Кармический Эрос. Младенец пламени

Владимир Прокопенко 3
Моего одиночества робкие вздохи.
Красота простоты.
Беды траурных лет и постылой эпохи
отведёшь только ты.

Эта тайна из тайн – неприметного дома
тесноты городской –
нам с рожденья близка и до боли знакома
заунывной тоской.

Кто-то плачет в ночи – воплощенная жалость-
вопль и ужас – нет слов,
чтоб тишайшее утро в устах пробуждалось
и улыбку несло,

чтобы робко меняя свои очертанья,
легким счастьем маня,
ты отрывки своих сновидений читала
на лице у меня.

Откровение тела на душу спустилось
и терпенье – творить.
До зари первозданное Имя светилось –
становилось твоим.

                * * *

                "Восточная звезда играла в океане..."
                /А. С. Пушкин/
В приоткрытых створках неба
выложенных перламутром –
око жемчуга и хлеба.
/Почему-то только утром
время спит, а бремя дремлет,
слыша птиц, как чуткий стражник.
Мир своим значеньем древним
предстает, и жить не страшно./
Берег. Ласковая пена.
Золото песка над бездной.
День и ночь бежать из плена
в лоно житницы небесной.
Розовый бокал поднимем,
луч прольём на скатерть тени.
Веки дрогнут, а под ними –
свет и первый день творенья.

                * * *

  С О В Е Р Ш Е Н Н О Л Е Т И Е

Мы живём ожиданием прежних чудес –
и напрасно! Довольно в окрестностях Марса
нам скитаться. Давай остановимся здесь,
отдадим топору деревянное мясо.

Наконец-то, и отдохновенье, и кров,
и трудов благодать – все свои притязанья
обрели мы и пьём родниковую кровь
от подземного сердца в глуши мирозданья.

Как нас ад упустил, а точнее, вознёс –
непонятно. Однако, счастливые встречи,
несомненно, присущи ему и вопрос
только в том: что нашли в нас безгрешного черти?

Разве я не бываю нелеп и уныл,
из проклятий слагающий городу оду?
Ты беснуешься, если не видно Луны,
если тенью прижалась она к небосводу.

Но любой твой – творимый любовью каприз
(Ну хотя бы такой – в мае вымолить грушу)
означает рисунок зачатья и риск:
ты под сердцем несешь родниковую душу,

для которой, как - будто, и времени нет.
И на хаосе древнем настоянный воздух
сад объемлет. Идет созреванье планет.
В тёмном лоне земли появляются звёзды.

Мы привыкли к античной свободе. Пора,
не смущаясь фатальным отсутствием денег,
в долг просить у колодца, пчелы, топора...
Посмотри, нарождается месяц-младенец.

                * * *

       П  Р  И  З  В  А  Н  И  Е

Ау, младенец, баловень крылатый!
Ты в лепет прячешь древние рулады
и плачем проливаешься в глаза.
О чём ты просишь? Ах, и в самом деле,
что за вопрос – конечно же, о теле –
игрушке славной. Как сказать нельзя?

Затем меня и выбрал ты, проказник?
Или тебя тащили к месту казни –
там умереть – в тяжёлый сон войти,
зерном истлеть и в чреве шевельнуться
благословенном, чтобы здесь проснуться?...
В моей любви – спасенья ищешь ты?

Одни вопросы... Но не любопытство
влечёт меня – невидимая птица
на плечи положила крылья мне,
и ясных глаз уже с меня не сводит.
Что ж, сколько нам отмеряно свободы,
в нас столько будет брошено камней.

Два сердца каждый камень будет ранить,
и боль – двойная, и тщета стараний
друг друга заслонить. Нам суждено
без меры сострадать. Но сострадая,
мы ощущаем притяженье рая,
где будет воскресенье нам дано.

Ау... Ещё ты здесь?... Твоих вопросов
не разобрать... Кто твой отец? Иосиф.
Но твердо знай, чей точный образ – ты,
чтоб боль во мне Лик Той не замутила,
чьё благочестье полноту вместило
Святого Духа... Чистой красоты
            
летит виденье, просится на доски,
в мир тяжести смиренной, в сумрак плоский.
Обратной перспективе вопреки
ты – в центре мирозданья, в умаленье –
величие твое: над всей Вселенной
тебя вознёс престол её руки.

Ты к сердцу моему приткнулся, милый,
и к миру, где все дети до могилы:
жизнь невпопад, шальные времена...
Ты принесёшь мне весточку оттуда,
где ждут меня – я здесь пока побуду.
Лишь ты, малыш, не покидай меня.
            
                * * *             

     Т А Й Н О Е      Т Е П Л О
               
                сонет

Зелёные шары на деревянных спицах,
гребцы стрекоз без сна, без отдыха в июле,
роса плывёт в земле и розой пахнет улей,
ночь выдыхает зной и знает нам не спится...

О чём – сухие грозы, иней на ресницах?
Сентябрь, октябрь... Травы любовники уснули.
Крест крыльев распластав, так сладко спать на стуле
и вздрагивать сквозь сон, стареть, друг другу сниться.

Изъедены плоды и с деревянной дрожью –
от крови, от корней своих – озимой рожью
душа встаёт с колен, вдыхая дым дождя.

Глаза её в золе и – нет знамений с неба.
На зеркалах – не сон, а занавеси снега.
О, тленный март, спаси невинное дитя.