***
Струна звенит просяще и надрывно.
Ах, сколько этих хрупких belle dame
за стойкой ресторанной? Род старинный
в гробу перевернулся где-то там
на родине, саднящей прошлой жизнью...
Прости-прощай. Безудержная тризна
на головах. Кресты наперевес.
Стоит у мойки сумеречный бес,
нашёптывает в ушко: Всё пропало...
Ах, Нина, Нина. Помнишь покрывала,
лаванду и обои, мебель "буль"?..
Когда-то ты жила, не выживала.
Теперь тошнотный запах от кастрюль
и грязные признания гарсона.
Ведь чёрная кухарка не персона.
Ты с детства это помнишь. А Гийом,
пусть и гарсон, но будет при своём.
А ты - никто. Бездомная приблуда.
Бурлит, бурлит сверкающий Монмартр.
...Сегодня непременно явит чудо
в размокшие ладони стылый март...
***
Эта дама в вуали чёрной
и с глазами в печали вечной
не способна понять, о чём ты.
И того, что за груз на плечи
ты взвалила. Но, что поделать?
Здесь бы кожу, скорей, слоновью.
Ты поднимешь свой взгляд несмело.
Над кроватью, у изголовья
Иисус, что страданьем скован.
Капля крови с чела стекает.
На стекле ты рисуешь снова
профиль чей-то. Но, кто такая?
Это прошлое. Это... мама.
Это тёплых ладоней запах.
Возвращаешься ты упрямо
в дом, который навечно заперт.
За окном мельтешенье, говор
презентабельный, но не русский.
Всё придётся начать аb ovo
на углу с освещеньем тусклым.