На красно-бежевом заборе
Вороньим хрипом по утру
Темнело маленькое горе,
Чуть колыхаясь на ветру.
Во двор народ входил несмело,
Как будто в морг или тюрьму.
Гроб. В нём застывший воск из тела
Лежал, спокойный ко всему.
А рядом дочь сидела, плача,
Полужива-полумертва,
И в раздирающей горячке
Шептала мокрые слова.
«Тебе не холодно, родная?
Простынку! Дайте же скорей!»
И, где бы спрятаться, не зная,
Сверлили пол глаза людей.
А воздух был тяжёл да вязок,
И отстранённый разговор
С каким-то приглушённым лязгом
На корне бился об него.
И даже не участье к ближним
Висело мёртвым грузом в нём,
А будто жизнь была здесь лишней,
И зря пришли все в этот дом.
Лишь псина бегала от скуки,
Неуловимая как ртуть,
И очень больно глупой суке
Хотелось сделать чем-нибудь.