Среди старых, заросших травой валунов,
Он святою иконою мнится,
И лампадкой зажжённой блестит огонёк,
В нежном сердце изгоя-былинки
Чей-то взгляд, на огромном большом пустыре,
Поражает своей синевою,
Неба клинья сначала ль, почудились мне,
Или мож, распустился цикорий
Босоногий высокий его стебелёк,
На плече с малахитной накидкой,
Его шляпы волнистый резной лепесток,
Будто взмах тонкой беличьей кисти
Синей краски маляр для цветка не жалел,
Закрепляя полуденным солнцем,
То ль, ему одному, был известен рецепт,
Станет каждая шляпка глазочком
И синеет изгнанник глазами Земли,
Что глядит в душу редким прохожим,
От того ли пустырь, что достоин картин,
Мне и клумбы роскошной дороже...