***
Сашенька, дай руку и молчи.
Ничего не говори пока.
Это дальней скрипкою в ночи
грезят кучевые облака.
Это зарыдал июльский дождь.
Это поздний вздох: Пора.., ну что ж...
Это тщетных сумерек урок
и повторный вздох: Ну как он мог?...
Поутру рябина вся в слезах.
Но чиста, что агнец на крови.
Этот дом надеждами пропах
тех июльских полночей. Зови...
- Не зови... Не нужно, дорогой.
Мы с тобой давно уже... трава.
То, что ты зовёшь моей рукой -
это тень ночная и... слова...
***
Это взлетит и задержится в поднебесье.
Этому нет прощения и преград.
Где-то на самом краешке этих лестниц
ноты рапсодий сумеречных лежат.
Звуки стремятся ввысь, натыкаясь глупо
на острия штыков, добивавших в грудь.
И камердинера /милостью Божьей/ Труппа,
не обинуясь, мучеником зовут.
Кто здесь оставил след багряницы царской?
Нынче в порфире - завтра в могиле, знать...
Бэби* прикрой собою и, может статься,
это лишь сон и утро придёт опять.
Нежно разлепит склеенные ресницы,
мрак растворив в непрошенном этом сне.
В Божьей деснице считаны все седмицы.
Эта особо. Кровью на той стене...
Баюшки-баю... Спите верхушки сосен.
Не поминайте дУши за упокой.
Что там случилось? - ветер июльский спросит,
с тайны пытаясь силой сорвать покров.
Так. Пустяки. Лишь зверство. Что Бэби, доктор?
Как же... Простужен. Страшного ничего...
- Что же, в живых остался из них хоть кто-то?
- Мальчик Седнёв**. Приказ был - убрать его.
Медленно-медленно тащатся Божьи дроги.
Кровью невинных залит по горло путь.
Господи кроткий, перекрести дороги,
убереги от паденья хоть как-нибудь.
Сотканный саван лежит аккуратной стопкой.
...Нынче читали с Таней. Плела кружева.
Лика** сбежал почему-то. Во благо бы только.
Долго ли это продлится, узнаем едва ль.
Прав был Григорий... Теперь ничего не попишешь.
Господи Святый, оборони и спаси.
С адовой вестью спускается голубь на крышу.
Дни окаянные новой распятой Руси.
* Бэби - цесаревич Алексей;
**Леонид Седнёв - поварёнок
***
Как больно... - Прошептал он, или нет?
А может показалось это только.
За окнами берёзовой настойкой
сочится по стенам июль. Июль.
Семнадцатое. Фото. Их портрет
вполне уместен в данном антураже.
Никто и никогда из них не скажет,
что было там - на кончике их пуль.
Кошмары, сказки, были. Просто сон.
А в их глазах испуг лишь за мгновение.
"Болящий дух врачует песнопение..."
Возвышенность... Заупокойный чин.
И у "Скорбящей" вырвавшийся стон...
... Безумие и грязи по колено.
За Коптяками шахты. Непременно
полпуда бриллиантов нужно в схрон.
Княжон и цесаревича добить.
Отставить мародёрство! Можеть быть
в Верх-Исети удастся всё доделать.
Костёр в ночи и языки, что тать.
И никому на свете не узнать,
что даже царское - всего лишь тело...