Нас не было в списках, ещё рисовали,
взрывались Помпеи, оттенки, слова ли,
пока в ДНК не соткали спирали,
страдай, Нострадамус, мессии не лгут.
Когда нелюбовь словно сон повторится
на шаг от границы, и кто-то родится
уханьской царицей, короной из шприца
наполнив священный сосуд.
Пустеют дороги в родных палестинах,
стоит за окном силуэт карантина,
и с камфорой клюв зависает картинно,
с карниза несложно взлететь и шагнуть.
Гиена в Сиене готовится к путчу,
компьютер божественный глючит и глючит,
но брезжит надежда, как солнечный лучик,
смывая хинином осеннюю муть.
От фрикций патрициев портится резкость,
стена покачнулась, цепляется фреской,
в ней крёстному ходу становится тесно.
(Находимся в рамках, объект не меняй).
О, Санта-Лючиямариядоминго,
Европа закрыта, натешилась свингом,
во время чумы карантин – не поминки,
а всё остальное, читай – болтовня.
Так смейся, патриций. Пробел обнаружив,
ванильное небо купается в лужах,
и вируса нет ни внутри, ни снаружи,
и многое можно бы пообещать,
пока я жива.
На библейской Голгофе
изрубят в смолистые щепочки гофер,
всем тварям по паре, всем выжившим кофе,
и пару молитв натощак.
20.03.2020