У поля брани чёрный шлем,
и также — чёрные доспехи,
как слог, свободный от поэм,
как миг, продолживший утехи,
теперь — весь я. Мой дух, мой рок
определил мне щедрый бог.
И грива чёрного коня
пропитана зловещим зельем,
он хочет подкупить меня,
не ароматом, так похмельем,
в его глазах — ещё свинец,
залог, начало и конец
осенних бурь и красоты,
воспетой тенью беспощадной,
чьи непонятные черты
остались в истинно досадной
улыбке стёртого лица.
Я вижу кисть, но нет кольца.
Мечты, надежды все мертвы.
У сердца тьмы задаром силы,
при виде мрачной синевы…
И если мы падём в могилы,
провидец скажет: «Знаю, так
внутри растёт пустыня, мрак,
в тонах тюрьмы, чей узник лжив».
На миг стремясь и умирая,
он не готов развеять миф,
к вратам потерянного рая
не подойти в кругу теней,
от света неземных лучей
светила пали в темноте.
И эта ночь тоской глубинной
в своей прекрасной нищете,
и в бездне чудной, в бездне мнимой, —
огонь и бархат напоказ.
Но там, увы, не будет нас.
Мы встретились в забытых снах,
обвил лозы гниющей свиток
мой мир, расколотый в грехах.
Ты подарила мне напиток
и прошептала: «Не спеши,
приют измученной души
в моих глазах. Но я к тебе
всегда приветлива, учтива.
Ни слова больше о судьбе,
я дочь не бога и не мифа».
Сказала: «Вот, моя любовь.
Испей скорее эту кровь
и возврати нас в бездну, ты
единственный, кто сможет честно
принять подарок темноты.
И отпираться бесполезно».
Как смерть времён прельщает глаз,
твой лик — необработанный алмаз.
И ты по-прежнему юна,
читаешь выжженные руны,
что завещала нам луна
на все бесстрастные кануны.
Мы расставляем алтари,
но что-то гложет изнутри,
оно рассеется, как дым,
но прежде свяжет. Опьяненье,
остаться вечно молодым
и отдалить, пресечь мгновенье.
И тут же лунное кадило
нам указало верный путь.
Ты торопливо обнажила
свою изнеженную грудь,
сказала: «Что для нас закон?»
Хотя б и это был лишь сон.
Я знал, что это жизнь моя.
И я мечтал увидеть снова,
из искры — меч, исток огня,
что есть безмерная основа
и неизбежный вслед удел.
На сердце шрамы — пик и стрел
не отсчитать. Дрожит рука,
ещё нагой, я весь в порфире,
и только кончик языка
пропитан в золотистой мирре,
нельзя сказать, ведь слово — враг,
и лучше ты, безмолвный мрак.
Неразделенный, но пустой.
Она зовёт. И зов опасен.
Клянусь сильфидой и луной,
хоть горизонт ещё не ясен.
Плетётся странный чёрный конь,
в его глазах горит огонь, —
тот образ — истинно прекрасен…
Гончаров А.С.
2020