Черёмуха

ПОЭМА " ЧЕРЁМУХА "

Вступление

Раздался голос девичий
Над влажною травой.
Цветов душистых перечень
Мы видим пред собой.
Цветет погода майская
С дождями по утрам,
И вот блаженство райское
По медным бьет ставнЯм.
И льется песнь молодушки,
Виляя меж ветвей.
Идет она лебедушкой,
Плывет мимо дверей.
И сарафан голубенький
Намок и потемнел.
Попрятались голубоньки,
Костер, шипя, сгорел.
Сквозь пелену и шум дождя
Плывет лебедушка моя,
И с ветром нынче речь ведет,
Его ответ в ладонь берет.
Качнет сосед головушкой
Увидев все в окно,
Да улыбнется нежно,
Услышав песнь ее.
Гуляла та девица все
Под проливным дождем,
И звонкою синицею
Летела в теплый дом.
Все думали - с ума сошла,
А девушка любовь ждала...

      I глава

Загикала в лесу кукушка,
Солнца ждет весеннего.
Стоит на хОлме деревушка,
Название - Евсенино.
Раскинулся небесный свод
Над спящими домами,
Но вот уж выбежал народ
В поля, за их скотами.
Сплели девки косы,
А пояс - мужики.
Увидев за окошком росы,
Работать двинулись они.
Мычат коровы, блеют козы,
Трещат над речкою стрекозы.
Вот затопилась печь в домах,
Поднялся дым. И запах трав
Разнесся по крутой долине.
(И вот телега вязнет в глине,
В которой едет путник наш.)
Но, а пока, в деревне тихой,
Живут мальчишки жизнью лихой,
И собираются в леса
С острЫми топорами.
И матери пекут им хлеб,
А для мужей заточат серб,
Чтоб в поле им смягчить работу,
Где сорняки все будут рвать,
И в поле саженцы сажать.

Кипит работа, дым идет.
Вот к кузнецу спешит народ.
Владимиром все величают,
И все в деревне его знают.
В его дому всегда огонь,
И жарит печь прогретый воздух.
Все раскаленно - только тронь!
И сам Владимир, как подсолнух,
С краснЫми щеками кует.
И дИвится ему народ.
Он и подковы, и ножи
Тебе скует, ты лишь скажи!

Ну, а в соседнем доме - пекарь,
С женой своей Любавою,
Готовит, тушит, хлеб печет.
За доброту его народ
И любит, чтет, и уважает,
И все его в деревне знают.
Бегут к нему с утра детишки,
Любава им подарит пышки,
ГорЯчи, только из печи.
И как они теплы, вкусны...
Любую грусть, душевный крик,
Развеют булочки их вмиг!..

...Вот поднялось над речкой солнце.
Уж распахнулись все оконца.
И говор тихий слышится -
Речка с ветром мирится.
Летают в поле и жуки,
Под нос себе гудят они.
Тиха природа за окном,
Тепло и радостно. Кругом
Раскинула весна руками,
Поля, луга. Над небесами
Щебечут птицы и поют,
Девчонок из дому зовут.
Они со смехом и резвясь,
Пойдут к реке, быстро умчась,
Где у заросших берегов
Венки сплетут из всех цветов.

Поет соловушка в лесу,
Цветет черемуха в саду.
И аромат ее душистый,
Как свет от солнца золотистый
Любого путника пленит.
И белые раскрыла ветви -
Сияет от росы кора.
Но рассказать мне вам пора,
Кто в доме на холме живет,
Кто утром раньше всех встает;
Кто громких петухов не слышит,
Кто ароматом майским дышит;
Где та черемуха цветет,
Где ее сок для пчел, как мед.
Стоит домишко на холме.
Там нет коровы, нет свиней,
Нет кур, цеплят. Лишь сад зеленый,
Цветов где с лишним немудреных,
Благоухаючи растущих;
И пчел их сок все время пьющих.
Все говорят, тот дом - былина.
В тому дому живет Полина.
            
       II глава

Ей нет семнадцати годков.
Живет одна, лишь старый кот
С лохматой, серой, мягкой шерстью
Ласкается к ее ногам.
И ей не грустно с ним одним,
Хотя молчит она все дни.
Молчанье - лучшее лекарство.
И это лучше, чем убранство,
Желают что все гордецы,
Богаты семьи и отцы.
Она судьбу не выбирала:
Ни бедной, ни богатой стала.
Ей деньги эти ни к чему.
Но вот, что было, расскажу...

Был август мягкий за окном,
Когда большая радость в дом
Пришла с младенческим рыданьем.
Все были рады, целовались,
И со слезами обнимались.
И нарекли Полиною -
Была она, как лилия,
Красива и бела.
Но при рожденье бабушка
На зернах нагадала
Ей красоту и теплоту,
Но очень тяжкую судьбу,
Мол, будет боль, и будет смерть,
Предательства, переживанья;
Что сердце ей свое беречь
НужнО от тяжких испытаний.

Себя старуха не жалела -
Работала в полях и пела,
Хотя сама была стара,
Изрезана морщинами.
И как-то днем она слегла.
Не поборов болезни, в ночь,
Оставив внуков, зятя, дочь,
В бреду скончалася она...

Полине было уж пять лет,
А ее брату - восемь.
Прошло с тех пор немало лет.
А за окошком тихо осень
Перебирает ветром листья,
И золотыми кружевами
Все осыпает над домами
Дожди и красный листопад...
Но вот случился бури град!
В их дом, с грозой и темной мглой
Пришла беда! Отец родной
Жене любимой изменяет!
Еще и рьяно привирает,
Чтоб тайну грязну не раскрыть.
И в доме крик, их мать с слезами
Отца все бранью осыпает.
На утро подло тот сбегает
С кухаркой, далеко в столицу.
Их мать отчаянно рыдает:
“Ушел  кормилец, бросил нас!
Бессовестно та соблазнила,
Любовь к семье на ключ закрыла,
И увела с собою вдаль.
Что делать, Полечка, Петруша?
И с вами мы теперь одни.
Да пусть пойдут к чертям они!
Как зла я! О, как стыдно мне,
Да перед матерью с отцом,
Что вот беда пришла к нам в дом!
О, горе мне! Святая Дева!
Молись Ты Богу! Ты усердно
Проси, вернулся чтоб мой муж.
Он жалит душу, словно уж.
Как плохо, как печально мне,
Слезами руки умываю,
И словно лед я застываю,
Тону в реке, и задыхаюсь.
Как плохо мне! Как я печалюсь.
Лишь деток, Боже, защити!
Как больно мне...снеси воды...”
И тихо стонет на кровати,
Рыдая, говорит с собой.
И дети тоже тихо плачут
В тот миг печали роковой.

Слегла их мать. Уж третий день
На солнце не встает смотреть.
И тетка доктора приводит,
Приземистого, с бородой.
Тот молча смотрит на больную,
Разбитую и на пустую.
И тетке в ухо молвил он:
“Умрет, три дня и не прожив”,-
И умываясь, обнажил
Из под халата белы руки.
Взглянув на маленьких ребят,
Он с грустью только улыбнулся,
Задумался, но вот очнулся,
И быстро домик их покинул,
Оставив пару слов, как лед:
«Три дня она не проживет!».

Прошла уж ночь, прошел и день,
А мать их болью дышит.
Нависла над кроватью тень,
И каждый шепот слышит.
В холодный пот ее бросает.
Полина тихо умывает,
И успокаивает словом.
Петруша днем все ищет травы,
Чтоб заварить их в теплом чае,
И мерзнет рано поутру,
Ходя в дремучем их лесу.
Но с каждым днем больной все хуже,
И сил стонать у ней уж нет.
В ней разлилась болезнь, как лужа,
И слышен шепот, тихий бред.
Полина, не смыкая глаз,
Всю ночь сидит с больною рядом.
А та вздыхая, не могла
Увидеть детского их взгляда.
Петруша молится с утра,
На весь он длинный день уходит.
Работает вместо отца:
РубИт дрова и печь заводит,
Где колыхается огонь;
И в кузнице работа бродит,
Владимира поет гармонь.

Прошло три ночи и три дня.
Их мать, промучившись в бреду,
Вдруг тихо молвила Полине:
“Я знаю, что мой час настал.
Разбилась лодкой я средь скал.
Вы будьте сильными. Люблю...”,
Договорить все не успела,
И вдруг застыла навсегда...
Упала в тишине звезда,
И ночь накрыла полотном
Их тихий молчаливый дом...

Проходит время. В их наследстве,
Оставила что мать для них,
От них далЕко было бедство,
Немало денег и не много.
И вот спокойная дорога
Их детской жизни пролегла.
Уж снег с небес, пришла зима.
И завернулась вся деревня
Красивым белым полотном.
Укрыла скатерть тихий дом,
В котором Поля и Петруша
Тихонько у печи сидят
И о душевном говорят,
Что камнем тяжким давит сердце.
Закрыл на ключ Петруша дверцы,
И завернув сестру теплей,
Читает книги у дверей.
На окнах пальчиком рисует
Узоры зимние мороз.
Огонь в печи уж подостыл,
И тихо догорает он,
Пускаясь в дивный, сладкий сон...

Ее Петруша, милый брат,
Был старше и мудрей на свете.
Сестре своей всегда он рад,
Ей не откажет он в совете.
И младшая его Полина
Родного Петеньку любила.
И за него была готова
Полезть она в огонь и в воду.
Он был умен, красноречив,
Талантлив, добр и красив.
Решил работать и учиться,
И всем на свете помогать:
Лечить, от недугов спасать.
Придумать новые лекарства
С умом своим легко он мог.
Он изучал лесные травы,
Готовил разные отвары.
И как-то раз, в деревне той,
Слечил старуху он больную.
И та, как бык, потом была –
Здорова, словно молода.
И все Петра зауважали,
За помощью к нему бежали.
Болезней не боялся он –
Любого вылечит он так,
Что тот, спустя не один год,
Как будто бы дворовый кот,
Ходить по снегу босиком
Мог даже в вьюгу и мороз!
Лишь красным станет его нос!
Он стал талантливым врачом,
Он сотню с лишним книг прочел,
И для сестры он всех умнее,
Всех лучше, краше и мудрее.
Бывало, сядут вечерком,
Когда уж тьма накроет дом,
И бесконечно говорят.
Полина хлеб ему засушит –
Для ней он тот же все Петруша –
Любимый, старший, милый брат,
Который книге новой рад.

…Полине было уж пятнадцать.
Прошла зима, настало лето,
Бегут года. И вот, с рассветом,
Пришло из града им письмо.
Писал их дядька из столицы,
(Брат матери покойной), мол,
«Лети сюда ты, Петька, птицей!
В лицее будешь ты учится,
В науку с головой нырнешь.
Здесь доктора наук слыхали
Через людей, мой милый друг,
Что преуспел ты в медицине.
Хотя ты молод и зелен,
Но уж в науке ты силен!
Готовы научить тебя,
Чтоб людям помогал ты больше.
Такая радость для меня!
А остальных пусть зависть гложет,
Что мой племянник так умен.
С письмом пришлю тебе я адрес.
Без происшествий я желаю
Добраться по дорогам к нам.
А после встретимся мы там,
И в скором все с тобой обсудим.
Поступишь ты в лицей и будешь,
Учась, науку познавать,
Талантливым врачом чтоб стать.
Целую, с нетерпеньем жду!» –
Прочла Полина вслух письмо,
Да так и села на пороге
С слезою в молодых глазах.
Сидел и брат в раздумье долгом
На лавке старого крыльца.
Сестра его не отвлекая
От судьбоносных размышлений,
Цветы душистые сажала
В их садике, и тихо пела.
Росла трава, росой сияя,
И зерна в землю отправляя,
Полина трогала цветы,
Их луговые лепестки,
И длинные, гибкИе стебли.

И через день ей молвил брат:
“Решил, сестра, я ехать в путь,
Наш дядя прав, мне нужно больше
Познать науки медицины,
И вверх пуститься длиннокрылым
Орлом мне горным. Стать мне сильным
Пора, и в яркий выйти свет,
Чтоб мной гордилась наша мать,
Которая сейчас в раю…
Не огорчайся так, прошу!
Я редко буду навещать
Наш сад, наш дом, тебя, деревню.
Я постараюсь приезжать,
Тогда, когда достану денег.
Ты без меня не пропадешь,
Я точно знаю. Ты умна,
Красива, трепетна, добра.
Не позволяй ты злу настигнуть
Наш мирный дом, саму себя!”


И вечером пришла повозка,
Еще светло, и за окном
Трясет листочками березка,
И покидает брат их дом.
И на прощанье обнимаясь
Полине тихо молвил он:
“Не плач, сестра, тебя люблю я,
Я буду письма отправлять.
Читал я в книгах, что однажды
К нам привезли из-за границы
Цветок диковинный, в столицу.
Он краше всех любых цветов! –
Бутоны крАсны, словно кровь,
И веет аромат душистый,
Такой он сладкий и лучистый.
Тебе я семена найду,
С письмом подарок я пришлю.
Не лей ты слез по мне, Полина.
Будь нежной, скромной, но и сильной!
Не позволяй себя обидеть,
И обмануть не позволяй!
А коли встретишь ты любовь –
Желаю счастья вновь и вновь!”
- Меня ты, брат, не забывай!
Пиши почаще, вспоминай. –
Ответила в слезах Полина,
И утерев платком глаза,
В дорогу брата проводила.

Уехал он за красным солнцем,
Туда, где город шумно дышит;
Где рой людей так ярко слышен.
Он улетел из дома птицей
В большую шумную столицу,
Оставив дом и их село,
Где со слезами на глазах
Смотрела вслед ему Полина,
Стоя в темнеющей долине
На тихом, призрачном ветру…

Осталась тут одна Полина.
Их теплый дом подзапустел.
Цветет под солнцем их равнина,
Вот зяблик на кустах запел.
Она вдруг стала суеверной:
Бежит от черного кота,
Когда на кладбище идет,
Боясь, что смерть ее найдет.
Иль мелкий бледный лесной гриб
Расти внезапно перестанет
От человеческого взгляда.
Но снам не верила Полина,
Ведь можно так сойти с ума!
Ей мама в детстве говорила:
«Не верь виденьям никогда!
Ведь это лишь пустые грезы,
Тебя наполнят, как стакан.
А для души они морозом
Послужат – в льдину превратят!»

Прошел уж месяц, а Полина
Цветет под солнцем, как малина –
Худа, стройна, и волос вьется,
Черты ее милы лица,
Да только грустные глаза,
И вечно думающий взор
Бросает на людей, в упор.
Ни с кем Полина не общаясь,
Живет одна, людей дичаясь.
Но полюбилось как-то ей
Гулять в ночи, под звездами.
Мимо березовых ветвей
Идти дорогой темною.
Распустит волосы она,
Что вьются до коленей,
Идет, прямая, как сосна,
Мимо соседских сЕней.
Идет по полю босиком,
Касаясь мокрых трав.
И голос сна ей незнаком,
Уж лучше средь канав
Глубоких ночью прогуляться.
И как-то там, в тиши глухой,
Нашла котенка серого.
Взяла его к себе домой,
И, накормив, согрела.
Пушистый, милый, стал ей другом,
Гуляли вместе они лугом
В другую мрачну ночь.
На звезды яркие смотрели,
Полина тихо сладко пела
Для луга колыбельную:


«Накрыла ночь заботливо мой дом
Своею темной, с узором, мягкой шалью.
Сидим за чаем тихо мы вдвоем,
И в тишине, с улыбкою мечтаем.

Пушистый кот мурлычет у окна,
От злых и лютых ведьм оберегая.
И шепчет колыбельную сосна,
Игривый, быстрый ветер утешая.

Набегался мальчишкою в горах,
Напрыгался по кочкам он в болоте.
Но чувствует, слипаются глаза,
И тихнет голос на последней ноте.

Луна, желтея, выплыла из туч,
Рукой отодвигая яркий свет.
“Ты спи, прозрачный и игривый луч,
Вновь побежишь, когда придет рассвет.

Собой колосья потревожишь ржи,
Разбудишь солнца яркие огни.
Но, а пока, под песню тишины,
Закрыв глаза, скорее ты усни…»

Прошло немало дней с отъезда
Родного ее брата.
И как-то, возвратившись с поля,
Письмо вручили от него,
Где от писал ей с торжеством
О жизни тяжкой, не простой.
И узнавала со слезами
Его знакомый почерк.
И со своими письменами
Прислал он ей мешочек:
В нем было девять зернышек,
Коричневых и круглых.
«Моя любимая сестра. –
Писал ее Петруша. –
Нашел цветок я для тебя.
Ты береги их от морозов –
Зовут прекрасною их «розой».
Пусть будут те цветы закатом
Цвести в саду нашем богатом.
И будь сама этим цветком –
Красивым, нежным, дорогом!»
Живет Полина славной жизнью,
Поет, с звездою говорит,
И сад ее всегда манИт
Душистым, нежным ароматом,
Где распустились уж пионы,
Ромашки, васильки и розы –
Подарок брата дорогого,
Уехал что своей дорогой
В богатый город, за рекой.
Соседи дивятся Полине –
Ведь не найти такой в долине
Загадки девушки другой,
Уходит что в поля, в ночи,
И у которой голос милый,
Подобно реченьке журчит.
Народ плечом лишь пожимает,
Но так ее не замечают.
Лишь знают, что на том холме,
Где та черемуха цветет,
Полина милая живет.
И одинокая она –
Совсем давно живет одна…

       III Глава

Раздался гром. На небе темном
Сверкнули молнии вдали.
Закапал дождь по крышам скромным
И искры небо рассекли.
Шумят ветра с грозою бурной –
Она свирепствует, кричит.
В лесу телегам ехать трудно.
Попрятались в дуплах грачи.
И свист стоит, шумят деревья
Зеленой мокрою листвой.
И грома снова слышу пенье,
Он водит по небу рукой.
И дождь холодный бьет, хлестает,
Тепло от солнца снегом тает,
И страх закрался людям в дом,
Сидят где под столами дети,
И плачут от сверканий этих
Шальных и громких в небе молний.
И дождь шумит, подобно волнам,
Мешая путникам укрыться,
В деревне от грозы им скрыться.
Грохочут по камням колеса,
И лошадей дыханье слышно.
И мчатся вдаль они с откоса,
Вдаль от лесов шумящих, пышных.
Несут их лошади к огням,
Где видно дым из труб пахучий,
Сквозь пелену и шум дождя
Бегут они, по лужам жгучим.
Стекают капли по лицу,
Они стучатся к людям в двери:
“- Чего вам, мОлодцы, у нас?
-Ночлег нам нужен, пропустите,
Гроза застала, сил уж нет,
Нас накормите, дайте свет,
И пару одеял, не боле!
- Простите, путники, но доля
Досталась мне уже сейчас –
В дому полно детей у нас.
Идите в следующий дом,
Авось помогут вам с теплом!”

Захлопнулись пред ними двери,
И тут же грянул дикий гром,
И дождь сильнее вмиг пошел.
Устало, путники, в грязи,
Промокшие до нитки,
Пошли искать приют они
Сквозь дождь холодный, прыткий.
Стучались к людям они долго,
Но все, кто двери им открыл,
Никто к себе их не впустил.
“У нас для вас здесь нету места!
Идите в следующий дом,
Уж там помогут вам с теплом!”
Но там им тоже отказали.
“Куда ж деваться, матушка? –
Спросил один из путников, –
Ко всем мы уж стучалися,
Давно изголодалися
В дороге дальней мы.
- Откуда вы, молодчики?
- Да, из поселка дальнего.
Наш путь лежал через леса,
Поля и реки длинные.
В дороге мы своей устали,
Да, вот еще гроза застала.
Куда ж нам деться, матушка?
Телега наша сломана,
И лошадь подустала.
- Ох, молодые путники,
Как жаль мне вас, родимые.
Хоть приютить вас не могу,
Помочь-то вам сейчас смогу!
Идите вы скорей на холм –
Там домик одинокий.
Растет там сад цветов лучистых,
Красивых, ярких и душистых.
Там девушка одна живет,
И вас она к себе возьмет.
Она добра, и всем поможет.
Бегите к ней! Храни вас Боже!”
Старуха их перекрестила,
И тихо дверку затворила.
Под сильным проливным дождем,
По скользким кАмням и дороге,
Бегут они к Полине в дом,
Где сад душистый и трава
Блестят на молниях, шумят.
Стук в дверь. “Кто там?” –
Спросил девИчий голос.
“Открой, родимая, ты нам,
Промокли, словно волос!”
И отворила дверь Полина,
Застыла вдруг она.
Вбежал к ней в дом вмиг ветер сильный,
Ее косУ встрепал.
Впустила путников голодных,
В дожде промокших, утомленных.
Согрела им горячий чай,
И в печь добавила дровишек,
Где зарезвился огонек
Еще сильней, еще игривей,
И стал он громче, говорливей,
Подобно птицам в их лесу.
Согрела им она борщу,
И мягкий хлеб на стол дала –
Сама что днем она пекла.

Обсохли путники, согрелись,
Борщем горячим вмиг наелись.
Рубахи мокрые сменили,
Надели чистые, сухие,
Полина что для них нашла.
И вот, уселись у огня.
Трещат дрова, горит, сверкает
В печи игривый огонек.
Усталость их с капелью тает,
И дождь им кажется далек,
Хотя он также все стучит,
И шумно с ними говорит.

Укрывшись маминым платком,
Что согревает плечи,
Полина села возле них:
“Откуда вы, друзья мои?” –
Спросила она тихо.
И гость один сел поудобней,
Подпер он голову рукою,
И улыбнулся ей:
“Три дня мы едем сквозь леса,
Из Новоспасского села.
Меня Остафьем величают. –
Сказал он весело Полине. –
Мы благодарны тебе оба,
За то, что ты спасла от грома
И от дождя нас в хмурый май.
А ты молчишь что, Николай? –
Он пнул приятеля в плечо.
Тот, оторвавшись от раздумий,
Взглянул в лицо Полине нашей.
Его глаза были как чаши,
Большие, серо-голубые,
В них блики кораблями плыли.
Собой он был весьма хорош:
Худой, высокий и плечИстый,
На голове волос волнистых,
Чернявых целая копна.
Он был не молод и не стар.
Приятны на лице черты.
У губ его, как вишен, алых,
Прямые, мягкие усы.
Задумчив взор у Николая,
Он, помолчав, сказал Полине, –
Я вам от сердца благодарен,
За то, что приютили нас. –
Заполыхали у ней щечки
От слов его приятных строчек.
Затрепетала она птицей
От глаз таинственных его. –
Есть просьба у меня такая. –
Заговорил он, словно бархат. –
Остафий завтра уезжает
В далекий путь, за белы горы,
К глубокому большому морю,
Где чаек стая в небе вьется,
Волна о скалы нежно трется.
Уедет он, а мне туда опасен путь,
Терниста и мрачна дорога.
Позволь остаться ненадолго
В твоем дому отночевать?” –
Он говорил, смотря ей в очи.
Давно в окне просторы ночи
Кромешным мраком глушь накрыли,
И небо черное раскрыли,
Где, словно белая звезда,
Качалась светлая луна.
Уплыли тучи рваные,
Дожди забрали рьяные,
Шумели что в ночИ.
И капли их стеклянные,
Как семена овсяные.
Шумят в лугах ключи.

Полина взбила им подушки,
И подлила им чаю в кружки
Из трав ею им собранных,
Засушенных, душистых,
Пахучих, золотистых.
Зевнул Остафий перед сном,
Да и забылся тут же он.
Собой он тоже был хорош:
На голове копна волос
Блестящих от дождя и русых,
Прямая шея, а глаза
В нем зеленели, как лоза.
Щетина светлая на нем,
Как у ежа иголки,
Иль на верхушке дивной елки
Светлела на лице его.
Заснул он тут же и, храпя,
Дом погрузил он в воды сна.
Но Николай еще не спал.
Стоял он молча у окна,
Задумчиво глядя на сад,
На капель звук и мелкий град,
Что за окном в тиши стучал…
Так Николай всю ночь стоял,
Смотря на звезды, слыша звон.
Стоял в тиши и думал он.

Полина в комнате своей
Лежала, не смыкая глаз,
Ночной и поздний был уж час,
Но сон ее во тьме терялся.
Пушистый кот к ногам ласкался,
Мурлыкал он, хвостом крутил,
С Полиной будто говорил.
И вьется волос до колен,
Ночное платье в свете лунном
Белеет, светится на ней.
Ей слышен капель тихий звук,
И сердца трепетного стук.
Сидит и думает она,
Глядя на ее сад в окне. –
Блестит и зеленеет он.
Пасется лошадь. Тихий звон
Ей слышится во тьме.
Белеет светлая луна,
Вокруг темно и тишина.
Полина думает о Нем.
Черты приятные его
Стоят у ней перед глазами.
Глаза его, как небесами,
Объяты голубым огнем.
Все думает она о нем,
Боится в тишине его,
Что сердце вырвется ее
Из молодой еще груди.
Все думу думает, сидит,
Внутри трепещет и молчит.
“Как странно. – Думает она. –
Чего боюсь такого я?”
А сердце бьется все сильней,
И льются мысли, как ручей.
В тиши все думает она,
Смотря, как светит ей луна.

      IV Глава

Настало утро майское,
Лежит в полях туман.
Блистает солнце ясное –
Льет свет, как океан.
Гнедая лошадь фыркает,
Стоя в саду, в траве.
И вот Остафий голосом
Зовет ее к себе.
Собрался уж он в путь далекий,
До гор и до морей.
Глядит он в небосвод широкий
На стаю голубей.
“Ах! Как хорош весною май! –
Он молвил Николаю, –
Ты словно расцветаешь сам,
Печали засыпают…
Стоишь и дышишь с ветром ты,
Вдыхаешь запах трав душистых.
И луч от солнца золотистый,
Как будто воду, в свои руки
Из родника ты набираешь –
Она прозрачна, холодна,
И чистотой лучей полна.
Люблю весну я, Николай! –
Сказал Остафий, улыбаясь,
Глядя на ветки, что качаясь,
Цвели на солнце и блестели;
Как птицы звонко, сладко пели,
И бегал ветер в чистом поле. –
Зимою мне порой тоскливо. –
Задумчиво он молвил вновь. –
Я чувствую себя пугливым,
И заливает сердце кровь.
В моей душе до боли пусто,
Никто не любит и не ждет.
Кричит за окнами народ,
Я слышу разговоры, голос,
Я сам увял, как дикий колос!
Ничто не радует, не светит,
Печаль и злость дорогу метят…
…Но вот, весна! Запели птицы!
И сон мне добрый ноне снится.
Ты знаешь, Николай, я точно
Расцвел в душе! Тебе клянусь!
Печалью боле я не жгусь.
Сошла с меня шальная хмель,
В душе утихла вмиг метель.
Люблю я солнца светлый луч,
Что режется сквозь уйму туч;
Люблю леса, поля и реки,
Шумят они, бегут вперед,
Уносит всю печаль теченьем.
И слышу воробьев я пенье,
Вдыхаю запахи сосны –
Нет лучше для меня весны!
Мне так просторно и свежо,
Я словно ветер – мне легко!” –
Остафий радостно смеялся,
И Николаю улыбался.
Стоял в траве тот босиком,
И слушал пламенные речи
Родного друга своего.

Телега уж была готова –
Давно Остафью в путь пора.
“С тобой прощаемся надолго. –
Сказал с печалью Николай. –
Ты береги, мой друг, здоровье,
И аккуратен будь в дороге.
И нашу Зорьку ты не мучь,
От грозовых беги, ты, туч.
Мой друг, тебя я понимаю,
Растаяла твоя душа
От солнца ясного тепла –
В тебе цветет теперь она.
Езжай ты в путь, мой друг, скорее!
Ты мне помог, и я в долгу.
Развеял ты мою пургу.
Надеюсь, здесь я отдышусь,
И в свет я солнца окунусь.
Езжай, мой друг, скорей езжай!
Веселый ветер догоняй!” –
Простились уж они друг с другом.
Полина вышла проводить.
И побежала Зорька лугом,
Вдоль по дороге, меж цветов,
Прохладных и лесных ручьев.
Лишь пыли столб поднялся вмиг…
И пели птицы. Ветер стих.
Остался Николай один
С Полиною в дому.
Ни слова он не проронил.
Молчал, сидел в саду.
Он думал мрачно, в тишине,
Качая стул плетеный
В пахучей и сырой траве,
И мыслью унесенный.
На нем рубаха белая,
И ткань чернела брюк.
Ласкал рукою нежною
Их ветер. Веток стук.
Шуршали травы на лугу,
Цвела черемуха в саду,
Благоухала и белела;
На вЕтвях птицы сладко пели,
Тревожа Николая мысли –
Внутри него они зависли…

Полина с самого утра
Была как- будто не своя.
Все избегала Николая,
И тихо жалилась печалью.
Она совсем не понимала,
Какая дрожь стояла в ней.
И череда обычных дней
Была давно уж за порогом.
Полина думала, мол, скоро
Все станет ясным, словно день.
Она поймет все эти чувства,
Дрожат и роются что в ней.

Внезапно Николай поднялся,
И ласково ее позвал:
“Простите, что я прерываю.
Давайте выпьем с вами чаю?
Погода чудная стоит,
Благоухают травы,
И солнце в мраке не сидит.”
Вскипели самовары.
Уж на столе горячий хлеб,
Хрустящие баранки,
Ватрушки с творогом, варенье,
Из спелой клюквы, нет сомненья;
Пахучих трав зеленых, красных,
И ароматных, и прекрасных
На их террасе – все ни счесть!
Присели птицы на перилах,
Играя, пели и резвились.
Полина пригласила гостя,
И Николай, взяв свой мешок,
Достал ей сахару кусок,
Им взятый где-то далеко,
И неизвестно у кого.
Поднялся пар. Темно-бардовым
Казался чай – он был медовым.
Так сладко и тепло внутри…
И Николай заговорил:
“Не знаю я с чего начать.
Хозяйка, вы меня пленили.
Ваш кроткий, скромный, милый взгляд
В моей душе замки раскрыли.
Давайте с вами говорить?
Присядьте! Что же вы стоите?
Простите вы, таким я грубым
Все утро пребывал пред вами.
Полина, я ведь ваш должник!
Давеча вы меня спасли…
А я как острый шип колюсь,
За злом своим в плену ведусь.
- Не упрекайте вы себя! –
Полина улыбнулась. –
Вы не обидели меня,
Поверьте мне, мой милый гость.
Хочу я вас спросить о многом:
Откуда вы? Как оказались
В лесах тут здешних вы давеча?
Мне любопытно, расскажите,
Вы от кого таки бежите?
И что за лесом, за горой?
Опасность вас какая ждет? –
Вдруг рассмеялся Николай. –
Мне так приятно любопытство,
Что вас снедает изнутри.
Прости, голубушка, за смех.
Я так давно не говорил
Хоть с кем-то из людей в округе,
КромЕ приятеля Остафья.
Он ветренен, вдруг засмеет,
Хотя мой друг весьма умен.
Я буду честен, даю слово,
И вам, голубка, угожу.” –
Полине весело промолвил
С улыбкой тихо Николай.
Притихли птицы, громкий лай
Послышался в долине.
Сгущались сумерки над ними,
Горели звезды детворой,
И сад забит был мошкарой.

        V Глава

Я был несчастным еще в детстве.
Родился я тогда слепым…
Моя семья была не в бедстве,
Меня пытались все слечить:
Поили травами, водой,
Водили в церковь, и на службу.
И не гулял я с детворой,
Носились что, смеясь, играя.
От жизни ничего не надо
Мне было много-много лет…
Полина, ты не представляешь,
Какие муки испытал
Я будучи ребенком!
Меня дразнил мой старший брат!
Мой Митрофан дразнил...
Мне было грустно все года.
Смотрел я в темноту немую,
И тихо жизнь я проклинал
За боль и муку данную.
Полина, ты ведь и не знаешь,
Что значит не увидеть солнца!
Когда ты распахнешь оконца,
Ты видишь свет, и ветер слышишь,
Свободно, радостно ты дышишь.
А я день ото дня вставал
С моей уж старой, дряхлой койки,
Шел ощупью я до окна,
Роняя и теряя палку.
И раскрывал я настежь стекла,
(Я жил почти на чердаке)
Я ощущал всем телом ветер,
И представлял, что он живой.
Пол жизни я не видел света.
Одна дорога – лишь домой.
Полина, ты ведь и не знаешь,
Что значит не увидеть неба!
Стоять средь поля, чуять слепо,
Вдыхать пахучие цветы;
Смотреть наверх, и видеть мрак,
Полнейший и кромешный.
Я видел сотню звезд и линий –
Они темнели и робели,
ВилИсь вокруг меня и пели.
И было страшно мне упасть,
Средь этих злобных звезд пропасть.
Полина, ты ведь и не знаешь,
Не видеть как цветенья леса!
Я и не знал доселе места
Такого чУдного, в ветвях!
Не знал я цвета листьев клена,
Не знал я, что желтеет все
Осеннею порою.
Не знал иголок я сосновых,
Лишь запахи я их вдыхал.
Полина, я не знал пол жизни
Как выглядит в реке вода!
Что та прозрачна и чиста,
От небосклона голуба,
А на закате и красна.
Я был слепым, и я так счастлив,
Что я прозрел, и день ненастный
Мне кажется таким красивым.
Лишь я внутри такой унылый,
И дождь я всей душой люблю...
Не знаю я, как все случилось!
Однажды я раскрыл глаза,
И вижу потолок, и крышу,
И яркий, золотистый свет.
Я думал это сон, но нет!
Какой же крик стоял тогда
От маменьки моей с утра!
Увидел я цветы, траву,
Песок на тихом берегу;
Увидел наш цветущий сад,
Малину, щавель, виноград.
Такая радость! Счастье! Бред!
Полина, лучше всего нет!
Увидел маменьки лицо,
Ее глаза и нос картошкой.
Скатилась у нее слеза.
Смеялся и тогда Митрошка.
Он старший брат мне по кровИ,
Наш дом в наследство получил.
Я с ним кажусь ребенком малым.
Он из себя такой удалый:
Большой и толстый, злой с конца.
Митрошка весь пошел в отца.
Отец мой жесткосердным был.
Он бил прислугу, маму бил…
Я с детства слышал крик из комнат.
Он одного его любил.
Все “Митрофан, да Митрофан!
Моя ты гордость! Прямой стан!”
И мать моя его ругала,
Все говорила обо мне,
Мол, я прозрею, что я сильный,
Я стану птицей длиннокрылой!...
Отец не верил, не судил,
И пуще маменьку он бил.
И тяжело мне было, больно.
А я сидел лишь и дрожал.
Меня и брат стручком считал…
Но я окреп, и стал сильнее!
Утихли в сердце все метели.
Учился я прилежно в школе,
А брат мой лишь гулял на поле
С рогаткой меткою в руках –
Стрелял он в птиц, и перья – в прах!

Однажды заболел отец,
И слег на дни, на месяцы.
Ему плели из трав венец,
И знал, что скоро смертница.
В последний день он так ослаб,
Просил у маменьки прощенья,
Но грубо, будто ей он враг,
Которому уж нет спасенья.
Мне руку подал на прощанье,
Но ничего он не сказал –
Лишь посмотрел в мои глаза,
И хмуро к стенке отвернулся.
Он гордым был, и пораженье
Не признавал он, нет сомненья.
Оставил все он Митрофану,
И кроткой маменьке моей.
А мне лишь только одну вещь –
Семейную реликвию.
Да и ушел со хмурым взглядом,
Оставив все как есть и надо…

У брата целый дом теперь:
Пять комнат, сани, стойло, кони.
Но обозлился Митрофан
Из-за наследства моего,
Мол, дескать, у тебя
Моя вещь тоже, так нельзя.
Он глуп, ревнив, до боли зол,
Жесток и груб собою.
Потребовал отдать ту ценность,
Оставил что отец в прощанье.
Тут мать вступилась, закричала,
Мол, сын, ты слишком глуп,
Не смеешь Коленьку ты трогать
Из-за наследства своего.
Добра отцовского что-ль мало?
Оставь ты злость, оставь его.
Но Митрофан неумолим –
Погнался он за мною в поле,
Ногой своею мяв траву,
Да чуть в болоте не тонул.
Он неуклюж и очень туп.
Есть сила, а ума не надо!
И в нашем доме стало дико –
Прислуга разбежалась.
Матрена лишь одна осталась,
Что вместе с маменькой прядет,
И песни по утрам поет.
Невыносимо стало мне
День ото дня там находиться.
И каждый вечер с маменькой
Мы, сидя у ручья,
Вели беседы тихие,
На солнца свет глядя.
Все понимала маменька,
И помогла бежать
От брата, как от Ирода,
Судьбу свою искать.
Ей тоже было плохо с ним,
Но он ей сын, и он любим.

И как-то на рассвете раннем
Пропели петухи.
От солнца был лишь мелкий блик,
Когда вскочили кони вмиг,
Заржали от росы холодной.
И мать меня поцеловала,
Благословила на прощанье:
“Я без тебя не пропаду!
Не бойся, Коленька, родной!
Найди ты счастье за горой.
Тебя люблю я больше солнца,
И я горжусь, что сын ты мой!
А если будет одиноко –
С травою говори высокой,
Кричи ты ветру, что летит
Меж серых гор, и все вопит.
Я верю, ты найдешь, мой милый,
Все то, что ищешь, и что ждешь!
И стал ты птицей длиннокрылой,
Свое гнездо вдали совьешь.
Молюсь я за тебя, мой Коля!
Мой дорогой, мой милый сын!...
Пусть будет не трудна дорога!
Иисус Христос! Благослови!”
И зарыдала мать в отчаянье,
Закрыв глаза белЫм платком.
И обнялись мы на прощанье,
Стирая слезы рукавом.
Она мне долго вслед смотрела,
А я рыдал, как небе грач.
Мой конь заржал, и быстрым ветром
Он вдруг пустился быстро вскачь…

Я ехал день, скакал я ночь,
Все мысли улетели прочь.
Я под уздцы держал коня,
И нес вперед мой конь меня.
Давали мне приют в домах,
Я ночевал на чердаках.
И каждой ночью, в тишине
Смотрел на звезды яркие.
Они в глаза светили мне,
Подобно солнцу жаркому.
Дышал свободой я в груди,
Что страх пред братом победил.
Но было в сердце горько мне
За маменьку родную.
Ее я видел взгляд во сне,
Ее ладонь и волос серый;
На сарафане фартук белый,
Которым еще в детстве нежно
Она лицо мне вытирала
От талой, ледяной воды.
И мать во сне мне улыбалась,
Но со слезами и печалью,
Ведь Коля улетел из стаи
Искать свой путь и свой удел.
А голос звезд все шелестел…

Однажды, еду мимо речки.
Горит и жарит солнце печкой.
Был ясный день, и голубое
Сияло небо на просторе.
Игрался ветерок шальной
С холодной дивною рекой.
Гляжу я – лодка на воде,
Перевернулась кверху дном!
Девица маленькая в ней,
Вопит, кричит, зовет на помощь!
Пришпорил я коня скорее,
Несусь с холма, да по песку.
Бежит молодчик уж к воде,
Рубаху скинув на бегу.
И в речку – плюх! Плывет он к лодке.
Я тут подъехал, и смотрю –
Уж девочку он на руках несет,
И лодку тащит за собою.
Мы вместе нА берег крутой
Ее и затащили.
Девице не было семи –
Слезами заливалась:
“Я виновата! – говорит. –
Я батю не слушАлась.
Хотела рыбок наловить,
Похлебку рыбную сварить,
И бате в кузницу снести,
Порадовать и накормить!”
Молодчик тут же засмеялся,
Взглянув на солнце, на траву,
И молвил тут он ей с улыбкой:
“Тебе, хозяйка, помогу!
Пойдем, девченочка, со мною!
За этой небольшой горою, –
Он указал на холм вдали, –
Закинул сети я с утра.
Вся рыбка там теперь твоя! –
Залился тут он звонким смехом.
Девица просветлела тут же,
И личико румяным стало,
Улыбка в губках заиграла.
Поднялся с корточек молодчик,
И обратился он ко мне. –
Спасибо, друг! Как величать?
- Я Николай.
- А я Остафий. –
Пожали мы друг другу руки,
И он, сощурившись от солнца,
Промолвил мне, - Пойдем де с нами!
Я рыбкой свежей угощу!
Я ведь рыбак, я не шучу.
Узнаю вас тогда поближе.
Приезжий вы? Я точно вижу.
Ну, вот и славно! Ну, вперед!
Нас с рыбой сеть за горкой ждет!”
И взяв девченочку за руку,
Задорно тут он зашагал.
Я слышал свиста его звуки –
Остафий песню напевал:

«На рассвете, на туманном,
Средь цветов и сонных грез,
Напевал своей любимой
Песню я далеких звезд.

Шум реки звучал, как домра.
Песнь соловушки – свирель.
И, подобно струнам ветхим,
Над цветами ветер пел.

Милой смех мне, словно пища,
А улыбка, как вода.
В чистом поле, будто птица,
Подпевает мне она.»

Взошли мы уж на холм цветущий,
И столько там травы растущей! –
Тропинку еле видно в ней.
Мы шли под солнцем золотистым,
Блестели росы, и искристой
Казалась речка в свете ясном,
Прозрачной, чистой и прекрасной.
Лесок тернистый я увидел,
Как мы на этот холм взошли.
Березки в нем шумели тихо,
И мы, спустившись, в них вошли.
Река полянку огибала,
Стоял где домик рыбака,
Трава шелкОвою казалась,
И я пустил пастись коня.
Лачужка ветхая скрипела,
На старой крыше птицы пели.
Висели сети по бокам,
Казалось, не ночуют там.
Остафий, хлопнув по плечу,
Понесся с девочкой к реке,
Блестела что на солнце ясном.
Там сеть они вдвоем тащили,
И рыба прыгала в траве.
Я слышал детский лепет их.
Остафий радостно дышал,
И рыбу девочке давал.

Была лачужка отперта,
Вошел я внутрь ненароком,
И рыбный запах там стоял –
Повсюду ведра, сети, сено.
Был небольшой, но ветхий дом,
Где жил рыбак не первый год.
Внутри и не было прохода –
Он жил один среди соломы,
Сетей рыбацких, без ковров.
И стало жаль мне рыбаков.
Я видел лестницу в чердак –
Возможно, там он ночевал.
Стоял там стол, на нем бумага,
Чернила, высохшие перья.
И чувствовал я в нем загадку –
Источник главного веселья.

Немного позже, мы из сучьев
Зажгли костер, и дым пахучий
Глаза нам тут же застелил.
Казался нам туманом дым.
Девчушка бегала у речки,
А нас огонь грел, будто печка.
Мы сели на бревно сосны,
Глядя, как искры веселятся,
Как сучья и трава дымятся,
И как резвится огонек.
Мой конь бродил меж тополей,
Он фыркал и стучал копытом.
А вдоль темнеющий полей
Витали перепелки скрытно.
Налили воду мы из речки –
Прозрачностью светлела та.
Остафий изобрел из веток
Подставку для того костра.
Пока вбивал он ветки в землю,
Задорным голосом сказал:
“Меня всему учил отец,
(Когда мне было мало лет)
Как сети на реке поставить,
Как окуней и щуку жарить
На ярком, пламенном огне;
И как не быть всю жизнь трусливым,
И как бороть в себе всю лень.
Отец мой был всегда мудрее,
Всех справедливей и добрее.
Всегда хотел я стать как он!
Да только рано он ушел…
Ведь у меня и нет родных-то! –
Остафий с горечью сказал. –
Я здесь один всю жизнь живу,
На звезды по ночам гляжу.
А матери не помню вовсе.
Ее, кажись, я не видал.
Отец мне мало рассказал
О том, какая мама в жизни
Была до горьких самых пор.
Когда родился я у гор,
У наших дальних, у друзей.
Парижем город величают,
Друзей я тех из детства знаю –
Они с отцом уж много лет
Знакомы были, не секрет. –
Остафий улыбнулся тихо,
Задумался, и молвил вновь. –
Я уж не помню ничего,
Ведь было это так давно…
Но там, за сотнею домов,
Подобна сахару, как мед,
Моя любимая живет. –
Остафий вынул из жилета
Тихонько маленькое фото –
На нем чернели дивны кудри
Хорошенькой девицы кроткой,
Испуганно и исподлобья
Глядела что она на нас.
Ее лицо белело снегом,
И аккуратный вздернут нос.
Бледнели губы, а глаза
Большие, словно две черешни.
Глядела все та на меня. –
Эмилия! Мой свет и воздух! –
Поцеловал ее черты
Остафий с нежностью в ладонях. –
Она не часто пишет мне,
Но я так рад, когда приходят
Конверты, писанные ею,
Где она просит к ней приехать,
И что она всегда со мною,
И с болью в сердце долго ждет –
За морем, за горой живет.
И ждет увидеть меня снова,
Чтоб не расстаться никогда!
А ведь недавно, Николай,
Себя несчастным я считал…
Но я люблю! И я любим!
Но что же делать? Как мне быть?
Готов чрез океаны плыть!
Хочу скорее ехать к ней!
Но, я не знаю, как и где?
Теряюсь я уж много дней…
Мне здесь уж нечего терять.
Весь свет в душе моей, и сердце.
Бегу я людям помогать,
Для многих открываю дверцы.
Но, как мне быть? Скажи мне, друг? –
С надеждой он смотрел мне в очи.
Задумался я на минуту,
Мол, может я смогу помочь?
И тут пронзила меня мысль. –
Остафий, а езжай со мною?
Нам долгий путь держать с тобою
До моря синего, до гор.
Езжай со мною ты скорей,
Езжай к Эмилии своей! –
Лучом он солнца засветился,
И смехом радостным залился,
Меня он крепко приобнял,
Вскочил он на ноги, вновь сел,
И фото милой целовал,
И прижимал к своей щеке. –
Так счастлив я! От сердца счастлив! –
И вновь мне руки пожимал,
И вдруг заплакал, засмеялся,
И радостно он закричал. –
Моя любовь, лечу к тебе!” –
И вдруг к реке он побежал,
Да в воду прыгнет как с разбега!
Девчушка смехом залилась,
И я смеялся вместе с нею,
Стоя на тихом берегу,
Глядя, как друг в воде резвится,
Как прыгает, летит он птицей,
И с шумом снова он ныряет,
Со смехом, радостью в глазах.
Горел огонь в его очах…
Мы отвели к отцу девчушку,
Несла ему что рыб с мешок.
При встрече засмеялся, Обнял,
Кузнец, тряся чуть бородой.
Обратно мы с Остафьем дружно
Как два приятеля уж шли.
Затихли пчелы, осы в ульях,
Трещали средь травы сверчки.
Мы ночевали под луною,
Глядя на звезды, в высоту.
В Остафьевом дому холодном
Лягушки сено ворошили,
Да все пищали комары.
А здесь, в траве, где пламя ярко
Блестит, играется в ночи,
Лежали мы, глядя украдкой
Как искры в небо скачут, ввысь.
Остафий молвил, улыбаясь,
Задумчиво на них глядя:
“Ты, Николай, не представляешь,
Эмилию как жду, любя!
Как с нетерпеньем жду рассвета,
Отправиться нам чтобы в путь.
Она подобна солнца свету,
Она моя печаль и грусть.
Хочу увидеть ее очи,
Ее прямой, красивый стан.
Хочу поклон отвесить очень,
И броситься к ее ногам.
И целовать хочу ей руки,
Забыв себя, забыв о всех.
Уйдет из жизни моей скука,
Я стану твердым, как орех.
Я защищу ее от скверны,
В обиду никогда не дам.
Я буду преданным и верным,
Горою за нее я встам!
Я, Николай, любить умею! –
Сказал мой друг, глядя в звезду. –
И защитить любовь сумею,
И в пропасть лжи не упаду. –
Он замолчал, дыша всей грудью,
И зеленели в нем глаза.
Глядел он в даль, на птиц над прудом.
Над ним белела та звезда.
Он зашептал, глядя на небо. –
Люблю Эмилию, как солнце,
Что светит в очи по утрам.
Я распахну свои оконца,
И вмиг вдохну я запах трав.
Люблю, как васильки на поле,
Колышет ветр их рукой.
Услышу скоро шум я моря,
И наступлю в него ногой.
Я выращу ей сад тернистый,
Чтоб аромат стоял душистый,
Чтоб радовать ее с рассветом,
В душе ее цвело чтоб лето.
Когда ее читаю письма,
В которых нежно говорит:
«Остафий мой! Остафий милый!»
Дрожу от счастья я внутри!...”
Белели звезды в синем небе,
Оберегая наши сны.
Костер потух под тихим ветром,
Трещали в травах светлячки…

Проснулся я от шума крыльев –
Летел к нам голубок почтовый.
Спустившись, сел он мне на плечи,
И я узнал его в мгновенье –
Летел из дома моего,
И нес он для меня письмо.
Рассвет лишь только загорался.
Писала матушка мне в нем.
Раскрыл в руках конверт я белый,
И с жаром стал его читать:
«Сыночек, здравствуй, мой любимый! –
(Туман уж застилал глаза). –
Ты как, мой птенчик длиннокрылый?
Какие у тебя дела?
Уж не болеешь ли ты часом?
Здоров ли, миленький ты мой?
Пройдет пусть за спиной ненастье,
Пусть сгинет, уплывет рекой.
В слезах пишу тебе я, Коля.
Нам с Митрофаном жизни нет.
Но я не жалуюсь на долю,
Которую мне выдал свет.
Он дом весь на уши поставил –
Себе невесту отыскал.
На днях они сыграли свадьбу.
Привез невесту Митрофан
В наш дом богатый и роскошный.
Живет теперь невеста с ним,
И будто в доме у себя.
Меня она не замечает,
Порой кричит иль прогоняет,
Как будто ей служанка я.
Представь, мой Коленька, себе:
Идет гусыней, с пышной грудью,
Ступая важно по домУ,
И взгляд у ней такой коварный,
Того гляди, как лед стеклянный,
Сама, как пирожок румяный,
Упитанная отродясь.
Я без упрека Митрофана
В молчанье уж благословила,
Сказать чего-либо боясь,
Уж раз нашел, так пусть и любит,
Пусть женится, коль нужно так…
И вот, любимый мой, страдаю,
Дышать здесь нечем мне теперь.
Подобно снегу в сердце таю,
Молюсь все Богу об тебе,
Чтоб защитил тебя от скверны,
Покойно было чтоб в душе…

Пишу тебе с предупрежденьем,
Мой милый, родненький сынок,
Сегодня Митрофан поехал
Тебя искать, скача по кочкам.
Все дело было в ожерелье,
Что подарил тебе отец.
Невеста пожелала тотчас
Его себе она надеть:
«Хочу себе я ожерелье!
Висело чтоб на моей шее!
Мой Митрофанушка, ты сам
Хотел себе отца богатство.
Так отыщи мне своего
Скорее младшего ты братца,
Увез что ожерелье то,
Да с позолотой, серебром.
А чтоб не убежал за море,
За лес, за реки, и за горы,
Пошлем рабочих на границу,
Чтоб не пустили там его,
И вдруг, поймав за детский ус,
Домой сюда приволокли.
И брата ты найдешь родного,
И ожерелье мы получим! –
Сказала шепотом невеста.
Ответил Митрофан с улыбкой,
Мол, так и сделают они »-
Подслушать разговор сумела
Я у дубовых их дверей,
И вдруг слезами залилась –
Какое зло настигло нас!
Сыночек, миленький, родной!
Беги ты дальше, за поля,
Ищи дома, ищи приют,
Туда, где добрые живут.
Средь них найдется нам спасенье,
Тебя душевно там спасут.
Я верю, мой родной, мой милый,
Летишь ты птицей длиннокрылой
В далекую немую даль.
Меня, родной, не забывай!»
Читал письмо я со слезами,
Закрыв рукою рот от вздоха.


С Остафьем в путь мы собирались,
И сев на вороных коней,
В безлунную мы даль помчались,
Пугая сизых голубей.
Искали мы ночлег в деревнях,
Порой глядя на поле звезд.
На ярмарках, смеясь, гуляли,
И забывались среди грез.
Мы с ним приятелями стали,
И все скитались по лесам.
Мы пели песнь, как горностаи,
И шли вперед, к белЫм горам.
Порою маменька со вздохом
Пред моим взором появлялась,
И жегся я своей печалью,
Глядя на тающий рассвет.
Все думал я о жизни нашей,
Мечтал, грустил, летел стрелой
Среди полей вперед Остафья.
Как я хотел успокоенья!
Чтоб зло ушло от нас навеки!
Чтоб жизнь спокойною была,
И мать счастливою жила!
И больше не боюсь я брата,
Горою встану за родных!
Лишь только бы улыбку видеть,
И теплый материнский взгляд.
Уж смыли страхи дождь и капли,
Стою на диком я ветру.
Играют комары спектакли.
День ото дня любовь ищу…

       VI Глава

Сидя под белою луною,
Все говорили меж собою.
Глядели лишь в глаза друг другу,
Не слыша стрекотаний луга,
Где сотни маленьких сверчков
Готовились трещать всю ночь.
Где все давно во тьме уснуло,
Трава пушистая прильнула
К холодной и сырой земле.
Лишь ветер резвый все тревожил
Цветущие кусты, деревья –
Они шептались меж собою,
Глядя на блеск в глазах Полины,
И слыша речи Николая,
Как голос тихим баритоном,
Подобно водам в океане,
Нашел свой берег он песчаный,
И распустился в них цветком.
А ночь накрыла одеялом
Как-будто звездным покрывалом
Их тихие родные речи –
Они для сердца, словно печи…

Шумел все ветр на бегу,
Цвела черемуха в саду,
Пленял той аромат душистый,
Как свет от солнца золотистый.
Настало утро, ночь ушла.
Полина ночью не спала,
Глядя на звезды в полутьме,
Мечтала, думала оне.
Вдруг отворилась с шумом дверца –
Вошел с улыбкой Николай.
И не узнать его с утра –
Светился он подобно солнцу,
Подобно девственным лучам.
В его глазах играли искры,
Улыбка нежности полна.
Он выглядел таким счастливым,
Что ночь всю горесть унесла,
Которую в своем он сердце
Держал все дни, и все года.
На нем шелкОвая рубаха
Молочной белизной светилась;
Чернявая копна волос
Подобно волнам закрутилась;
Усы прямые и ресницы
Блестели чернотой на нем,
А на груди его виднелась
Иконка Матери Святой.
На миг Полина оробела,
Держа в руках хрустящий хлеб,
С минуту на него смотрела,
Как грусть его сошла на нет.
Он бодрым шагом вышел к ней,
Чуть тронув черный, гладкий ус,
Прижал ладонь к груди своей.
Она ему чуть улыбнулась.
Раскрыл он дверь в цветущий сад,
И протянул ей руку он свою:
“Пойдемте, душенька, гулять!” –
Сказал он ей с улыбкою.
Шуршал подол простого платья,
Небесных голубых цветов.
Сплелись ветвями тихо пальцы.
Средь зеленеющих лугов
Все шли они, и говорили.
Был ясный день, ласкало солнце
Лучами золотыми лица.
Их голос раздавался в поле,
Где пели с нежностью им птицы.
Душистая трава пленяла –
Полина туфли тут сняла,
И по росе идя стеклянной,
Смеялась весело она.
И Николай вдруг вместе с нею,
Тяжелые сняв сапоги,
Так беззаботно, звонко, искренне
Смеялся он, идя в траве.
Шагая вдоль путей песчаных,
Меж серых валунов багряных,
Идя дорогою кривою,
Все говорили меж собою,
Глядя в небесный свод лучистый,
Где солнце светом золотистым
Приветливо ласкало их.
Они гуляли вдоль ручья,
Неслась в ком талая вода,
Журча, переливалась звонко,
Баюкая их голоса.
Им лес шептал, шумя ветвями,
Березы листьями ласкали,
Когда они, смеясь, бежали,
Стволы их пестрые сжимали,
Глядя с улыбкой друг на друга,
И вновь бежали резво, к лугу.
Сидели средь цветов пахучих,
Средь одуванчиков цветущих,
Плели они из них венки.
Смеясь, Полина помогала
Плести венок и Николаю,
Который с радостью внимал
Ее певучим он словам.
И одуванчики качались
На тихом, ласковом ветру,
И голоса чуть раздавались
На пестром солнечном лугу.
Цветы простые, полевые,
Светились, стебли зеленели.
Казалось, будто звезды с неба
Давным-давно на луг слетели.
Все поле словно золотой
Песок укрыл, шумя волной.
И с ветром шепчутся цветы –
Живые словно бы они.
Ведут беседы меж собой,
Качаясь тихою волной.
Их терпкий аромат душистый,
И яркий солнца будто цвет
Пленяет взгляд, идущих мимо,
Держащих путь в дремучий лес.
И одуванчики сияют,
На солнце ярком все горят,
И слышат голос Николая –
С Полиной тихо говорят.
И ветер их слова унес
За горы, к морю, за утес…

Прошло шесть дней, и каждым утром
Гуляли Николай с Полиной,
Задумчиво вели беседы,
Глядя на бархат облаков.
Она друг друга понимали,
И слову с радостью внимали.
Их ветр призраком рукою
Чуть теребил копну волос.
И с каждым новым днем Полина
Все больше гостя своего
Внутри себя в сердцах любила,
Скрывая это от него.
И с каждым днем у Николая
Все чаще билось сердце с ней.
Он размышлял, не понимая,
Что с ним стряслось, что за болезнь?
В Полине видел свет он жизни,
Таинственный, как свет луны;
Ничто его уже не грызло
И не рвалось в нем изнутри.
Ни в ком не видео столько света,
Не видел столько пониманья.
Она его умела слышать,
И утешала, сострадая.
И с нею каждый день прощаясь,
И в комнату свою идя,
С улыбкой тайной содрогаясь,
Ее глаза он вспоминал.
Он слышал тишину дыханья,
Как сердце бешено стучит,
И взор ее в воспоминанье
Так робко на него глядит.
Проснулась в сердце его вновь
Большая светлая любовь.
Ее он слушал голос тихий,
Внимал ее чуднЫм словам.
Собой она была проста,
Внутри, как белый лист, чиста.
И веет от нее природой,
Песком с брегов и хвойным лесом,
Цветами, льном и роз чудесных,
Вот-вот цвести что начинают
В благоухающем саду.
Он наблюдал порою нежно,
Сидя, чуть приоткрыв окно,
Как под черемухой цветущей
Полина ласково поет,
Перебирая в пальцах листья,
Как под цветы она кладет,
Чуть тронув мягкие их стебли.
И сад растет, и сад цветет,
Щебечут птицы на кустах,
Задумчиво она поет,
Глядя с улыбкой в небеса:

«Сонное утро развесило росы,
Блестит под ногами трава.
Ты расплела свои длинные косы,
Вьется волос в плечах у тебя.

По коже мурашки, идем распокрыты,
Платком лишь укрыли мы плечи.
Солнышко ясное в небе закрыто,
Уже наступил будто вечер.


О, сколько ромашек на нашем лугу,
Васильков, незабудок, фиалок!
Качается луг на холодном ветру,
И безмолвно он замерзает.

Вдалеке темный лес зарастает осокой,
И сучьями тихо скрипит.
Закрылись дороги травою высокой,
Скрывая следы от копыт.

Я нагнусь за цветком белоснежной ромашки:
“Ах, подружка, давай погадаем!”
Лепестки плавно сыплются мне на рубашку,
«Любит, не любит» играем.

Любят меня, улыбаешься ты,
Дальше идем по тропинке.
Сыплются белые с нас лепестки,
И летят на ветру, как снежинки.»

И голос льется, как ручей,
Журчит, переливаясь.
Баюкал голосок у ней,
Средь сада разливаясь.
И Николай, закрыв глаза,
Все слушал, сидя у окна,
Внимая трелям птиц игривых,
Таких же мягких, длиннокрылых;
Внимал прохладному он ветру,
Тревожил ветви что берез,
И слышал он Полины голос –
Он легким был, на вес, как волос.
И сквозь открытое оконце,
Закрыв глаза, он представлял,
Что там, в саду, поет им солнце,
И утопал в его лучах…

И оба чувствовали тайно
Внутри себя приливы сил.
Как сердце нитью их связало,
Платок как счастья их накрыл.
И каждый день их был чудесным –
Светило солнце, дождь сбежал.
Под кровом голубым, небесным,
Им нравилось вдвоем гулять.
Они как- будто вновь зажили,
И задышали будто вновь.
Раскрыла сонные их очи
Рукою первая любовь.
И перестала жизнь быть серой,
Унылой, мрачной и туманной.
Из уст собою льются песни,
И мысли копошатся рьяно.
Но Николай не мог понять,
За чувства что проснулись в нем.
Он много думал по ночам,
И говорил он сам с собою,
Глядя на звезд туманный свет:
“во мне проснулась жизнь иль нет?
И почему я стал счастливей?
И от чего я каждый день,
Подобно птице длиннокрылой,
Лечу с улыбкой тайно к ней?
Скажите, звезды, что со мною?
За чувства что поют во мне?
И перестал я быть собою,
Я перестал гореть в огне.
Меня он больше не съедает,
А может, только больше ест.
Но я его не замечаю.
На страхах я поставил крест.
О, звезды, тусклые, немые,
Скорее дайте мне ответ!
Те мысли, чувства во мне злые,
Доселе что во мне сидели…
Во мне их словно больше нет.
И перестал я жить лишь прошлым,
Волнует лишь меня сейчас.
Скажите, звезды, что за чувства
Шумят рекою внутри нас?
О, звезды, должен разобраться
Я сам с собою, спору нет.
Мне нужно ехать дальше, в горы,
По тихим и пустым дорогам,
И думать, мыслить о себе.
О, звезды, тихие, ночные,
Услышьте шепот мой земной!
Себя хочу понять я, звезды,
Хочу узнать себя я, звезды,
Смирить внутри себя морозы,
И сердце буйное раскрыть.
Вы помогите ключ найти мне,
И зло внутри себя убить…”
И Николай решил с рассветом
Покинуть дом его Полины.
И не сомкнул он ночью глаз,
Все думал, мыслил, рассуждал,
И взгляд Полины вспоминал…

На утро, только солнце встало,
Собрался ехать Николай.
С Полиной сухо попрощался,
Поймав ее невольный взгляд.
И тронулся он в путь далекий,
Погладив голову коня.
Но в глубине души печальным
Вдруг показался ее взгляд.
И обернулся он невольно,
Сидя на черном жеребце –
Полина, с тихою слезою,
Стояла грустно на крыльце…

      VII Глава

…Уехал Николай. Туманы,
Подобно белому платку,
Поля и реки застилали.
Рассвет вдали казался бледным,
И таял он подобно снегу
В играющих златых лучах,
Что солнце с нежностью пускало,
И ими чуть оно играло
В печальном взоре их Полины.
Все на крыльце она стояла,
Глядела в сумрачную даль,
В которой был совсем недавно
Ее любимый Николай.
Уехал он, звеня уздою,
Шумела грива у коня,
Копыта цокали с землею,
За ними пыли столб стоял.
Уехал вдаль, где лес дремучий,
Где шум реки звенел, искрясь,
Где собрались под кровом тучи
И дождевую видно страсть.

Стояла долго так Полина,
С надеждою смотрела вдаль,
Быть может, он еще вернется,
Она увидит силуэт,
И сердце вновь ее забьется,
И станет чУдным тот рассвет…
Но было пусто. Только ветер
Гулял и травы ворошил.
Полина тихо дверь закрыла,
И долго думая, уныло
Глядела на нее она,
Надеясь вновь услышать стук,
Иль тихий шелест его рук…
Но было тихо. Только птицы
Порою звонко щебетали
В благоухающем саду.
Березы кИстями дрожали,
Ловили ветр на лету.
И в доме было очень тихо –
Ни шума, скрипа, голосов,
Лишь кот мурлыкал и сопел,
Сидя у ног Полины,
И тихо на нее глядел
Глазами, цвета тины.
Полина вышивала фартук,
И был он белым, словно снег.
Игла с наперстком все играла,
Натягивала нить, стучала,
Узор красивый вышивала,
Невольно нитку обрывала,
Колола пальцы, как ножи,
Игла колола до крови.

И тихо утро так проходит,
За утром день, за днем и ночь.
По саду резвый ветер бродит,
Зовя Полину, словно дочь.
Сидит Полина в тишине
И ветру резвому внимает,
И мыслит, думает оне –
Ее душа внутри страдает.
Перед глазами слез туман,
Бледнеет мир, бледнеет свет.
Лишь ветер все о ней узнал,
Лишь он услышал ее бред.

И вновь рассвет, и снова ночь.
Гоняет ветер мысли прочь.
Полина косы распустила –
И вьется волос до колен,
Свою Полина дверь раскрыла,
И вместе с другом волевым
Отправилась она на поле,
Оставив туфли у порога.
Пушистый кот бежал за нею,
Мурлыкав, он играл с травой,
Мяукал, видя отраженье
В прозрачных лужицах дорог.

Как хорошо на поле ночью!
Весной нет мрака, нет и тьмы.
Лишь тусклый свет на небе точит,
А цвет небес, как дно реки.
Шуршит трава все под ногами,
И росы сыплются с нее.
Озябли плечи от прохлады,
Она к твоим губам прильнет.
Стрекочут и поют цикады,
Но тихо, где-то вдалеке.
С Полиной ветр все играет,
И тонет с нею в тишине.
Цветы колючие отступят,
И уберут от ног шипы.
Трава прильнет к земле невольно,
Прижмутся с нею и цветы.
Легла Полина на траву –
Холодная земля, прохлада,
Все не во сне, все наяву,
И большего ей и не надо.
Глубокое ночное небо,
Как купол церкви над главой.
Белеют звезды, светят слепо,
И тонут в небе под волной.
Холодная земля обнимет
Травою мокрое от слез
Печальное лицо Полины,
Оставив след туманных грез.
Ей ветр тонкою рукою
Все теребит копну волос,
Намокли пальцы от росы,
Холодные теперь они.

Полина смотрит в небеса,
Все думает о Нем она.
Уж розовеют облака,
Огонь рассвета пламенеет,
Шуршит под пальцами трава,
И звезды тусклые белеют.
“Скажи, мой друг, мой буйный ветер,
Ответь мне, милый, отчего
Страдаю я на этом свете?
Все жду я счастья своего?
Как дом покинул Николай,
Мой мир внезапно тусклым стал.
Ответь мне, ветер, почему?
Не уж то я его люблю?
Ведь каждый день я вспоминаю
Сиянье тусклых серых глаз.
Его я голосу внимаю,
И помню все черты лица.
Он словно свет луны на небе,
Такой холодный и другой.
Он – неразгаданная книга,
И крик души внутри немой.
Хочу его прикосновенья,
Увидеть взгляд хочу я вновь,
Не уж то с тайным содроганьем
Я чувствую к нему любовь?
Мой ветер, как же я тоскую!
Внутри меня горит огонь,
Ничем его ты не затушишь,
И не затопчешь ты его.
И помню я, как мы смеялись,
И чудный, ласковый тот смех
Впервые был у Николая.
Скажи, мечты мои все грех?
И не могла я все поверить,
Что он уехал от меня
В немую даль, где солнце светит.
Внутри души моей печаль.”
И слышен шепот в тишине:
“Вернется ль Николай ко мне?”

Полина в небеса смотрела,
И сдерживая слез ручей,
Она для ветра песню пела,
Гулял что птицей вдоль степей:

«Реченька бездонная вьется средь камней.
Милый ты мой, миленький, приходи скорей.
Развей рукою сильною ты мою печаль.
Забери меня с собою в солнечную даль.

Долети ты птицею, голос молодой.
Пусть услышит миленький, пусть придет, родной.
Пусть подхватит на руки с старого крыльца.
С плеч собьет он тяжкие камни и свинца.

Долети ты, песнь моя, ласточкою ясной.
Пусть пою я для него, пусть все не напрасно.
Верю сердцем сокровенно, верю я душой,
Что любимый совсем скоро уж придет за мной.

Долетите, мои грезы, потревожьте ветер.
Лучше миленького нет на всем белом свете.
Ты прислушайся к шептаньям в рощице берез –
Они веточками гонят из души мороз.

Холода нам не страшны, хоть и грянут вновь.
Нас согреет искренняя чистая любовь.
Долети ты птицею, песня вдаль степная,
Расскажи, что жду его, что от солнца таю.

Пусть примчится он скорее, сквозь града и реки,
И закрою на груди у него я веки.
Обниму его за плечи, чувствуя тепло,
И скажу: «Мне, мой милый, с тобою хорошо!»

Проходит день, проходит ночь.
Полина гонит мысли прочь.
Померк в глазах ее тот свет,
Что ярким полыхал огнем.
И вновь встречает тот рассвет,
Стоя на поле, босиком.
Но днем Полина не скучала –
Она подушки вышивала
Для девушек, что из села.
Порою книги все читала,
Кормила птиц, и хлеб пекла
Из льна, пшеницы и овса.
Цветы цвели, благоухали,
Когда она в саду сидела,
И часто им душевно пела,
Смотря на дрожь березок тонких –
Тревожил ветер ненароком
Их белый, стройный, прямой стан.
Полина выглядела бледной,
Задумчив взор, и слов из уст
Ее почти никто не слышал.
Шептались люди вечерами,
Но тихо, мирно они спали.
Гнала Полина мысли прочь,
Но как пришла на землю ночь,
Она внутри себя страдала,
И Николая вспоминала…

Однажды, вечером туманным,
Ветра завыли над лугами.
Пунцовые приплыли тучи,
И искры небо рассекли.
Заволновался лес тернистый,
Верхушки сосен потемнели,
И раскачались на ветру.
Цветы притихли на лугу.
Закапал дождь, и ливень бурный
Все пеленою застилал.
И небо стало темным, хмурым,
И лишь огонь в печи пылал.
Пушистый кот дремал на стуле,
Полина изучала травы,
Что разложила на столе.
Из книг она их узнавала,
И улыбалась лишь грозе.
Заплакал дождь еще сильнее,
Стуча по крыше, как рукой.
И он казался ледянее,
Все шлепал по земле ногой.
Внезапно, в дверь раздался стук –
Он был настойчив и глухой.
Полина отвлеклась от трав,
Забилось сердце чуть в груди.
И отперев в двери замки,
Раскрыла дверь она с надеждой.
…Но перед ней стоял во тьме
Мужчина незнакомый ей.
На миг Полина обомлела,
Увидев гостя своего.
Огонь, как луч, в печи пылал.
Стоял пред нею Митрофан...

       VIII Глава

Он был высоким, толстым, бледным,
С лица дождя стекали капли.
Насквозь промокла вся одежда,
Но гость отнюдь не бЫл в отчаянье.
В его глазах сверкали искры,
И злобой рот скривлен его.
Холодный дождь по нем сочился,
И гость промолвил: “Где же он?”
Во все глаза на гостя глядя,
Полина слов собрать от страха,
Дрожа всем телом, не могла.
И, задержав на миг дыханье,
Полина глубоко вздохнула,
На гостя вновь она взглянула,
Поймав холодный его взгляд,
Сказала: “Вы входите в дом
Уж вечер нынче. Вы промокли.
Согрейтесь вы у очага,
У теплого его огня.
И подождите утешенья
Шумящей бури за окном,
Пока дождей не смолкнет пенье.
Входите, гость, вы в теплый дом.”
Лицо его чуть просветлело,
И брови черны поднялись.
Протиснулся он в дверь Полины,
Она ее за ним закрыла,
И пригласила сесть к столу.
Вода стекала с рукавов,
Темнели пятна на рубахе.
Был слышен лай собак с дворов,
И дождь шумел, не умолкая.
Гость обернулся вдруг к Полине –
В его глазах огонь пылал,
Лицо его, подобно льдине,
И молвил он: “Я Митрофан.
Меня, я вижу, ты уж знаешь.
И знаю даже от кого.
И где же он?” – спросил у ней он,
Вдруг став по комнате ходить.
Он настежь распахнул все двери,
Заглядывая в комнат мрак,
Где были убраны постели,
И где царила темнота.
“Да что вы делаете, сударь? –
Негромко вскрикнула Полина. –
Закройте двери, и вернитесь!
Я пригласила вас согреться,
Лишь потому, что вы промокли.
Зачем же вы со мною так? –
Она в его глаза взглянула –
И в них она почти тонула.
Вернулся гость, за стол усевшись,
Взглянул он девушке в лицо,
И молвил он. – Ах да,
Забыл совсем свои манеры!
Прошу у вас за то прощенья.
Хотел вопрос задать я вам –
Куда девался Николай? –
На миг Полина замолчала,
Невольно вспомнив Николая,
И в горле проглотив комок,
Она сказала Митрофану. –
Здесь Николая нет давно,
Напрасно ищите его.
Но, сударь, милый, расскажите,
Откуда вы о нем узнали,
Что здесь он был, и заезжал?
- Мне люди из села сказали. –
Ответил тихо Митрофан,
Загадочно свой взгляд бросая,
С ухмылкой резкой на лице. –
Осмелюсь вас я попросить
Налить мне теплого отвару,
Налейте, барышня, мне чаю.”
Вздохнула девушка невольно –
Стучало сердце не свободно,
Закрыла веки от волненья
Полина, хлопая в плечо.
И Митрофан, чуть улыбнувшись,
К огню в печи вдруг отвернулся,
Бурча мелодию под нос.

Пока вода, бурлив, кипела,
Полина гостя рассмотрела:
Он по-дворянски был одет –
На нем кафтан и сапоги,
Чернели будто смоль они.
Лицо его луной бледнело,
И под глазами синева.
Собой он был не так хорош –
Открытый лоб, картошкой нос,
И толстой ручкою своей
Он гладил светлый волос
Почти на лысой голове.
Но взгляд его, подобно тени –
В нем тусклый свет звезды бледнел.
Глаза его большими были,
Глубокие, как две реки,
Но тьмою в нем полны они.
Полине жалко стало гостя,
Хотя он бил тугою тростью
Ее милОго Николая.
Ей видно было в Митрофане
Всего лишь слабого глупца,
Хотя и выглядел он сильным,
Уверенным в себе, но скрытным.
И он уставшим ей казался,
От жизни тяжкой, от богатой.
Быть может, он родись без денег,
Смог жить свободно, не как пленник.
Полина видела, что он
Лететь не может в жизни птицей –
Его внутри, как цепи держат
И колют деньги, словно спицы.
Спина уж гнется от их ноши –
Висят бумажки те свинцами
На толстых плЕчах Митрофана.
И жаль ей искренне его,
Но сам он выбрал этот путь,
К простой уж жизни не вернуть…

Был подан чай. Вздохнул тут гость,
И на Полину посмотрев,
Он пригласил ее с ним сесть.
Полина робко села рядом.
Шумели капли за окном,
Сверкали искры, гром гремел,
И дождь за дверью пуще пел.
“Надолго я у вас останусь. –
Промолвил с хрипом Митрофан,
И отхлебнув из чашки чай,
Продолжил. – С вами нам
Нелегкая досталась доля –
Я вижу это по глазам. –
И к ней лицом он повернулся,
С улыбкой горько насмехавшись,
И вновь на пламя он взглянул. –
Я с Николаем не дружил. –
Он молвил вдруг после молчанья. –
Казалось мне, он не тужил –
Меня умней он, и красивей,
И я завидовал ему.
И мне хотелось быть счастливым,
Быть мудрым, добрым и красивым. –
Тут посмотрел он на Полину –
Внимая, та слегка кивнула. –
Я посему всю жизнь свою
На брата злость и гнев держу. –
Сказал с раскаянием гость. –
Хотел я быть любимым кем-то,
И вот, нашел себе жену.
И думал, буду я счастливым,
Смогу спокойной жизнью жить.
Но жизнь теперь невыносима,
И как, не знаю, дальше быть.
Хочу я угодить любимой,
Чтоб и она меня любила.
Но, чувствую, что стал рабом
В ее руках с златым кольцом.
И нет пути у нас назад,
Иль шею мы свою свернем,
Если дорогою пойдем,
Где много выступов, камней,
Оврагов, бревен и морей.
Жена, как тяжкая гусыня,
Сидит теперь в моих плечах.
Но я привязан к ней навеки,
Закрыл я с нею свои веки,
Подобно малому младенцу.
Я знаю, что она крепка,
И все исполнит для меня,
Ведь для нее я солнца свет,
Я бархат, шелк, малины цвет.
И для меня она детей
Здоровых скоро нарожает,
И будет у меня семья,
И в доме крики, беготня…
Но буду с ними счастлив я? –
И Митрофан взглянул в глаза ей –
Сомнений полон он, страданий.
- Считаю я, что вы не правы. –
Ответила ему Полина. –
Я понимаю, Митрофан,
Что вы потерянная птица,
И негде словно вам ужиться.
В лесу вы как птенец кукушки,
Которого в гнездо чужое
Подбросила она в молчанье,
И улетела вдаль, за стаей.
Послушайте, мой гость женатый,
Не будьте птицей вы пернатой.
Вы не упрямьтесь, а любите,
И что имеете – цените.
Вы прекратите размышлять
О том, что вы такой ужасный.
Ведь жизнь вокруг у всех, у нас,
Своя, по-своему, прекрасна.
Работать в поле вы пойдите –
Отпор вы праздности дадите,
И лень от вас отскочит зайцем,
Прижмете к ногтю вы бахвальство.
И не завидуйте вы брату –
Пол жизни он прожил во тьме.
И за него лишь только радость
Должна быть в сердце и душе.
Я не пытаюсь вас учить, -
Промолвила с теплом Полина, -
Но научитесь вы любить,
Тогда любовь будет от мира!”

…Вдруг, за стеклом, под шум дождя,
Услышали тут шум с двора.
Полина с стула тут вскочила,
Невольно слов недосказав,
И с стуком сердца во груди
Направилась она к двери.
И снова шум вдруг услыхала –
Но это вовсе не дожди…

      IX Глава

Она столкнулась с ним в саду.
Стекали капли по ветвям,
Дождь мерно шел, играя с ветром,
А с ним черемуха цвела.
“Высокий, гибкий его стан…” –
Полина подняла глаза.
Улыбка дрогнула в губах
У Николая на лице.
Рукой холодною своей
К ее лицу он прикоснулся.
Исчезли шУмы тяжких дней,
И в тишину мир окунулся.
Они стояли под дождем,
Стекали капли по их лицам,
И под черемухой вдвоем
Они, подобно белой птице,
Летали средь ночных небес.
Он с нежностью смотрел в глаза ей,
Сжав губы, точно не моргая.
Они стояли и молчали,
Внимая стуку их сердец.
И Николай вдруг подхватил
Ее красивый, легкий стан,
Прижал ее к себе рукою,
И молвил он: “Как я скучал!”
Полина, чувствуя тепло
Его ключиц и плеч широких,
Смотрела, как гуляет дождь,
Смотрела в тени туч суровых.
И на глазах ее туманом
Вдруг встала пелена от слез.
Но Николай ее был рядом,
Былых исчезли муки грез.
От посмотрел в глаза Полины,
И в руки взял ее лицо:
“Объехал я пол всей долины,
И понял, что в тебе мой дом.
Полина! Милая, родная!
Хотел понять я, что со мной,
И отчего я снегом таю,
Как вижу взгляд твой колдовской.
Ты солнца свет средь тьмы и мрака,
Средь моей ночи, ты – рассвет.
С тобой забыл свои я страхи,
Внутри себя я стал поэт.
Я никогда не знал печали
Такой въедающейся в душу,
И понял я, что я скучаю,
Что сердце грусть немая сушит.
Скакал я средь лесов тернистых,
Среди полей, цветов душистых,
И видел я тебя повсюду.
Я вспоминал твой дивный смех.
Тебя я видел в водах речки,
В глубоком небе надо мной.
И слышал в шелесте я листьев
Певучий голос твой родной.
Была со мною ты повсюду –
Гуляла ты со мной впотьмах,
Скакала на коне со мною
В немую девственную даль.
Я вспоминал твой взгляд, Полина –
В нем расцветает дивный свет.
Хотел я вновь его увидеть,
И улыбнуться лишь в ответ.
И понял я, что ты – судьба мне,
И без тебя мне жизни нет,
Что каждый день хочу я слышать
Родной твой, дивный, чистый смех.
И каждый день хочу я видеть
Манящий, колдовской твой взор.
Связали сердце мое нити –
Судьбы исполнен приговор.
Тебя люблю, моя Полина!
Люблю всем сердцем и душой!
Мне без тебя не будет жизни,
Хочу я быть всегда с тобой.
Хочу смотреть с тобой на солнце,
Как яркие его лучи
Мир раскрывают, как оконце,
В тумане голубой зари.
Хочу встречать с тобой закаты,
И ночью в тишине сидеть,
На звезды глядя, где когда-то
С тобою можем мы лететь.
Люблю тебя, моя Полина!
Как первый снег тебя люблю!
Люблю, как солнца свет в долине,
И потерять тебя боюсь…” –
Промолвил с дрожью Николай,
Во все глаза глядя на ту,
Стояла что с ним под дождем,
И слышал сердца тихий стук.
Наполнились глаза слезами,
Скатились по щекам ее,
И в горле встал комок страданий –
Сломалось в сердце их копье.
Она, рукой стирая слезы,
Вдруг всхлипнула, закрыв глаза.
Взглянула вновь на Николая,
И, силу дрожи убивая,
Промолвила она ручьем:
“Зачем покинули меня?
Зачем оставили одну?
Я ведь одной всю жизнь была…
Но сотни слов здесь ни к чему.
Без вас я очень тосковала,
Без вас я, Николай, страдала.
Какое счастье видеть вновь
Вас здесь, мой милый Николай!
Покинула меня печаль,
Что все те дни меня съедала,
И грусть, тоска – все отступило –
Я с ветром вдаль их отпустила. –
И с нежностью в его глаза
Полина тихо посмотрела.
Рукою тонкою своей
К нему она чуть прикоснулась,
И, опустив глаза на землю,
Полина робко тут сказала, -
Я верила, что вы вернетесь!
Я верила, и я ждала!...”
Скатилась по щеке слеза.
Внутри она затрепетала,
И глубоко вздохнув, взглянула
Полина в серые глаза.
Застыл весь мир холодной льдиной.
Казалось, птицей длиннокрылой
Витает сердце в них, внутри.
Глаза его звездой сияли,
Стучало сердце Николая,
Подобно сломанным часам.
Полиною он восхищался,
Внутри себя он улыбался,
И прыгал, бегал, как ребенок,
Который вылез из пеленок.
Полину крепко обнял он,
Закрыл глаза он в наслажденье:
“Я вас люблю, моя Полина!
Навеки вы теперь со мной!
Согласны ль вы со мною быть,
Со мною жизни разделить? –
Взглянул он с радостью, с надеждой
В ее глубокие глаза.
И девушка сказала: «Да!»
И слезы брызнули из глаз.
К его груди она прижалась,
И застучало сердце вновь –
Проснулась в их сердцах любовь.
Дождь умывал рукою лица,
Смывал страдания и сны. –
Теперь я счастлив! Стал я птицей,
А мои крылья – это ты!” –
И засмеялся Николай,
Полину пОднял над землей,
И закружился вместе с нею
Под шумным, проливным дождем.
Они кружились, как снежинки
Холодной снежною зимой.
Но в их сердцах огни горели,
Пылал в них солнца яркий свет,
В душе их наступил рассвет.
И счастье морем наполняло –
Они, как дети улыбались,
И звонко под дождем смеялись!...

Но вдруг раздался тихий кашель.
Стоял в дому их, на пороге,
При свете молча Митрофан.
На миг тут Николай застыл,
Глядя в глаза родного брата.
Скривился молча тот в улыбке,
Дождя вдыхая ароматы.
“Ну, здравствуй, брат! –
Вдруг крикнул он,
Сквозь шум дождя,
Что мерно шел. –
Давно тебя не видел я,
Скучал и тосковал все время,
И наконец-то отыскал
Семейного цветка я семя.
- Откуда, Митрофан, ты здесь? –
В ответ тут крикнул Николай.
Он чувствовал, что его душу
Внутри холодный камень сжал.
Ответила ему Полина. –
Пришел совсем недавно он. –
Она промолвила сквозь шум. –
Шел дождь, и я его впустила. –
Полина льдиною застыла,
Почувствовав, как его руки
Чуть нервно дрогнули на миг. –
Тебе же нужно ожерелье?
Только за этим ты пришел?” –
С надрывом крикнул Николай.
А Митрофан лишь улыбнулся,
Дождя рукою он коснулся,
Немного голову задрав,
Взглянул на брата он. Тотчас
Вздохнул всей грудью Николай,
И, посмотрев Полине в очи,
Взял за руку ее и в дом
Повел, в просторах дивной ночи.

Свеча горела под иконой –
Играл в лампадке огонек.
Зашедши в дом с Полиной вместе,
Тут Николай, понизив голос,
Сказал ей тихо, слышно чуть:
“Я долго думал о наследстве,
Оставил что мне мой отец.
И всей истории мне нужно
Сейчас же положить конец. –
Взглянул на лик Святой он Девы,
Поставил молча подле стул,
И встав, перекрестился он,
Из-за иконы он отца
Достал тихонько ожерелье,
И показал его Полине –
Блестело серебром оно,
И изумрудом, позолотой,
Темнело, словно в речке дно. –
Не знала ничего ты. –
Сказал ей тихо Николай. –
Его я спрятал под иконой,
Когда в саду сидела ты.
Я за себя тогда боялся,
Но, а теперь я не боюсь.
Прости за то, что ты не знала,
Прости за то, что не сказал.
Пойми меня, все так, как надо.
Не беспокойся за меня.”
Взглянул он Митрофану в очи,
Рукою указав на дверь,
И сам направился он к ней.


           X Глава

Сверкали молнии. Шел дождь.
На поле, трогая цветы,
Летал, играя, буйный ветер.
Туманом было все объято.
На поле друг напротив друга
Стояли молча оба брата.
Дрожали руки Николая,
В которых крепко он держал
Холодное то ожерелье.
С ухмылкой грубой Митрофан
Сжал кулаки, на брата глядя.
Ручьи дождя по ним стекали,
А сердце Николая сжало
От боли, пережитой им.
Кипела злость внутри него,
И сильный дух в нем боевой
Зарделся пламенем в груди.
Но что-то тихое, немое,
Сидело в сердце Николая –
Оно рвалось в нем изнутри,
Всю злость рукою приминая.
И Николай, ослабив волю,
Чуть пошатнулся под дождем,
Смотрев на брата Митрофана,
 устало глядя в взгляд его.
“Ну, что ж, нашел меня ты, Митя!
Все из-за камушков нашел!
Твоя жена лишь попросила,
И ты погнался вмиг за мной.
Какой же жадный, ты, Митроша. –
Сквозь зубы молвил с отвращеньем. –
За сделанное тобою все
Отнюдь не быть тебе прощения!
А как меня ты унижал,
Как бил меня мое все детство,
Как в грязь лицом меня бросал,
Камнями твердыми кидал
В меня, смеясь, ты не жалея.
Я ждал хоть капли сожаленья,
Ведь я тебя никак не видел,
Не знал, как выглядит мой брат,
Не видел этих глаз холодных,
И лишь со страхом воевал.
Но я терпел все униженья,
Всю боль, что причинил мне ты.
Лечил я раны от порезов,
И унимал боль от камней.
В твоих руках я был игрушкой –
Смешною, маленькой зверушкой,
Которую ты был готов
Измучить до потери сил.
Внутри себя я волком выл.
Но я терпел, не говорил,
Тебя я искренне любил
За то, что ты родной мой брат.
Привык ты получать, что хочешь,
А коли люди не исполнят
Желанье новое твое –
Ты в злости розгой их раскрасишь,
Пока не сделают те все.
Ты избалованным и вырос –
И страх ты сеешь все кругом.
Ты силы все до капли вынес
Из матушки своей родной!
Не замечал ее страданий,
Не видел слез в ее глазах.
А ведь она так горько плачет,
И молит Богу за тебя!
Лишился брата ты родного.
Ты жизнь мою чуть не сломал!
Как много, Митрофан, дурного
Ты совершил за жизни час.
А наш отец тебя лелеял –
Быка он баловал овсом.
В его глазах ты был всех лучше,
Всех крепче, краше и сильней.
Висел все спелою ты грушей,
И вечно был ты не у дел.

Меня же он не видел вовсе.
Никак меня не замечал.
Не знаешь, брат, не знаешь ты,
Как сильно я тогда страдал! –
Наполнились глаза слезами,
Дрожало тело Николая,
Но он все также продолжал. –
Я ждал, когда же наш отец
Хотя бы раз мной возгордится.
Но в доме был я серой мышью,
И кроме маменьки моей
Никто меня не замечал.
А лишний раз меня душевно
И ты, мой брат, меня сражал.
Ты думаешь внутри меня
Гора отчаянья и злости? –
Тут Николай чуть улыбнулся,
И посмотрел на ожерелье. –
Ничуть. Я много в жизни повидал,
Людей я разных повстречал.
Я видел кровь, и видел смерть,
В душе я видел силы твердь.
Спросил себя совсем недавно,
Мол, чем я сердце наполняю?
Доселе только боль, страданье
Всю мою душу наполняли.
Но встретил, Митрофан, я ту,
Что очи светом мне раскрыла,
И осознал я, без сомненья,
Что лишь хорошие мгновенья
Должны все сердце заполнять –
Им не останется и места,
Коли копить в себе грехи
И ненависть к себе, к другим. –
Взмахнул рукою Николай,
И бросил брату ожерелье,
Что неуклюже тот поймал. –
Оно не нужно больше мне,
Оно - лишь вещь, а не богатство.
Оно не сможет заменить
Собою в жизни мое счастье.
Тебя прощаю, Митрофан! –
Сказал с улыбкой Николай. –
Хоть надо мною издевался
Подобно ястребу тогда,
Я отпускаю злость свою.
Прощаю, брат, теперь тебя! –
Уж дождь прошел. Рассвет зарделся.
Рукою белою туман
Окутал плечи Николая,
И тело брата Митрофана.
Бледнело небо над главой,
Звезды последний видел свет.
И одинокая луна
С собой за руку увела
Косматые, большие тучи,
И в свете неба расцвела. –
Хочу лишь об одном просить
Тебя, мой брат, прошу от сердца.
Прошу тебя нас отпустить,
И распахнуть стальные дверцы.
Позволь мне маменьку забрать,
И увести с собою вдаль.
Я вижу, жизнь у нас своя,
У каждого своя дорога,
И искренне прошу тебя
Нас боле, Митрофан, не трогать.
Что захотел – ты получил,
Теперь же нас, ты, отпусти.
Живи с семьей своею жизнью,
И зла на нас ты не держи.
И я его не пожелаю –
Оно бессмысленно, я знаю.
Злость – бесполезна и черна,
Вредит душе твоей она.”
Стекали капли по щекам,
Прилипли волосы к лицу.
Кивнул в ответ лишь Митрофан,
И посмотрел в глаза ему –
Без слов его благодарил
За то, что тот его простил.
Он осознал, как был жесток,
И все ему пойдет лишь впрок.

Рассвет подобно дивной ткани
Накрыл село, поля и лес.
Следы от туч пунцовых рванья
Остались в глубине небес.
Примятая трава блестела
От капель сильного дождя.
Решили братья тотчас ехать,
Сказал лишь только Николай:
“С Полиной нужно мне проститься.
Дождись меня ты у ворот.”
И полетел на холм он птицей,
Услышав сердцем зов ее.

Ждала она его с надеждой,
Моля всем сердцем за него.
И вдалеке тут увидала,
Что целый он и невредимый
Бежит с улыбкой на устах.
Покрыли слезы вновь лицо,
Песок как покрывает дно.
И под черемухой цветущей,
Под дивно пахнущей, растущей,
Полина обняла его.
А Николай рукою нежно
Прикрыл чуть голову ее.
Закрыл глаза он, улыбаясь,
И тихо ей он молвил вновь:
“Люблю тебя, моя Полина!
Моя навеки ты теперь!
И не сыскать во всей долине
Ту, что мою откроет дверь.
Мое израненное сердце
Ты исцелила, как вода.
Благодарю я всей душою
За это слезно небеса!
С тобою тихо я живу,
С тобой спокойно я дышу.
Спасибо, милая Полина
За то, что всей душой люблю! –
Полина тихо улыбнулась,
И, чувствуя тепло его,
Она от счастья содрогнулась,
Любя всем сердцем лишь его. –
Дождись меня, моя Полина!
Поеду с братом я домой,
Чтоб матушку забрать родную
И привести сюда, в село.
Вернусь я скоро, обещаю!
Теперь, где дом, я точно знаю.
Не исчезай, не убегай,
Тебя теперь не потеряю! –
И он прижал ее сильней,
Вдыхая запахи весны.
Не угасим поток огней,
В душе их расцвели цветы.
И Николай взглянул в глаза –
Они полны любви, чисты,
В них отражались небеса,
И след той тающей звезды.
- Вы, как рябины красной грозди,
Светлее вы ночной луны.
Вы из груди отняли гвозди,
Бумагу смяли пустоты.
Я не покину вас, я ваша!
Смогу на крыльях я летать.
И каждый день, с рассветом нашим
Я буду вас, мой сударь, ждать!”

        Эпилог

Прошло с тех пор немало лет…
В который раз горел рассвет,
И солнечным лучом светил он
На нашу тихую долину.
Цвели луга, леса шептались,
И звоном трелей наполнялись
Игривых и певучих птиц.
Журчала речка за холмами,
И отражались травы в ней
Качающихся на ветру полей.
Трещали птицы на лугу,
Цвела черемуха в саду.
По травам мягким, вдоль тропинок,
Бежали дети, и игриво
Смеялись звонко, улыбались,
И в сада глубь скорее мчались.
Сверкали голенькие ножки
От утренней в траве росы.
Бежали детки по дорожкам,
Ласкали руки им цветы.
А под черемухой цветущей,
Под дивно пахнущей, растущей,
Лаская нежно малыша,
Полина милая моя
Сидела, тихо улыбаясь.
Ее младенец на руках,
Сопя, с улыбкою дремал.
В тени черемухи ей солнце
Лучом ласкало ее косы.
Ей пели с веток соловьи –
Баюкали дитя они.
Звук топора здесь раздавался –
Колол дрова им Николай.
Летели щепки и поленья,
Топор, играя, все стучал.
Здесь дети радостно бежали,
И Николая обнимали.
Со смехом, он их по головке
С любовью, лаской теребил,
И каруселью их крутил.
Тут плавно вышла на крыльцо
Родная маменька его.
С улыбкой тихой она всех
Звала идти к ним на обед.
Она внутри себя молила,
И Бога Мать благодарила
За то, что в жизни ей спокойно,
И за семью она покойна.
Она глядела на детей,
На Николая и Полину,
И улыбалась со слезою
За то, что радостно теперь.
А в доме их, звеня посудой,
И накрывая всем на стол,
Ходили Петя, брат родной,
И милая его жена.
Ее прозвали Белогорой
За чистые ее глаза:
Светловолосая, с косою
До тонких плеч. И вот по дому
Она в простом ходила платье,
И видела вокруг лишь счастье.
И матушка ее любила,
Как дочку милую хранила.
И Белогора счастье ждет –
Младенца под душой несет.
Царит лишь в доме пониманье,
И голос деток расцветает.
Стук ножек голеньких по полу,
Коротких шелест их волос.
В саду цветы благоухают,
И с ветром с радостью внимают.
Рукой прозрачной он ласкает
Полину милую мою,
И мудрого их Николая,
В устах чьих слово лишь «люблю».
И, подойдя к Полине тихо,
В уста ее целует он.
Ласкает малыша рукою,
Оберегая их крылом.
Малыш во сне лишь улыбнется,
Белеет личико его.
На нем луч солнца вдруг завьется
Сквозь ветвь черемухи златой.
Они присели на скамейку.
Тут Николай достал конверт
С кармана красного жилета,
И дал открыть его Полине.
В конверте было им письмо –
Писал Остафий из границы,
И буквы мелкие его
Забегали, как ветр быстрый.
Писал Остафий, что он счастлив,
Что много дней он плыл, в волнах,
Причалил, таки к брегу Франции,
И средь шумящих городов
Он отыскал свою любовь.
Теперь женат он, и любим.
Живут они в дому, у моря.
«Услышу скоро детский крик!
Одна лишь радость у порога!
Ее мы долго ожидали,
Дорогу нужную искали.
Мечты, желания – не грех!
Они ведут нас лишь наверх.
И многое нас закаляет,
Всю слабость, страх – все отнимает!
Идем мы по камням, по кочкам,
Идем мы днем, идем и ночью.
Мы спотыкаемся о них,
И больно падать нам о землю.
Но сила нам нужна, чтоб встать,
Страданья, горечь отогнать;
Терпеть, прощать, в себя поверить,
И твердым шагом по дороге
Идти, внутри с молитвой, к Богу.
Никто не обещал, что жизнь
И путь, который выбрал ты
Окажется таким простым,
Без снежных гор и волн морских.
Они залижут берега.
Поверить нужно нам в себя!
И не отдаться в лапы лени,
И вновь идти, сил не щадя.
Тогда найдешь ты то, что ищешь,
И будут звезды в небе петь.
Однажды, ночью, ты услышишь,
И сможешь с радостью взлететь.
Ты полюби себя таким!
И жизнь откроет счастью двери,
И мир исполнит все мечты!»

Когда в себя, читатель, веришь,
В тебе горит огонь звезды.
В душе утихнут все метели,
И будешь сам себе любим.
Запомни правило такое –
Без крыльев нет и птицы стай.
И жили вместе долго-долго
Полины свет и Николай!

        Конец


(Февраль - Июнь 2018 г.)