неё впиваюсь
и помню с чем свидеться пришлось,
поэтому я на страницах распинаюсь
и рифмой разгоняю свою злость.
Я не помню наизусть свои творения
и не замечаю в небе много звезд,
задевают твои строчки откровения,
хочется обняться во весь рост.
Настанет час открытых площадей.
Но разве сердце испуганное мясо?
Заглохли звуки бесчисленных друзей,
мы будем вместе и дождёмся часа.
Не завершилась еще моя пора,
зовёт к тебе твой голос женский,
пусть не кончается любви игра!
Я твой, единственный, вселенский!
Да, это нас с тобою ждёт,
до грядущих времён,
полный в душе поворот
и близость наших имён.
Я вижу прекрасный конец.
Мы будем ночью и днем,
в объятиях любви и сердец,
растворяться вдвоём.
Нет места на всей карте земли,
где бы встретиться мы не смогли.
Между нами меридианы,
словно без берегов океаны.
И неба сплошной недуг,
от девственности испуг,
как от первого любви поцелуя
и недостижимого Аллилуйя.
Скажу, что я тебя люблю!
Я превращаюсь в звук эфира,
жизнь без тебя равна нулю,
как пустота неведомого мира.
*****
АДЕПТЫ СКИТАНИЙ
Когда дом покинешь, прожектор включи.
Пусть освещает вослед, на прощание,
как лунная дорожка в кромешной ночи,
лишь до рассвета твоё расставание.
Под утро взглядом верни сожаление.
Про всё не думай, иди на восток.
Пусть запад поймёт пустоту исчезновения,
крупицы вчера, щепотки сегодня и завтра кусок.
Чуда не будет, оно не свершится
и если останешься ты одинок,
что случилось, не повторится,
это судьба преподносит урок.
Тому тяжело, кто помнит всё,
оказавшись под колесами времени,
страна забыла правду о тех,
кто потерялся лишь временно.
Самое вечное жизнь после нас.
Время жизни не переходит границу смерти.
Выход на свободу, как судьбы абзац,
возвращает нас к мирской круговерти.
Скрежет пера превращает человека в бумагу.
Чернила намного честнее крови.
Кровь, настоявшись, не превращается в брагу,
читая своё, невозможно нахмурить брови.
Лицо без слов выражает всеобщее благо,
юмор блудит в коридорах жизни,
мы смеёмся, как скомканная бумага,
ожидая эффектов от катаклизма.
На родине не осталось мест для возврата,
здесь даже тень не найдёт свой угол,
скоро детей попрошу вернуться обратно,
на языке человека, который убыл.
Любое пространство, где нас нет,
приходит со временем в ветхость.
Мы в империи оставили след,
размеры его ощущает поверхность.
Время бесконечно, пространство суть,
время в сущности есть мысль о сути.
Жизнь протекает, и не свернуть,
вечность наступает, где кончен путь.
Лишь мгновение под давлением «же»,
мы проживём в хаосе на свалке лет.
Не успеешь сказать «люблю», и уже
тебя в последний путь кладут на лафет.
До этого везде девять целых и восемьдесят одна
нас притягивает к центру планеты.
Мы не покидаем пространства, из которого видна
луна по ночам, как символ приметы.
На всём пути от и до сопровождает трезвость.
Мысли есть залог всех скитаний,
если некому навести взгляд на резкость,
то наступит предел испытаний.
Хочется сказать необычно, величаво,
возводя произнесенное в куб,
сложенные мысли, которые архаично
срываются без остановки с моих губ.
Мы сохраним на будущие времена
свои мысли и радостные лица,
когда нас пустит обратно страна
и откроет без визы границу.
Из холодной державы я вынул тело,
успел обернуться назад
и уверенно, смело,
запомнил фасад,
Все очертания родины,
и своё захолустье,
стало грустно вроде бы.
Все реки в море впадают из устья,
а свет всегда стремится во тьму.
И если жизнь уже испорчена,
то только потому,
что она расчленена.
В пространстве своём захлопнул засов,
но я не призрак и не вымысел сна,
покинув державу дремучих лесов,
мой адрес сдвинулся, как от зубов десна.
Моя судьба пятится в старость пешком.
Я свой век доживу там, где короче верста,
где настоящее пролетит кувырком.
Я уверен, там наяву существуют места.
Лишь только земля
в состоянии твой образ жизни понять,
она имеет облик нуля,
может приютить и без эмоций обнять.
Новые очертания и климат иной,
изменили мое сознание,
восхищаться той стороной,
где смысл жизни лишь выживание.
Самое постоянное при взгляде наверх
луна, похожая на лысину
еврея, произносящего «эр»,
как дребезжащую струну.
Я не разносчик мыслей о быте,
просто долго я был в затмении,
в умопомрачении, на другой орбите,
где наблюдал замедление времени.
После этого, как число оставляешь в уме,
так империя поделила меня на нуль
и думаю, что меня уже не увидеть извне,
я затаился, как дорожный патруль.
Развернулся против на сумму углов
того треугольника, который не выпит.
В моём глотке захлебнулось много слов,
будь он уже давно параллелепипед.
Глухая родина медленно слепнет,
её взгляды, как евклидовы параллели,
оттого наша любовь необратимо меркнет
и не пересекается в точке моих целей.
Всё чаще ночами накапливаю бессонницу,
в молодости время прожигал, как сигарету,
постоянно слышу, как удаляется конница,
поэтому дни хочу растянуть до рассвета.
Но успеваю догнать своего коня,
плёткой погоняю его вскачь,
гоню без остановки до заката дня,
чтоб во снах не слышать детский плач.
За несколько часов можно облететь меридиан.
На прожитую жизнь не смотрю превратно,
она неизбежно истекает во временной океан,
только мгновение доступно и понятно.
Там, где ветер бризом обжигает фас,
а гром рокочет набатом,
слёзы дождём кропят из глаз,
Родина встречает Шабатом.
В городе на высоком берегу,
который обнимает водяную гладь.
Дочь моря название ему
дали, чтобы юность оправдать.
Дедушка по имени Яффо
за левую руку держит Бат-Ям.
Ему знакома пятая графа
и посошок репатрианта во сто грамм.
Дарила обетованная земля
надёжный фундамент свободы.
Расправил крылья от небытия
орёл, отринувший невзгоды.
Здесь кровь перемешалась
союзной группы прошлых лет,
а русский ген, упорно повторяясь,
починил слегка менталитет.
Тут в церкви местной наши свечи
уж не коптят из воска.
Кругом «шалом» звучит при встрече,
а с потолка не сыпется извёстка.
Дороги все ведут к пескам в пустыне,
земля даёт там три урожая в год
и нет ни одного еврея в Палестине,
зато «Хава нагилу» весь народ поёт.
На флагах нет средств производства,
ворчать на все свои законы,
считается тут манерой жлобства.
Здесь просто так не целуют иконы.
А когда шабатные свечи
освещают всем идущим дорогу,
тогда ивритом с русской речью
безмолвно произносят «Слава Богу».
И в каждом звуке предков языка
я не нашёл к себе презрения.
Здесь безопасно жить наверняка
под флагом треугольного сплочения.
Там, где пальмы надо жить,
тут климат комфортный и изящный.
Ещё нужно за это платить,
чтоб будущее соединить с настоящим.
Мой язык не будет иностранным,
а я не птица, чтобы вернуться обратно.
Я градусник с отметкой 36,6 постоянно,
где времена года меняются многократно.
Почти всегда, возвращаясь оттуда,
так хочется удрать, напевая романсы,
туда, где погода охраняет простуду,
в те места, где живут итальянцы.
Или исчезнуть на просторах Европы,
в Париж, где жизнь длится века,
увезти себя из российской жопы
туда, где нас нет наверняка.
Мы живём далеко не там,
где родились, и волей судьбы
читаем библию, а слышим Коран,
и мечтаем видеть, как цветут дубы.
Здесь никогда не растопят печь
и в колумбарии не пометят место.
В земле, в которую придётся лечь,
русской душе будет очень тесно.
Прощайте, трущобы времени.
Пока, пока, утраченная любовь.
Пора возвращаться на Родину
к ласкам любимой и вновь
туда, где сосны и ели,
где грязь, мороз и снег,
к тому, кем я был и есть ли,
к тем дням, за которыми век.
Я вернулся из иммигрантского плена,
перед храмом встал на колено,
церкви Иоанна Богослова
там помолился, молвил слово.
Зарю увидел с востока и закат не на море,
шёл босиком по росе к стогу сена в поле.
Дома, так пахнет солома, и у реки нет конца,
ширь и даль, кругом родные сердца.
Обнимал сыновей и внука держал,
пил кагор, а голос дрожал.
Зашёл в музей, прошёл по Тверской,
посетил Ленком и, конечно, Большой.
Вокруг русские их мрачные лица,
но как ты прекрасна, родная столица!
Проехал на трамвае, спустился в метро,
только здесь я понял одно,
что самое важное в своей жизни,
это жить и умереть на земле отчизны.
******
БУТЫРСКИЙ ТУШ
(поэма 2010 год Бутырка)
Тюрьма – без альтернатив.
Тут обостряется всепонимание.
Враг осязаем, ненависть как позитив,
становится актом всепрощения.
Формула тюрьмы ограниченность пространства,
помноженная на избыток времени
в пределах тьмы, без определения гражданства
и безысходности в её проявлении.
Армия отличается от тюрьмы.
Здесь ненавидят абстрактного врага.
В тюрьму попадают отречённые от сумы
и нарушившие строй марша «сапога».
Значима виртуальная сторона жизни.
Тюрьма это созданный ГУЛАГ,
приютивший постояльцев после катаклизма.
Недостаток пространства - единственный враг.
Как выпьешь до дна свой зелья бокал
и запомнишь цепкие цифры года,
поймёшь, что в тюремном похмелье пропал,
находясь в окружении народного сброда.
Там и узнаешь суть многих грехов,
разложившихся в замкнутом времени.
Они состоят из любви и грустных слов,
написанных на краю плоти вселенной.
Жизнь не просто длинна. Она длинней,
чем дороги, ухабы, лощины.
Срок в тюрьме, как вереница дней,
количество лет пропорционально морщинам.
Во много раз длинней вереницы той
мысли о смерти и прошлой жизни.
Хочется исчезнуть и появиться в иной,
изменившей меня, но другой отчизне.
На родине не осталось места для умных.
Вместо налога забирают свободу
и много готовят законов безумных.
Услышать бы третейского судью об этом немного.
Сумма наших взглядов о невинности
всегда меньше одного решения прокурора.
Для человека, заблудившегося в невесомости,
правда закрыта в самом тёмном углу закона.
Насилие над детьми не наказывается в меру.
Украл телефон, лишат свободы надолго.
Желаешь заработать, дойдешь до беспредела.
Дырявые, как сито законы исполняются гордо.
Основа законов напоминает пирамиду.
Лишь тот, кто на вершине недоступен,
всех остальных карает Фемида,
каждый пятый есть вероятный преступник.
Начинаю свой путь по трущобам понятий,
за окном облака, а на потолке извёстка,
по прямой иду, я законом прижатый,
уже не свернуть, в сроке нет перекрёстка.
В клетке сижу, один под жестоким надзором,
словно птица, лишённая временно крыльев.
Циферблат пожелтел, не от пробы, а взора,
сжимаю виски, я злой противник насилия.
Мне не понять зачерствелый российский разум,
чёрный ящик закрыт, круг по сути, не вечный.
Кто-то флаги полощет, пропитанные нефтью и газом,
человек, как квадрат, а жизни круг бесконечный.
Всюду очереди теней за право выжить,
непрерывна вода, вечно то, что не знаешь,
потому много сумасшедших, желающих мстить.
Мы всегда в движении без него умираешь.
По карцеру, как шаман, кружа,
наматывал пустоту, как клубок,
чтобы знала моя душа,
со мной остался лишь Бог.
Тем проще, чем безнадёжней.
Уже ничего не ждёшь.
Молчание правды надёжней,
иначе с ума сойдёшь.
Если отсюда выйдешь достойно,
то это судьба,
чтобы в будущем жить спокойно,
начинать нужно было вчера.
Фаланги пальцев сжимают ручку,
мысли незримо движут пером.
Делаю вздох, выдыхаю строчку,
сознание дырявлю, как сверлом.
Вдохновение результат заточения,
метафор суть переживаний полёт.
Насилие системы рождает презрение,
правосудие с правдой сводит счёт.
Дожил до момента, когда нельзя
навстречу течению плыть противу.
Смотрел на всё, зрачок в слезах,
как с водопада нырнул в перспективу.
Наступил предел от беспредела,
мой разум может вектор поменять,
ещё немного и всё вскипело.
Пришлось на свободу наплевать.
Я выдавил свой русский ген, как прыщ,
с кровью отрыгнул патриотизм,
я не один из очень многих тысяч,
кто ненавидит современный сталинизм.
Обшарпан миллионами ног,
истерзал сотни тысяч душ,
изнутри похожий на гроб,
играющий судьбами бутырский туш.
В горле от многих «ура» изжога,
социализм разлетелся пеплом
от перестроечного поджога,
занесённого неизвестным ветром.
Новая эра есть эпоха рабства,
захватившего нашу планету.
Насилуют нас на жестком матраце,
мы все мишени, за любую монету.
Убийство наивная форма смерти,
но надёжный инструмент передела,
под ментовские аплодисменты,
следаки открывают дело.
Краска стыда ушла в лампасы,
судьи запутались в массе приговоров,
набивают карманы и строят гримасы,
слушая фонограммы своих прокуроров.
Если что-то чернеет, то только буквы,
от суровости произнесённого срока.
После этого все зэки как куклы,
их увозят от дома далёко.
В тюрьме не прийти в себя, ты заперт на ключ,
вокруг нет земли и не видно людей.
Окно, как клетчатая занавеска из чёрных туч,
закрывает открытую волю идей.
Себя можно отличить от других
рифмой строф, уложенных в клетку.
Здесь редко встретишь глухих и слепых,
тут очередь на дальняк и к розетке.
Здесь слезятся глаза и не стоит болтать
про то, что подумал и про мечты.
В этом месте нельзя совсем воровать,
твои мысли видны, как следы.
Тюрьма твой щит, а камера твой приют,
здесь никто не скажет, что ты чужой.
Тебя не найдут, если за тобой не придут.
Понимаешь, наказание это покой.
Может быть, лучше двери в ничто
нет, чем место тюремной жизни.
Здесь становишься человеком никто,
потеряв память и веру в отчизну.
Неважно, на какую букву себя пошлёшь,
там не снять бюстгальтер от кутюр.
Идёшь по кругу и в никуда придёшь,
тут не услышишь шелест купюр.
За всю свою жизнь и подумать не мог,
что буду замкнутым здесь.
Я русскими генами терплю всё дерьмо,
еврейским умом осознаю этот стресс.
Хочу по земле ходить босиком,
не зная глубины, войти в воду,
с горки катить и лететь кувырком,
но река жизни не имеет брода.
Страшный приговор прозвучал судьи в чёрном.
Беспощадность его и непреклонность
выключили звук на словах «виновен…»
и выразили презрение в мою невиновность.
С губ стекали слова, продиктованные страной.
Я содрогнулся и понял, ждать помощь безнадёжно.
Закрывалась глава, которая была моей судьбой.
Меня приняла тюремная жизнь, которая возможна.
Всё, что говорил я, по сути, болтовня старика.
Может, нет толку правду в судьях искать.
В нашем возрасте судьи не сокращают срока.
Меня, как тень, теперь легко отыскать.
Чем меньше поверхность, тем надежда скромней.
Нет, дорогая, несчастных и мёртвых, нет и живых,
твоя вечная верность ведёт счёт моих дней,
все только пир согласных, и мы с тобой среди них.
В лагере схоронился на срок,
как пони хожу по кругу,
пройденные метры не жалеют сапог.
В тёмную даль смотрю с испугом.
Здесь далеко от шума городов,
в рязанском поле средь пустых небес.
Жизнь отступает до колючих проводов,
и нет дороги, ведущей просто в лес.
А ветер рвёт из спины тепло,
я просто брошен один за бортом,
как будто в сказке упал в дупло
и вдруг себя почувствовал мёртвым.
На воле всё слилось в одно пятно,
но тень ещё глядит из-за плеча,
жизнь течёт в глазах сквозь решето.
Я воск, и прогораю, как свеча.
Мой гуманизм не ждёт конца века,
Я стал почтовым адресом за высокой стеной,
тут понял, почему человек ненавидит человека,
когда покой твой стережёт конвой.
В тюрьму возвратился, как голубка в ковчег.
Это чтобы в пространстве меня не теряли,
всё равно вернусь в другой мир на ночлег
затем, чтобы мне повсюду доверяли.
Артритным коленом пинаю мрак,
освещённый тюремным продолом,
частью мозга понимаю, что брак
это место под любимым подолом.
Под водой океана или образа жизни,
на одном полушарии нашего светила,
где нам вдвоём с тобой без укоризны,
вдруг рядом места не хватило.
Между нами проход в камуфляже,
нагромождение железа, бетона,
образы мыслей подонков и даже
грохот нашего стона.
Место, где нахожусь тупик,
мыс, вылезший их жизни конус.
Время прожито, перешагнув через пик,
часы беззвучно идут, сохраняя Хронос.
То, что исчезло, поделю на два,
в результате получу идею места.
Когда нет тела, важны слова,
цифры не значат ничего, кроме жеста.
Поднимаю веки и вижу край,
за которым нет беспредела.
Это местность, где наш с тобой Рай,
где мы недоступны с тобой, как тело.
Сегодня праздник наш с тобой.
Мы встретились опять с разлукой.
Я одарил тебя собой,
украсил одиночество и скуку.
Я дотронулся до твоего слуха,
эхом голоса, что изнемог.
На старика тоже бывает проруха.
Нашей жизни написан пролог.
Ты прочтёшь без мыслей позёрства
мои тайные рифмы, как ноты
и извлечёшь из них наше несходство.
Наши дети не будут сироты.
Нам покажется, что рядом шагают века,
звуки через стекло, как любовные знаки,
незримо коснётся о руку рука,
при свете тюремном, как будто во мраке.
Мы не сможем рыдать и прощаться,
оглянувшись, улыбнёмся дуэтом.
Нам желанье свободно обняться
судьба приготовит лишь летом.
Весна надеждой веет для души,
вот берег нашего с тобою моря.
Ты мне весточки нежные пиши
вдохновением счастья или горя.
Мы любовь свою смогли сберечь.
Я давно уже ничего не боюсь,
на границе наших встреч
тебе я в ноги низко поклонюсь
за то, что меня удержала в себе.
Мой крик не сможет окликнуть вас,
с тех пор, как я родителей предал земле,
я помолюсь за вас в последний час.
Здесь одиночество захлопнуло капкан.
Закрыта дверь, и заколдован вход,
как будто доверху опорожнён стакан,
у решки календарь, перечеркнувший год.
Вот запах чая, вонзившийся в судьбу,
от скрежета зубов звенит в ушах,
грохочет тишина в пустом углу,
ночная тьма блестит в прожекторах.
Память соскребла любовь к отчизне
и она превратилась в прах,
на задворках моей жизни,
догорая на моих костях.
Кажется, долго жил, отмеряя свой календарь,
сидел внутри, смотрел наружу.
В зеркало глядел, как на фонарь,
завидовал котам, лакавшим воду в лужах.
Решётка ничего не исправляет,
кругом проволока, неспособная взять до-диеза.
Здесь время нами играет
перед лицом некованого железа.
Утром в камере тот покой,
когда наяву, как во сне,
ширины мало, но, пошевелив рукой,
словно реально прикасался к тебе.
Во снах постоянно видел зрачок конвоя,
съедал хлеб до самой корки,
издавал все звуки, кроме воя
и научился жить в стае, как волки.
В камере рано начинало темнеть,
в десять хотелось лечь,
но было естественней черстветь,
тренируя кириллицей речь.
Не трогайте меня, или тронете кактус,
не будите во мне лютого зверя.
То, что произошло неведомый ляпсус,
который в чужих глазах в итоге потеря.
Я не умру, когда час придёт,
мне будет не хватать тебя.
Пальцем возбудить пианино может любой идиот.
Я в будущем есть отражение в прошлом себя.
Жизнь не похожа на мечты,
как оргазм не нарисовать с натуры,
так средства меняют суть красоты,
не нарушая стиль архитектуры.
Цель оправдывает любые средства.
Меняется не только порядок, но и понятия.
Жизнь листает горькие страницы без конца,
извергая на неудачи проклятия.
Сумма дней в одном месте
намозолила зад и бока.
Уже в газетах вышли вести,
когда я всем скажу пока.
Скоро умолкнет голос отчаяния,
узость пространства заменит простор,
исчезнет разлука в объятьях свидания,
последней строкой истечёт приговор.
Ты хочешь мне писать, я знаю.
Из сердца чувства отпусти.
Твои любые строчки исцеляют
в моей сверх сжатости.
Ты знаешь, я давно томлюсь в неволе,
как без крыльев загнанная птица.
Мне пусто без тебя до боли,
я непоправимо белая страница.
А недописанную мной страницу
божественно, спокойно и легко
закроет, как амбразуру иль бойницу,
мой Ангел, когда улечу из клетки далеко.
Так хочется пройтись нагим,
зажимая в кулак только фигу,
напевать государства гимн,
изображая недовольства глыбу.
Хрипя, прокричать во всю мощь:
«Господь! Сохрани нас от беспредела».
Потом медленно исчезнуть прочь,
извергая пот с обнажённого тела.
Вот так, не оборачиваясь назад,
над всей коррупцией насмехаясь,
я удаляюсь, показывая голый зад,
своей трагедией в душе наслаждаясь.
Когда в неволе на лице видны морщины,
они как шрамы от налетевшей чертовщины,
а облик без уголовной причины,
не придаёт вид суровому мужчине.
С тех пор как я получил от судьи по морде,
прошёл везде, только не был в морге.
Мыслить и жить уже трудно по моде,
состояние здоровья ослабло вроде.
Постоянно слезятся глаза от боли,
оттого, что не видели света на воле.
Я прикован в партере, то ли в ложе, то ли
мои тюремные затянулись гастроли.
Мне не надо прикрываться маской
и всех вгонять в стыдливую краску.
Тех, кто грешит, дернуть нервной встряской,
чтобы исчезал узелок беды развязкой.
Я вернулся. Грянул гром.
Ведь я кому-то нужен.
Где теперь мой дом родной?
Где накроют ужин?
Кто нальёт бокал вина?
Привыкну понемногу.
В том, что было моя вина.
Спасибо жив и Слава Богу!
Меня трижды отдавали под суд,
каждый раз фабриковали дело.
Сумма моих страданий абсурд.
Правосудие использовало меня, как тело.
Лучше, если жизнь вне решёток
изучена тем, кто внутри измучен.
Промежуток жизни очень короток,
а мир, сжатый бетоном, нелепо скучен.
Когда я вышел из тюремных ворот
к своему верному другу пространству,
известно стало, что время взяток не берёт
и в тюрьме не сидят за казнокрадство.
Последнее время жил, как в саванне лев,
никогда не думал о грядущем благе,
я пережил этот дикий блеф.
Жизнь превратилась в клочок бумаги.
Жизнь недлинна, чтобы откладывать
худшее в долгий ящик.
Научиться бы в будущее заглядывать,
из меня получился бы хороший рассказчик.
Я пасынок державы дикой
с разбитой мордой.
Другой, еврейской, невеликой
приемыш гордый.
Не хватал я звёзд с небосвода,
из-под меня украли местность,
мою свободу.
Но есть словесность.
Она в моих мозгах и горле
не без приюта.
Пиши, рука, белей, бумага,
лети, минута.
Одна тысяча или две тысячи
от родного крова.
Тысяча означает, что ты вдали.
Между тобой и семьёй только слово.
Силы, бывшие в теле,
и вечно напряжённая неврастения
уходят на трение тени,
как слеза падает в вакууме без ускорения.
Между мной и всем миром
великий Творец и облик любимой.
Я вернулся на место изгнания,
где ходил по лезвию, как по канату,
не заметив чужого внимания.
Я не стал производить доплату.
Развалины тоже чья-то архитектура.
По тюрьмам склоняли, как по всем падежам,
сделав из меня аббревиатуру.
Жизнь моя затрещала по швам,
расчленяя фигуру
на один рваный шрам.
Мы – молекулы тюрем.
Срок прожить, как перейти поле.
Сильней смысла закурим.
Сигарета на воле.
*****
СУДЬБА в ТОЧКЕ ПРОСТРАНСТВА
Вот день, расставшийся со мной,
иду туда, откуда не вернуться,
мне попрощаться со своей страной,
пришлось лишь мельком. Оглянуться!
Шум листвы берез, рой комаров,
когда еще меня побеспокоят?
И мат отборный русских слов,
не огорчит уже меня и не догонит.
Суть отражения разлуки ее примет,
пусть даже через чью-то призму,
вокруг любой не значимый предмет
свидетель нашей трудной жизни.
Среди народной суеты и шума,
на станциях, вокзалах и портах,
жизнь течет достаточно угрюмо,
часы и дни теряются в годах.
И не припомнить всего, что было
тянулась пассажирская ходьба,
меня ласкала, медленно сверлила,
да издевалась на всём пути судьба.
Но только брёл я дальше и все дальше,
мимо проносился шум железа и листвы,
а мысли ныли, казались мне уставшими,
судьба перешагнула за предел черты.
Право дышать и открывать все двери,
по европейским шляться переулкам,
я разменял на все свои потери,
разложенных по тамошним шкатулкам.
Куда деваться? На запад, на восток?
Меня в бой ведут понятные слова,
за жизнь семьи, за воздуха глоток,
за это неустанно радеет голова.
Нырнул я в немеющее время,
где око вездесущего пера,
снимает все мои сомнения
и жизни продолжается игра.
Тут не нужны ни отпечатки пальцев,
ни штамп прописки на точку места,
здесь рядом белки, зайцы, иностранцы
и все в объятиях благородства немцев.
Не отыскать мне горизонт на вертикали,
я вдалеке и плохо вижу впереди,
зато я замечаю дно в своем бокале
и волосы седые на груди.
Чего тускнеет календарь судьбы,
листочки сыплются, как осень.
Со временем оспорю суть беды,
оно в конце тебя не спросит.
Останутся полиграфические слепки,
ирония исчезнет вместе с прахом,
мы просто в жизни марионетки,
по сторонам глядим со страхом.
Я как поэт смогу наверняка,
свое кукареку с надрывом в атмосфере,
во всю гортань скорпиона, петуха,
оставить на страницах в полной мере.
Вдруг, случится и строки долетят,
до каждого, кто хочет стукнуть,
по всей системе паутин, преград,
что нам мешают и не дают мяукнуть.
Плевать на даты и часы,
жизнь книгой подытожить, чудо!
Судьба меняет цвет полосы
и нас преследует обычная простуда.
Уже достаточно, на чем печать
моих тревожных, мудрых мнений,
привыкших злобно отмечать,
порывы муз прикосновений.
В просторах вечерней пустоты
почтительная тишь и благодать,
уверен я, проснешься ты,
моя семейная кровать.
Уже решилась бесспорно,
грядущая судьба моих дней,
я пью пиво вольготно,
в плену европейских огней.
Мне любо Дойче сознание,
здесь легко и приятно дышать,
безоблачное очарование,
отсюда не разумно бежать.
Вот единственное, что я знаю,
что мне суждено умереть
и я торопясь постигаю,
все то, что не успел поиметь.
Так хочется оставить в наследство
своим детям начертанный дар
и немного реального средства,
да гудок веселых фанфар.
Еще надо успеть слово в слово,
разум Рильке, Гете и Гейне,
разложить по строфам и снова,
дать на русском великое семя.
Мне для себя важнее дела,
земная жизнь и красота,
которая во мне сумела
открыть меня и в чем мечта!
Значит, пришло то время
и наступил тот час,
когда мозг и сознание мгновенно,
навечно покинут вас.
В безумных встречах и спорах,
пронеслась скоротечная жизнь
и останется невидимый шорох,
написанных мною страниц.
Я парус медленный, без ветра обречен,
споткнуться перед долгой ложью,
иль взмыть упруго под небосклон
и облаком свой путь продолжить.
Железной ненавистью забита голова,
свои обязанности выполнить я должен,
пусть выдохнул я все свои права,
мне ангел все решить поможет.
Ключей от бед, никто не изготовит,
судьба, как и вода разноречива,
жестока и сладка, и постоянно колит,
сто раз на дню, себе на диво.
Промчатся годы на затворах поселений,
мгновения счастья становятся короче,
я в горсть зажал остаток наслаждений
и выживаю из последней мочи.
Существуйте страстными, усердно,
оставьте хладнокровие созвездиям.
Физическая боль сильней душевной,
спутница страсти к стремлениям.
Однако, когда вам больно, знайте,
вы не обмануты ни телом, ни душой.
Страсть есть лекарство от скуки, дерзайте!
Тоска это не обман, а земной покой.
Это чувство бессмысленности лет,
вашего существования.
Избегайте телевидение и интернет,
они избыточность во плоти и сознания.
Если не получится, то швырните в этот мрак
свою душу, раскройте свои объятия,
обнимите скуку, залезайте ей под колпак,
который шире вашего понятия.
Верьте своей боли, находясь в эфире.
Эти ужасные электронные объятия, как грех!
Помните, что нет объятий в этом мире,
которые не смогут разомкнутся вовек.
Мы все путешествуем в одном направлении,
в поезде судьбы и каждая остановка,
становится фотографией прошлого мгновения,
оставляя будущему неопределенную концовку.
Мой голос на кончике строки,
под рифму своего непостоянства,
всему, что было и будет, вопреки
отыщет точку моего пространства.
*****
ХАОС
Свет поглотит весь Свет,
останутся бездна и бесконечность,
не будет страшной смерть,
а наша жизнь есть счастья скоротечность.
Хомостадо расселилось на глобусе
и пасётся на его зелёных пятнах,
согласно перелёта в аэробусе,
по городам на разных картах.
Человек воспроизводит только себя,
наслаждаясь процедурой продолжения рода.
Заполняя планету под названием Земля
и поглощая оболочку чистого кислорода.
Несколько миллиардов жизней
заполняют разума эфир,
которым управляет Всевышний,
иногда взирая на мир.
Все, кто неистово молятся,
протирая колени и разбивая лоб,
думают, что их желания сбудутся,
когда их мольбу услышит Бог.
Но вера есть в одном направлении,
обратной связи нет, и не будет!
Творец созерцает нас с презрением,
ожидая, что человек себя погубит.
Вот чем больше урожаев,
тем больше у людей ягодицы,
они не едят попугаев,
нет жира в разумной птице.
С утра и до ночи, перманентно,
съедается всё, что вкусно,
согласно веса своего эквивалентно,
от полноты становится грустно.
Исчезает грация у человека.
Быстрое ожирение молодёжи,
стало болезнью нового века.
Повсюду телеса напрягают кожу.
Жизнь людей сражена ожирением,
чревоугодием грешат на планете.
Природная пища станет спасением.
Продукты есть игла для диеты.
Весь мир кайфом сплочен,
свобода не решает проблемы.
Человек повсюду обречён,
иглой напрягая вены.
Там, где деньги есть,
ноздря в кокаине.
Наркотик напрягает всех,
сидящих на мине.
Здравомыслия
нет, до начала конца,
дозы бесчисленно
поглощают сердца.
Жизнь идёт в ожидании,
что наступит кайф.
Сигаретный дым без сознания
уничтожает LIFE.
Декалитры спиртного
заполняют пробел,
а если нет такого,
тебя ждет беспредел.
Остаётся одно,
Вера в Господа Бога!
Остальным суждено
доползти лишь до гроба.
Под аккомпанемент
телефонных звонков,
выбираем в жизни фрагмент,
когда рядом нет дураков.
Вся жизнь лотерея
и на закате лет,
абсолютно не сожалея,
вытягиваю счастливый билет.
Пронзительный крик кошмарнее ре-диеза,
напомнил скрежет алмаза по стеклу.
Молнии рассекли небо, как порезы,
атмосферный ветер превратился в волну.
Земля лихорадочно задрожала,
обнажив свою кожу.
Языки огненного жала
стали на солнце похожими.
Профили Ангелов расселись на облаках,
их улыбка, как выключатель света,
пронеслась по небу на громовых катках,
включая повсюду тьму после рассвета.
В кромешной тьме, в обратном исчислении,
исчезло всё, что Бог создал.
Закрылась первая страница как последняя.
Момент Апокалипсиса настал.
В пустоту жизнь покидала тело.
Пронзительная боль сковала позвоночник.
Душа покинула нутро, душа взлетела.
Кровь прекратила подавать энергию в источник.
Последний вздох закрыл зрачок, одёрнув око.
Жизнь медленно покидала мозг.
В сознании произошёл момент жестокий.
Остаток жизни догорал, как воск.
Что касается неба и бездны вокруг,
где пространство не пересекает время всегда,
то это не объятый разумом круг,
только оттуда и можно смотреть к нам сюда.
Жизни нет нигде, это видно воочию,
если бы был какой-нибудь вздох,
его засекли бы в телескопы ночью,
но об этом может знать только Бог.
Мир не иссякнет, пока производит нас
и смещается в бесконечность, где нет тел.
Человечество поглощает сырьё, чей запас
исчезает пропорционально количеству дел.
Само пространство как повисший фон
на застывшем небе из множества солнц.
Никто не крикнет «убирайся вон»,
даже если настанет глобальный SOS.
Мы все в одной точке без координат,
вселенский ветер несёт нас вперёд,
к неизведанным светилам, что над
человеческим разумом, который живёт.
Шум времени протекает мимо,
неодушевлённость окружает нас.
Мы существуем незримо
каждый миг, как в последний раз.
Всё вокруг рождено воображением,
и мы всё время чего-то ждём.
Каждое следующее наше движенье,
чертёж, начертанный нашим умом.
Нам жизнь дана взаймы,
пришла с другого света,
чтобы понимали мы,
что рай это наша планета.
Суть пространства отделение души от борьбы.
Всё живое и мыслящее сжато в одной точке.
Мечта всех времен шагать к вершине судьбы,
двигающиеся по оси времени в оболочке.
Вселенная несёт свою материю на край бездны,
в пустоту, определяющую вечность,
увлекая за собой в бесконечность все звёзды,
рассылая мысль, что есть человечность.
Стань таким, каким другие не были,
не выходи из дома, забаррикадируйся.
Останься наедине в заложниках у мебели,
ты спасёшься от космоса и вируса.
Не выходи из комнаты, запри окно,
пусть замкнутое пространство твоя субстанция.
Пусть зеркало видит твоё лицо,
представь, что за окном одна лишь Фикция.
Твоё пространство ограниченно коридором,
не выходи, всё равно вернёшься вечером.
Тем более что здесь нет пробок и затора,
останься и ты не будешь изувеченным.
Изолируй себя внутри урбанизации.
Дойди до туалета и обратно возвращайся.
Человечество стало жертвой цивилизации,
а за окном трудно найти своё счастье.
Пусть вечно цветут сады
на радость божественных глаз
и покой немой пустоты
не поглощает нас.
Природа подскажет всем,
что нужно ей самой.
Рыбы не вымрут совсем,
возрождаясь икрой.
После нас хоть потоп.
Глобус есть тот ковчег,
где наваждение толп
доживает свой век.
Для каждого существует Храм.
Нам каждому сделают гроб.
Жизнь на теле оставит шрам.
И в каждом из нас есть Бог.
Невоздержание, и злобы исступление,
и жажда плоти, чувственных утех,
присущи всем, и эти преступления,
иначе говоря, душевный грех.
От чего страшнее всего лишь на свете?
Время сурово, но проживём его и напишем о том,
что боимся холода и внезапной смерти,
ведь мы не можем себя отложить на потом.
Устаём от всяких разных испытаний,
от невозможности без денег жить ещё немного
и от постоянных, прошлых воспоминаний,
от суеты улиц и шума нудного прибоя.
Жизнь в бешеном течении
уходит в перспективу,
унося прошедшее время
и оставляя за собой картину.
Астрономы изучают очертания
тех мест, где нас не может быть там,
как результат сложения
бесконечных нулей к бесконечным годам.
Колокола, которые звонят. Бом! Бом!
Всем, кто молится.
Всех времён.
Перекреститься.
Шум жизни врывался под купол храма.
Я шёл отдавать себя и её,
и разум прощался с атеизмом упрямо,
совесть меняло сознание моё.
Я в седые годы крестился,
Атеизмом, измученный, маюсь.
В новой жизни пред Богом явился,
я создал себя заново – каюсь.
Мои мысли – они жестковаты,
и не каждому они по уму,
истину рожают не только в кровати.
Веру и правду защищают в бою.
*****
ЖИЗНЬ - это ПРАЗДНИК!
Я брёл со свечей в ту черную тьму,
где дорога плутала и расширялась,
в которой ещё никогда и никому,
повстречаться в любви не случалось.
И все-таки эта дорога домой,
оказалась не слишком долгой,
степи, холмы, бор сосновый,
встречали тишиной безмолвной.
Мои глаза, пронизывали тьму,
предполагая постигнуть эту даль,
куда пришлось загнать судьбу,
где речь не слышно и утрат не жаль.
Здесь горизонт совсем не виден,
отсутствует пространства суть,
конец всему доступен, очевиден,
туда уже идут в последний путь.
Но был еще сознания миг,
о чем вся жизнь прошла.
Зачем прожил, чего достиг,
мечтам настал аншлаг.
Я никому вреда не причинил,
сам шел своей дорогой,
любил, творил и просто жил
в объятиях жизни строгой.
Я помню мамы предсмертный вздох
и взгляд отца последний,
меж Нами существует только Бог
и я ЕГО веры наследник.
Мелькнули свалки всяких вещей,
квартир, машин и домов,
лица знакомых и близких друзей,
отрывки из разных снов.
Промчались мимо последние годы,
книги, страницы, обрывки стихов,
гул застенков и запах свободы,
смысл неписаных и несказанных слов.
Без толчеи, всё поглотила память,
прошедшее исчезло в настоящем,
догорало моей жизни пламя,
сказуемое ползло за подлежащим.
Свеча потухла, открылось око,
заполнил свет всю пустоту,
вокруг нет ничего, лишь одиноко,
летала мысль, что я ещё живу.
Жизнь есть смертельная болезнь,
а мы половым путём её передаём.
Судьба это повседневный стресс,
его мы на своих плечах несём.
Наша биография это память о прошлом,
будущее наступит, когда нас не будет,
сегодня закончится непременно ночью
и так всё время, пока смерть не наступит.
Научимся по-другому жить,
подобно текучей воде,
без признаков жизни быть,
подобно пещере в горе.
Попробуем предстать в облике птиц,
улететь на безжизненный архипелаг,
где нет государственных границ
и где ещё не построен ГУЛАГ.
Замрём, как подземный город,
по которому дни скользят как капли,
где живёт тишина и холод,
а года и века превращаются в камни.
Нам свойственно всем воскрешение
из того, что не горит в огне
и на крыльях любви возвращение
из бытия в небытие.
Жизнь проходит хаотичными движениями,
изменяющие рисунок мгновения.
Кругом серая масса в пестром делении
движется со скоростью зрения.
Смотрю в пространство,
вижу одинаковое убранство,
люди рождаются, проникая друг в друга,
пытаясь осмыслить квадратуру круга.
Всем жизнь даётся в кредит, как потуга.
Жизнь вокруг и есть главная субстанция мысли,
но жить просто так бесплатная услуга,
лишь мысль о жизни делает нас независимыми,
как человека от окружающей среды.
Волны врезаются в песок морским прибоем,
вокруг ничего нет безупречней воды.
Шум воды звучит бесконечным покоем.
Эта музыка вечной воды заполняет простор.
В нём человек без здравого рассудка
вершит свой ограниченный взор
и выжимает из него всё, как губка.
Человечество калечит суть бытия начало,
создавая мир без смысла простоты.
Природа терпит повсюду скрежет металла
и грохот денежных купюр, и суеты.
Утопающий в человеческих отходах град,
задыхается от длительного прозябания.
Время фиксирует, кто стар и кто млад,
на городском кладбище музей опознания.
Вокруг все заливают хмельной водой
свой жалкий разум,
и только душевнобольной,
смотрит на всё равнодушным глазом.
Кругом торчат купола церквей,
похожие на чайные сервизы,
растущие, как грибы после дождей
и выдающие в Рай платные визы.
Тела в серых пальто обживают подъезды,
измеряют счастье в квадратных метрах.
Кучка элиты играет в свои съезды,
выстраивая благополучие в бронежилетах.
Один человек карабкался наверх по трапу.
Следующий постоялец в пальто,
вместо воды пил только граппу,
он совершенный никто
из прошлой жизни.
Всех включает в себя страна.
Она для них отчизна,
напоминающая образ дурного сна.
И эта масса по сути живой нации,
сползает медленно в то никуда,
где задержаться посредством абстракции,
можно только мысли, а взгляду никогда.
Там за горизонтом вдалеке,
совсем другая жизнь струится,
но недоступна она здесь нигде,
даже если со скоростью света к ней стремиться.
Мы со временем живём друг для друга.
Наш каждый день стирается в уме.
Года бегут по циферблату круга
и уменьшают трением заряд извне.
Пока жизнь протекает по руслу бытия.
Вперёд глядит и быстро пробегает,
а так как у неё отсутствует спина,
удара сзади она не ожидает.
Время бежит неизменно прямо
и мы завидуем тем, кто оттуда.
После горы появляется яма
и погода там лучше, а нам всем худо.
Плохая видимость смущает пилота,
мы привыкли подчиняться неведомой силе,
вокруг происходит непонятное что-то,
то, что мы в душе не носили.
Мир стал другим, не таким, как был,
прежде в нём царил страх и рок.
Постепенно забываем всех, кто любил,
и ожидаем, что время всех сотрёт,
словно резинка от усилия карандаша.
Ведь каждый тиран в книге уже не злодей,
историю переделанную не приемлет душа.
Всюду толпы людей в виде очередей,
на блага других смотрящих, как волк,
успевших опорожнить алкоголя графин,
это страшней, чем десантный полк,
их не спасёт ни священник и ни раввин.
Новые времена, трудные времена!
Под аккомпанемент авиакатастроф,
история фиксирует наши имена,
а жизнь продолжается рифмами строф.
Но мы не жизнь, а живая плоть.
В натуре из молекул состоим,
чтобы долгие года перемолоть,
с испугом за спину свою глядим.
Нельзя счастливым быть немного,
как отцом наполовину быть
и без сомнения, веру в Бога
в своей душе от всех хранить.
Когда на родину вернёшься
с надеждой, что кому-то нужен,
если знаешь, с кем столкнёшься,
кто пригласит тебя на ужин,
то поймёшь умом, что некого винить,
что никем здесь не повязан,
тогда без разницы, кому служить,
ты прошлой жизни больше не обязан.
Жизнь, как айсберг быстро тает.
Незаконченные мысли
жизнь, несомненно, продлевают
и посещают нас как гости.
Только пеплу известна суть,
как догорает зола.
Нам неизвестен путь,
от добра и до зла.
Взгляд вперёд близорукий.
Вид вдаль через линзу
проникает вовнутрь,
подглядывая снизу.
На то она и судьба,
чтобы обнимать без боли.
Скрипит перо слегка,
вдохновением в неволе.
Не режет по телу грех,
если вдруг настиг.
Искушение для всех,
испытания миг.
Пусть незнание заветов
есть невежество смысла.
Жизнь свою, как газету,
прочитываем быстро.
От рождения и до смерти
первый шаг и последний.
Суета в круговерти
есть дыхание Вселенной.
Как только что-то приобретём,
тут же начинаем всё терять.
Идём вперёд и точно знаем:
то, что прожил, уже не отнять.
Мы живём, пока прощенье
в наших душах живёт.
Земля по оси вращения
своими кругами бредёт.
Свои года отложим в закрома,
как в семейную библиотеку.
Уже прочитанные тома
будут занесены в картотеку.
Из них извлечём для грядущего
только любимые страницы,
где смысл жизни насущной
понятно изложен кириллицей.
Пусть день начинается утром,
а ночь переходит в рассвет.
За каждый период, что прожит умом,
не жалко прожитых лет.
Чужбиной может стать страна родная,
там не с кем больше говорить,
о будущем мы ничего не знаем,
в него нам дверь не отворить.
Когда выпьем до дна свой зелья бокал
и запомним цепкие цифры года,
то поймём, что тот период настал,
жить в окружении народного сброда.
Тогда и узнаем суть каждого из грехов,
разложившихся в замкнутом времени.
Они состоят из любви и грустных слов,
написанных на краю плоти Вселенной.
Жизнь не просто длинна. Она длинней,
чем дорога, ухабы, лощины.
Срок на чужбине, как вереница дней.
Количество лет пропорционально морщинам.
Во много раз длиннее вереницы той
мысли о смерти и прошлой жизни.
Нам захочется исчезнуть и появиться в иной,
изменившейся для нас отчизне.
Вся жизнь протекает в движении
от одной двери к другой.
Закроется дверь, и ждём в изнеможении,
когда откроется затвор иной.
Мечта открыть дверь без ключа
становится недостижимой.
Взгляд за дверь без зрачка
делает жизнь необратимой.
Память сжимает прошлое
в фотоальбом судьбы.
Обостряет внимание пошлое,
притупляет объём ерунды.
Наша Родина стала похожа на страну изгоя,
об этом много написано и твердит эпоха,
конечно, лучше жить в провинции у моря,
и тогда сегодня не будет так уж плохо.
Вот и живём, что пишем лишь о том,
как расстались на мгновенье века,
покинув насильственно свой дом,
с последней ночи не смыкая веки.
Иммиграция продлевает жизнь за углом.
Странно надеяться, что будешь не болен.
Хочется изменить империи и народу с царём.
Если не знаешь имя тирана, будешь свободен.
От целого себя оставляешь часть
той жизни, которая часть речи.
Написанная, как мозговая страсть,
что память может навсегда увековечить.
Только глаза помнят, что было порой.
Поменять родину и смотреть из-за моря,
не заметишь, как испачкан темнотой,
изменить смысл жизни это паранойя.
Горизонт видимости родных
никогда не исчезнет за облаками.
Пространство, где понятен стих,
сжато до предела кулаками.
Если хотите походить на великого кормчего
и ваше судно бросило якорь в гавани,
то жизнь ещё далеко не закончена
и не наступило последнее плавание.
Жизнь по инерции шуршит благодаря
сознанию, что не всё ещё успел.
Уносят в прошлое листки календаря
остаток лет быстрей, чем ты хотел.
Мудрость заполняет пустоту.
Всё, что знаем, умножаем на терпенье.
Замеряем каждую версту,
прожитую под звуки вдохновения.
Пальмы могут стать фоном
при повороте судьбы капризом.
Привычный шум моря останется звоном
в бесконечном порыве бриза.
Следует там жить,
где климат комфортный и изящный.
Ещё нужно за это платить
и стремиться будущее соединить с настоящим.
Жизнь есть промежуток времени.
Смерть это мгновение конца.
Лучше вечно быть беременным,
но ощущать в жизни, как бьются сердца.
Стрелки на часах циферблата
скрещиваются в ряд,
как прожектора в окне каземата,
разыскивающие чей-то взгляд.
С прожитой жизни
невозможно взять сдачу.
Люди придумали кризис,
чтобы им объяснять неудачи.
Судьба диктует пропись
того, что было,
а кто-то пытается делать опись
всего, что память не забыла.
Когда очнётесь в другой жизни,
избавитесь от лишних мыслей
для осмысления чужих коллизий,
преломлённых в своей линзе.
Тогда там молодые увидят другой цвет.
Будущее не оттого черно,
а потому, что часто выключают свет
и оттого, что таким видят его.
Хочу, чтобы дети смотрели в другую даль,
без прищуривания в прицел
и на родном языке рифмовали пастораль,
иную в жизни преследовали цель.
Жизнь истекает, как песочные часы,
каждая песчинка миг сознания,
уходящий из одного в другой цвет полосы
в постоянной борьбе выживания.
Так захочется увидеть себя в грядущем
не в коляске с мотором,
а по кромке моря бегущим,
не от инфаркта, а со здоровым взором.
Вот уже краешек виден того, что будет.
Годы расплетаются, как свитер для верёвок.
Всё, что сделали не так, время рассудит.
Пусть мемуары займут несколько полок.
Взгляните туда, куда глядеть не стоит.
Отражение чёрных дыр неведомо оку,
из вечности мимо вас пролетит астероид,
и учёные зафиксируют движение сбоку.
Вы из настоящего в точке А
стремитесь в будущую точку Б.
Прямая движения искривлена
мыслями о тяжёлых моментах в судьбе.
Взгляд в будущее есть в никуда.
Даже в телескоп
из настоящего видно прошлое всегда,
как в калейдоскоп.
Невозможно познать всё вокруг,
как в квадрат очень сложно
вместить один за другим просто круг.
До предела ограниченности можно.
Пролетает стремительно жизнь
в чёрно-белом строю новостроек.
С небес трудно спуститься вниз,
это может лишь параноик.
Вы оставите потомство
словно пятна на простыне.
Всю жизнь наслаждаясь сходством,
будучи счастливыми наедине.
Трение жизни о нули напрягает зуммер.
В прошлом не умирают те, кого любишь.
Будущее настанет сразу, если кто-то умер.
Помнить будешь того, кого никогда не забудешь.
Место, куда вы спешите,
это кладбище, где очень тесно.
Вы там жизнь свою завершите,
но когда, никому неизвестно.
Вашу жизнь вот-вот озарит
кто-то новый, прекрасный, всесильный.
Безымянный огонь догорит
над придуманной братской могилой.
Жизнь переезжает на последний этаж
в настоящее с видом на тот свет.
Прошлое как катастрофы вояж
с поклажей прожитых лет.
Мысли о жизни
не нарисовать с натуры.
Последствия катаклизма
изменяют идею архитектуры.
Несомненно, всему будет конец.
Быстро и наверно некрасиво.
Жизнь истечёт по спирали в венец,
сильно похожий на Куросиву.
Вся жизнь пройдёт одним потоком,
вонзившись в память, как прибой причала.
И прошлое на вид развалины барокко,
дают понять, жизнь не начать сначала.
Вся жизнь в погоне за счастьем,
время поглощает годы.
Жизнь без нас как ненастье,
или отрыжка плохой погоды.
Так давайте задержим дыхание,
мировой тишины ожидая.
Создадим всеобщее молчание,
чтобы понять, насколько жизнь живая.
Пусть наступит минута без грохота городов.
Замолчат динамики и потухнет интернет.
Аэропорты и вокзалы отключат табло,
каждый скажет другому «да» вместо «нет».
Все займёмся любовью, слушая птиц.
Генералы поменяют мундир на пижаму
и будет слышен шелест страниц,
а дети произнесут одно слово, мама.
Давайте сосчитаем до пяти,
на всех часовых поясах выставим ноль.
Замрём на мгновение и
ощутим прелесть Жизни вдоволь.
Пусть предчувствие смерти останется тет-а-тет,
а энергия внутри переворачивает всё кувырком
и раздвигает клетки, чтобы увидеть свет,
который пасёт всё небесным пастухом.
Нам бы прожить столько, сколько хотим
и снова видеть рассвет, оставаясь заново рождёнными.
Закрываем глаза и постоянно летим,
пусть жизнь продолжается, даже если ты погребённый.
От всего, что я видел, сердце отяжелело,
словно мешок под тяжестью камня,
туго набитое ими тело
и залитая ливнем бессонная память.
Любовь это великолепная погода,
а ненастье будет всегда, когда рыдают.
Столько жертв, что растеряла дорога,
не вспоминайте мгновения, когда умирают.
Лучше притроньтесь к моему жилету
и почувствуйте, как глубоко внутри
пробивается словно к свету,
трепет сердца из потёмок в груди.
Да здравствует нормальная температура!
На десять градусов ниже тела.
Пусть навсегда утихнет буря
эмоций, стрессов и всего, что надоело.
Слава климату, который в радость,
и любому северу, который на юге.
Всем по кляпу, говорящим гадость,
и судье, и прокурору, и даже супруге.
Попутного ветра мыслям, рифмам и птицам.
Пусть луна, а не прожектор освещают дорогу,
навстречу улыбкам и серьёзным лицам,
души умерших пусть попадают к Богу.
Я помолюсь за всех детей в колыбелях
и за будущих мам вслух помолюсь.
За больных в больничных постелях
и за погибших в боях поклонюсь.
Пусть память свечей заполнит пространство
и души ушедших свет озарит.
А память людей станет в жизни убранством
за то, что живой сможет жизнь зародить.
Тогда алфавиты всех языков человека
Установят праздник жизни 21-го века.
*****
БЛАГОДАТЬ
Верные, четкие мысли,
дает окружения взор,
оттенков, цветов не исчислить
и слов бесконечный простор.
Невзирая на катаклизмы, невзгоды,
надо Богу благодарность воздать,
за созданный механизм природы,
и деяний Его благодать.
Будто в небо земля одета,
прикрыла от космоса плоть,
гуляет по орбите планета,
как ей повелел Господь.
Неизбежен прилив славословий
и не видно всей жизни конца,
человек с божественной кровью,
наполняет словами сердца.
Храм похож на ковчег огромный,
пролетает в пучине веков,
его парус духом природным,
всем ветрам подчиниться готов.
Поэт не ждет сокровенного знака,
за стихи на подвиг готов.
Он ищет таинственность брака,
себя в сочетании слов.
Уверен, мечты слагаются из мыслей,
что мы во снах придумали в уме,
любовь всегда от чувств зависит,
порой находим их в грядущем сне.
Вдруг в нашу жизнь, ворвется ветер
и оторвёт нас от прикованной земли,
тогда уже не нужен лишний метр,
мы в Рай взлетим по краткому пути.
Так ринемся из будничных томлений,
по зову духа и ветхого словца,
в край, где нас ждут забвения
и башни высятся заочного дворца.
Там за туманным облаком над небом,
на бесконечных просторах пустоты,
уже не нужно жить насущным хлебом
и быть зависимым от сущности воды.
Я не пойду сквозь облако тумана,
хочу бродить свободным и ненужным,
по рощам и лесам, где есть поляна,
где зайцы воду пьют из лужи.
Пусть происходит моей жизни танец
и трудных дней не беспокоит рана!
Да, я адепт, христианский скиталец
и не стану образом за тем туманом.
О, время, завистью не трогай,
прошедших лет, последних дат,
ещё пройти придется много,
через каскад невидимых преград.
А сколько раз ещё придется,
внимать из церкви в гулкой пустоте,
взирая на мозаику оконца,
животворящее влияние в кресте.
Испить бы мне монашескую нежность
и злобу выгнать полностью из сердца,
тогда любви преграды безнадежность,
я растворил бы без щепотки перца.
Мне нравится смотреть
на облик тех Святых
и словом рисовать портрет,
с их статуй восковых.
Я думаю, не призрак плоти
нас заставляет молиться и мечтать,
а наше тело, обличенное в лохмотья
и вера в Отца Бога, а не в Мать.
В древнем Яффо я очутился,
лучи солнца глаза обжигали,
уже туман над морем стелился
и первые звезды на небе мигали.
В дали виднелись пустынные скалы,
повсюду звучали молитвы, молитвы.
Восток начинается здесь у причала,
с заостренными пиками битвы.
Тут пересеклись оси веков и религий,
в написании Библии, Торы, Корана.
Пусть будут едины священные книги,
суть иудаизма, христианства, ислама!
Стоят мечети живые,
с бесчисленным множеством лиц
и ветер дует с пустыни,
там окна, как щели бойниц.
Меня не касается трепет,
моих иудейских забот,
а православный лепет
покоя душе не дает.
И там, где сцепились Оккультные,
ребенок молчание хранит,
мир человечества в люльке,
под Господом Богом не спит.
Мы бродим по дорогам пространства,
с сознанием своих величин
и мнимость чудес постоянства,
воспринимаем без всяких причин.
Вот наш, заветный учебник
листаю один, без людей,
между мной и Богом посредник,
источник бесконечных идей.
Когда на стальную постель,
свой лысый череп кладешь,
а перекличка, как боль,
напрягает запутанный мозг
и только тишина немая,
ведет с тобою разговор,
да без края мгла ночная,
усыпляет нервный взор.
Память прожитого - проза,
нераскрытое окно,
из её метафор доза,
в строфы лезет, как ярмо.
Я люблю стиха начало,
как предвестник грозных дел,
но после чтения Зачала,
стихи писать я не хотел.
Рождение для каждого вход,
а смерть конечно выход!
Жизнь островок в океане вод,
вход охраняют, но не выход.
Всё, что теряет человек при смерти
это часть того дня, когда умираешь,
только с верой при отпевании в церкви,
бессмертие свое понимаешь.
Там с горизонтом обращаешься на ты
и всем доступны безлюдные форты,
вероисповеданий различные черты,
пересекаются мечты в реальные миры.
Когда умру, мой будет здесь удел,
там, где версты кончается предел
и нескончаемый поток живущих тел,
там, где Бога сын Воскрес и улетел.
Храм обступал Его, как дикий лес
и только на тело случайным лучом,
взгляд не людской из-за небес,
наблюдал за Иисусом, как он обречен.
И было поведано телу сему,
прежде чем примет Сына Господня,
о том, что увидит он смертную тьму,
но не увидит его преисподняя.
Настал тот день и Христос Воскрес,
под сводами Храма, как Райская птица,
по велению Бога и просьбе небес,
был в силах взлететь, но бессилен спуститься.
———————————————————————
5. АФОРИЗМЫ
———————————————————————
*
На треть объём моих стихов -
из внешних импульсов любви.
Ещё на треть из сладких снов
всё остальное - глубина души.
*
Я смотрю в замерзшее окно,
за ним не вижу конца начало.
Жаль, что иссякло либидо,
ещё бы ты детей рожала.
*
Не появлюсь я у тебя,
исчезну в облаках,
когда назад возьмёт земля,
я стану просто прах.
*
Старость смотрит, сожалея в зеркала,
там усталость жизни хлещет через край,
последний раз взметнутся два крыла
и унесут души остаток в Рай!
*
Я вижу, как ты можешь ненавидеть,
и слышу ненависть в твоей душе.
Без веры трудно жить и только видеть,
лишь одиночество в себе.
*
Уже нет сил тревожить время,
пора исчезнуть навсегда,
тогда не будет мучить бремя
и пухом станет мне земля!
*
Когда-нибудь придется возвращаться.
Домой, к родительским могилам,
и в тихом шуме кладбищ попрощаться,
на всякий случай. Бессмертие - едино!
*
Зачем мой слух не отличает ложь от правды,
а требует каких-то новых слов, чужих?
Произнеси слова любви, как треск петарды,
ты голосом своим, прочти мой стих!
*
Я брел по улочкам, свободой томим,
на Marianplaz, по сторонам глазея,
вдруг на углу услышал Родины гимн.
Музыкант был явно с похмелья.
*
Так хочется сломать кровать,
от пульса бешеных движений
и долго продолжать стонать,
качаясь в раздолье наслаждений!
*
Деревья шелестят аллюзией души,
если долго быть рядом с женщиной,
то обретешь её точку обзора на жизнь,
правда, из окна её спальни, конечно.
*
Лишь слогу русскому дано величие.
Какой еще язык, искусно может сочетать,
гармонию любви и перепевов птичьих,
красиво и созвучно описать!
*
Жизнь напоминает ступени -
40 вверх потом 40 вниз.
Можно оступиться мгновенно,
страх смерти завершает жизнь.
*
Имперская любовь Родину ведет к удаче,
невзирая на затянувшуюся супер власть,
она говорит с позиции силы и ни как иначе,
сохраняя любовь отчизны и страсть.
*
Пусть кружит снег в мороз шершавый,
в праздник Рождества и ночь святыни,
наше величие растет с величием державы
и остается верой в веках и поныне.
*
Нет на войне ничьих побед,
защитник тот, кому не враг,
противник тот, кому не вред,
тебя за грош, столкнуть в овраг.
*
Что мне отныне не суметь?
Какая жизнь - такая смерть!
Я взвесил все, и стоит рассудить,
бесцельно жить - не стоит жить.
*
Я буду с твоим фото спать,
и целовать свою ладонь.
В оргазме будем мы стонать
и разведем в душе огонь!
*
Завял цветок, поникнув головой,
не смог раздвинуть лепестки в тот день,
узнав о тайне измены роковой,
он стал похож на призрачную тень.
*
Я есть строки, исписанные мысли,
без обложки, начертанный роман,
в нем слова и чувства, что прокисли
и мечта, зашедшая в туман.
——————————————————————————
6. СКАЗКИ
__________________________
СКАЗКА ПРО СЛОНЁНКА МОТЮ.
В одном городе в зоопарке жил слонёнок по имени Мотя. Все звери жили в клетках, и Мотя думал, что так и должно быть. Он родился в зоопарке, а мама ему ничего не рассказала про джунгли. Дети давали слонёнку конфетки, фрукты, а он махал им головой, хоботом и ушами, выпрашивая лакомства.
Однажды старый попугай обозвал Мотю попрошайкой.
– Да, но ведь конфеты на деревьях не растут, – возразил Мотя.
– Ещё как растут, и бананы, и манго, только всё это в джунглях, – рассказал ему попугай.
Мотя загрустил.
– Ну что с тобой? – ласково спросила мама, когда ушли врачи.
– Хочу в джунгли, – заявил слонёнок.
– Забудь про них, мы никогда уже туда не попадём.
– А где мой папа?
– Когда в джунглях ловили зверей, он мужественно сражался за нас и даже сломал свой бивень, но потом убежал в джунгли. Он так хотел, чтобы ты родился и качался на его бивнях.
Врачи решили лечить Мотю гипнозом. Они внушили ему, что он в джунглях, и слонёнок заснул.
Во сне он увидел диковинные растения и животных. А когда из чащи вышел большой слон со сломанным бивнем, Мотя крикнул: «Папа!» – и бросился ему навстречу. Мотя рассказал ему про зоопарк и маму. Папа внимательно слушал его, и у него из глаз капали слёзы, крупные, как грецкие орехи, он так сильно любил маму и скучал по ней. Потом они долго гуляли по джунглям, папа наклонял деревья, и слонёнок уплетал за обе щеки различные вкусные фрукты.
Но вот закончился сеанс гипноза, и Мотя проснулся, а кругом одни клетки. Зато как обрадовалась мама, когда Мотя передал ей привет и тысячу поклонов от папы.
На следующий день состоялся новый сеанс, и Мотя снова встретил папу и передал ему от мамы миллион поклонов. Весь день слонёнок бегал с папой по джунглям, обливался водой и кушал манго, и только отсутствие мамы омрачало их встречу.
После третьего сеанса слонёнок повеселел, хобот стал упругим, он снова играл с детьми и ждал ночи. Врачи не знали, что с этого дня слонёнок сам научился по ночам убегать в свои джунгли к папе. Так он и жил между ночью и днём, между зоопарком и джунглями, между мамой и папой.
Как-то подлетел попугай и спросил, почему слонёнок перестал попрошайничать. Мотя рассказал ему, что каждый раз бывает в джунглях и ест там во сне разные вкусные фрукты.
– Во сне ведь всё не настоящее, – возразил попугай.
– Значит, и ты не настоящий, – ответил Мотя.
Зимой, когда ночи стали длиннее, Мотя стал путать, где сон, а где правда.
– А почему ты мне во сне не приснишься? – спросил слонёнок маму.
«Вот было бы здорово, мы все вместе с папой гуляли бы по джунглям», – подумал слонёнок и... уснул.
– Не спи, – толкнула его слониха. – Во сне можно уснуть и замёрзнуть.
Но под утро слонёнок задремал. Какое счастье! Ему приснилась мама и папа в джунглях.
«Теперь мне не надо возвращаться в зоопарк», – решил Мотя и остался во сне вместе с папой и мамой в джунглях.
Единственное, о чём пожалел слонёнок, – это то, что он никогда уже не увидит детей, которых он очень любил.
Мотя, зная, что огорчил детей, часто является к ним во сне.
Ведь слоны снятся к счастью.
СТРАУСИХА
Сказки для детей не мудры.
Том шёл по лесу и бросал гальку, чтобы потом найти дорогу назад. Он и не подозревал, что страус следует за ним и поедает гальку одну за другой.
Это настоящая история, вот как всё случилось.
Том обернулся и больше не увидел камешков! Он определенно был растерян, больше нет камешков и нет дороги к дому, нет больше папы и мамы.
«Это печально», - сказал он себе, сквозь зубы. Внезапно он услышал смех, а затем звук колоколов и звук труб настоящего оркестра. Какофония шумов, жесткой музыки, странной, но приятной и совершенно новой для него. Он просунул голову через листву и увидел, как страус танцует. Страус заметил его и перестал танцевать. «Это я делаю такой шум. Я счастлив, что у меня красивый живот и я мог бы съесть что угодно. Этим утром я съел два колокола, две трубы, три дюжины яичных чашек. Я съел салат с его салатником и белую гальку, которую ты разбрасывал. Садись ко мне на спину поедем очень быстро, мы будем путешествовать вместе.»
«Но, как же мы найдём дорогу домой спросил Том. Неужели я больше не увижу папу и маму.» Страус: «Ты бросил их потому, что они не хотят видеть тебя в ближайшее время».
«Конечно, в том, что вы говорите, мадам Страус, есть доля правды».
Страус: «Не называй меня мэм, мне больно, меня все называют Страусиха.» Маленький Том: «Да, Страусиха, но все равно, мадам, не правда ли!» «Я хочу сказать тебе, что не люблю твою мать, из-за того, что она всегда надевала страусовые перья на шляпу.»
Том: «Дело в том, что это дорого, она всегда тратит деньги на то, чтобы ослепить соседей».
Страус: «Вместо того, чтобы ослепить соседей, ей бы лучше позаботиться о тебе. Ведь иногда она драла тебя». Том: «Мой отец тоже меня бил.»
Страус: «Это недопустимо. Ведь дети не избивают своих родителей, почему родители избивают своих детей? Кроме того, твой отец не очень умен. Как только он увидел яйцо страуса, ты знаешь, что он сказал?
Это будет хороший омлет!»
Как-то мой отец впервые увидел море. Он подумал несколько секунд и произнёс:« Какая большая чаша, жаль, что нет мостов.»
Все долго смеялись. Я хотел плакать, так как моя мама тянула меня за уши. Она сказала:« Ты не можешь смеяться, как все, когда твой отец шутит! » Это не так. Я виноват, но я не люблю шутки взрослых.»
Страус: «Я тоже не ложусь на спину, ты не увидишь своих родителей, но ты увидишь страну».
"Все в порядке", сказал Том и он залез ему на спину.
При большом тройном галопе пронеслась птица с ребёнком и очень большое облако пыли.
У их порога крестьяне качали головами и говорили: «Снова проехала одна из грязных машин!»
Но крестьяне слышали, как скакал страус. Они слышали колокола и говорили, что это бегущая церковь, за которой бежал дьявол».
Они все попрятались до следующего утра.
На следующий день страус и ребенок уже были далеко.
——————————————————————————————