Семирамида. Глава 2

Лев Степаненко
1

Того, кто правду в этих строках ищет,
Скорей всего разочарую я.
Кто сможет возродить из пепелища
То, что погибло в пламени огня?
Пускай со мною спорит тот, кому
Известно больше о легенде этой.
А те, кем ранее она воспета,
Да снизойдут рассказу моему.

Венцы их для меня не достижимы.
Я к лаврам их талантов не стремлюсь.
Но так ли правда их неоспорима?
Судить об этом тоже не берусь.
И всё же, не вступая с ними в спор,
Продолжу я своё повествованье
В надежде, что такое толкованье
Простят мне Геродот и Диодор.

2

Шли месяцы. Деркето и Априма
Никто не беспокоил в этот срок.
Но приближался день неумолимо,
Когда напомнят им про их порок.
И вот на свет явилась та, кому
Трон вавилонский уготован будет.
И ей вершительницей многих судеб
Быть, року повинуясь своему!

Две крови в ней сошлись, как две стихии,
Природы две, чтоб каждая из них
Ей даровала качества такие,
Которых нет и у мужей иных.
Что может унаследовать дитя
От матери-богини? Совершенство!,
Сулящее любовь, а с ним – блаженство
В коварных Афродитовых сетях.

Едва под сердцем плод зашевелился,
Уже тогда Деркето поняла,
Чей план отмщенья в ней осуществился,
Когда она со смертным возлегла.
И чтоб свои догадки утвердить,
Развеяв даже малые сомненья
В том, чьи за этим кроются стремленья,
Решается у юноши спросить:

«Скажи, Априм, скажи мне только честно,
В ответе ничего не утая,
Что привело тебя в то утро в лес мой?»
И он сказал ей: «Воля не моя
Направила меня в твой дивный лес,
Где я наткнулся на твою обитель.
В тот час я был подвластен Афродите.
И было то – веление небес».

Зачем упомянул ты имя это?
Безумец! Что ты делаешь, Априм!
Иль ты забыл слова её совета?
Сколь безрассудно пренебрёг ты им!
Когда бы ты, словам богини вняв,
Божественного имени не выдал,
О чём тебя остерегла Киприда,
В душе Деркето не было б огня.

Возненавидев юного Априма,
Охваченная ужасом, она,
На новый грех безумием гонима
И жаждою спасения полна,
На каменный утёс его ведёт,
Что высится над пропастью бездонной,
Страшась того, что месть Пенорождённой
Ему страданий больше принесёт.

Лишь бездна оказалась под ногами,
И на крутой уступ взошли они,
Он обернулся к деве: «Дорогая,
Зачем мы здесь с тобою? Объясни».
Но только лишь её холодный лик
Он встретил. И руки её движенье
Толкнуло вниз Априма в низверженье.
И пропасть поглотила его крик.

3

Три силы есть, что божества и смертных
К безумию безудержно ведут:
Одну зовут Любовью беззаветной,
Другую силу Голодом зовут,
А третья – Страх. Он завладел сейчас
Сознаньем обезумевшей богини.
В чём был несчастный юноша повинен?
Лишь в том, что стал усладой твоих глаз?

Деркето! Где дитя своё ты кроешь?
Спеши в свой дом! Там дочь твоя. Вернись!
Спасай её! С себя уже не смоешь
Вину. Киприда близко! Торопись!
Иль хочешь гнев и на неё навлечь?
И вот уже обратною дорогой
Спешит богиня к своему чертогу –
Дитя своё от кары уберечь.

Уже близка была к нему Деркето,
Стрелой лесистый путь преодолев,
Её лицо хлестали плети веток,
И ноги в кровь сбивали корни древ.
Шептал ей Фобос на ухо: «Скорей!
Там в колыбели та, что ждёт спасенья».
И Деймос подгонял её виденьем
Того, что может вдруг открыться ей.

 «Ужели местью не сыта своею
Коварная родившая вас мать?
Пойдите прочь! Коль я грешна пред нею,
Зачем ей в новый грех меня ввергать?» –
Она кричала братьям-близнецам,
Сынам жестокосердного Ареса,
Её преследовавшим этим лесом,
Подобно зверя гонящим ловцам.

И те в ответ: «Вины своей не смоешь
Чужою кровью. Столь она сильна.
Но если дочь свою в лесу укроешь,
Возможно, будет спасена она».
И вот уже пещера перед ней.
Там, в глубине гранитного чертога,
Ещё не зная ни царя, ни бога
И ни отца, ни матери своей,

В объятиях нехитрой колыбели
Спала её малютка мирным сном.
В глазах Деркето слёзы заблестели,
Когда она, уже войдя в свой дом,
Дитя своё увидела. «Ты здесь! –
Промолвила она, пав на колени, –
Я сберегу тебя в тени растений.
Меня одну пускай настигнет месть.

Сумеешь ли простить меня, не знаю, –
Она на руки дочь свою взяла, –
Уже за то, что грех свой совершая,
Я именем тебя не нарекла.
Олимп да будет милостив к тебе,
И род людей тебя с любовью примет.
Ты не узнаешь об отце Априме,
И о моей не вспомнишь ты судьбе.

И гибель мне сейчас была б отрадой,
Но я бессмертна на свою беду,
Коль скоро знаю я, какой награды
За свой порок от Афродиты жду.
Сколь низко я паду, столь высоко
Ты вознесёшься над людьми, я верю!
И то, что ныне для меня – потеря,
Сочтёт великим благом род людской.

Что я могу тем противопоставить,
Кто ныне жизнью правит на земле?
Тому же, что должно тебя прославить,
Забвения не будет страшен тлен.
Но чтоб сбылось пророчество моё,
С тобой должна я навсегда расстаться.
Отныне мой удел – всю жизнь скрываться
В молитвах о спасении твоём».

4

Здесь поселён был первый прародитель,
Здесь некогда был дивный райский сад,
И здесь был первый грех. Но та обитель
Утеряна века тому назад.
А ныне тут – лишь дикий лес кругом,
Потомок кущ Эдема плодоносных,
Где тень его дерев высокорослых
От глаз чужих таит богини дом.

Кто алчет мести столь неудержимо,
Кто воспылал великим гневом к ней,
Не усладившись гибелью Априма,
Спешит за новой жертвою своей.
Ей нет нигде запретов и преград.
Божественное право Пантеона
Вершит свой суд по собственным законам.
В его руках ключи от многих врат.

Нередко ни согласия, ни лада
Нет даже средь Олимповых богов,
И потому их древняя Эллада
Не сберегла для будущих веков.
Низложенные Истиной, они
Останутся в гекзаметрах Гомера,
И в камне – поздним зодчествам примером –
Что и поныне облик их хранит.

5

Спешит Деркето, схваченная страхом,
Сквозь гущу леса, с дочкой на руках,
Как Гектора супруга, Андромаха,
Познавшая преследованья страх.
Как та, Астианакта потеряв,
И братьев семерых своих, и мужа,
Так и над нею страх подобный кружит,
Обличье стаи воронов приняв.

Она кричала им, свой бег ускорив:
«Кто б ни был тот, кто вас послал ко мне, –
Вам не дано моё усилить горе.
Зола и пепел не горят в огне!»
Вдруг крик вороний стих. И тишина
Немая вкруг Деркето воцарилась.
Замедлив шаг, она остановилась,
И ужаса, и страха лишена.

«Не уповая на твоё прощенье,
Здесь, дочь моя, тебя оставлю я,
Но, видно, Афродитово отмщенье –
В твоём сиротстве, девочка моя».
Среди кореньев, меж густой травы
Она дитя на землю положила,
И ветви над малюткою склонила,
Чтобы её укрыла тень листвы.

«Куда б ни повели тебя дороги,
Прощай. – Она сказала. И слеза
Катилась по её щеке. – Пусть боги
Хранят теперь тебя. Мои ж глаза
Отныне будут лишены того,
Что счастьем мать любая называет.
Грехи богов их племя не прощает.
И я – раба удела своего.

Пусть даже поражённая врагами,
О как бы я желала умереть!
Но разве были б мы тогда богами,
Когда бы нам была присуща смерть?
О нет! Затем бессмертье нам дано,
Чтоб радость вечной жизни мы познали.
Но стоит оказаться нам в опале,
Великой мукой явится оно.

Покуда мне прощения не будет,
Отныне эта участь – и моя.
Отныне враг я и богам, и людям.
Бегу от своего позора я».
Последний взгляд свой бросила на дочь
Деркето, уронив слезу. И вскоре,
Позором угнетённая и горем,
От этой казни поспешила прочь.

Что стало далее с судьбой Деркето,
О том упомянул в начале я.
Лежит на ней уродливая мета –
Дельфиний хвост и рыбья чешуя.
Гласит легенда, будто бы её
Видали по дороге к Аскалону,
Где в горном озере, взмолившись Посейдону,
Она нашла убежище своё.