От всей души царь пекся о народе,
То лез из кожи, то бледнел с лица.
Он ждал конца, но тот все не приходит
И вынужден был править без конца.
Монарх себя обрек на бесконечность,
Как хвост свой проглотившая змея.
За ним не раз охотилась увечность,
Но он твердил ей: «Я – это не я!
Я только власть. Нет, даже символ власти,
Ее непререкаемый мотив».
Увечность удалялось, в зове страсти
Министров и парламент навестив.
Царь снова правил, позабыв детали,
Последнего визита пустоты,
Но раз ее посыльные сказали,
Придя к нему, мол ты, уже не ты.
И душу вытрясли, оставив только тело,
И начали им править сообща.
Монарх одно пообещав, неделю
Спустя совсем другое обещал.
Так муча венценосного страдальца,
Над подданными варварски глумясь,
Всей нации вселенские скитальцы
Втемяшили, что власть – уже не власть,
Что Родина – святое, но не дело,
А делом нарекли минутный пшик.
Все за год или за два полетело:
Культура, государство и язык.
И общество дубинами разжилось,
Чтоб шкурами укрыться от дождя,
Благодаря небесные светила
За племя, за еду и за вождя.