Ярун усмехался: у всех жена как жена,
плетёт кружева, шьёт рубахи из дикого льна,
при муже всегда - заботлива и верна.
Торги ли сберутся - сверх меры просить не сметь:
лишь локоть холстины,
да перстень, одетый в медь,
сапожки сафьяна алого, коли кметь.
Опустится сумрак - хозяйка хранит покой:
нет шорохов странных ни в горнице, ни в людской,
не бьётся о ставни ни горлицей, ни лисой.
Ярун усмехался: у всех жена как жена...
Моя же жена - как молочный туман бледна,
бледнее лишь навьи, что в червень зовут со дна.
Нагая, да стыд ей - волос янтарём сокрыт.
Всё в лес убегает, где в чащах ревут костры,
и взгляды её - пронзительны и остры.
Порой, замираю, жену у реки застав:
поёт, да не песнь - речи Сирина ткут уста;
плетёт, да не кружево: сеть из полынных трав.
Страшусь ли я той, что в повое приносит змей?..
...до зОри проснулся - ей в очи глядеть не смей:
покуда темно - волчьей крови они алей,
рассвета мятежней.
Коль скоро почует Зов -
испросит прилежно для чрева своих костров
всё зубы медвежьи, да перья янтарных сов.
...Ярун усмехался: у всех жена как жена...
И сам же тянулся к ведунье, лишённый сна,
покуда в межмирье
вела
за собой
она.