Повесть прадавняя
Ночь темна. Медленно едет повозка. Она так трещит и громыхает.
Далеко на сцене прыщут розовые огни. Там всё как из сказки. Впечатляющее и ненастоящее.
Похоже, там горит город, но она этого не чувствует.
Наводнение. С моста она всматривается в реку: лежит на ней– и та течёт поверх и сквозь неё, унося дома и коров. Она чувствует себя сильной как река, натуженной шумом, очарованной потоком, восторженной. То было столь же сказочно, как эта вещь на сцене.
Немецкий лётчик. Восемнадцатилетний парнишка в мундире. Шагает так прямо, словно его конвой не конвой. Блестящие, без сознания глаза. В уголке губ такое выражение, что его надо признать или убить. Когда их взгляды на миг пересекаются, она на минуту испытывает тот свой подъём в наводнение. Нравится ей он как не из этого мира. Или как сверхуверенный в себе убийца и разрушитель? Осветлённый её взлядом, он не даром уходит мимо, и долго ещё будет заметен на фоне пепельной толпы.
Снова возвращается ночь и пьёт кровь. Раненый осколком университетский профессор-микробиолог Филип непрестанно бормочет под нос так, словно перебирает четыре чётки:
— Курва мачь, холера, холера, курва мачь...
И затем громко:
— Прошу вас покорнейше убрать колено.
Она сидит. Упираясь в её колени, лежит он. В кромешной темноте она чувствует, что тот гладит свою бороду. Янек и Эмиль молчат.
Ещё вчера сидели они на земле, и сказал Филип:
— Бактериологические предрассуди надо забыть.
И ели они немытые яблоки, вкусные.
Они были уже далеко за городом, когда она встала с внезапной судорогой диафрагмы.
над городом костёлов заходило солнце. Она увидела падающие нечто, затем– бомбардировщики. Бомбы канули как в вату. Взрывов не слыхать. Настала целинная тищина. Йо приосанилась, разулыбалась. Спросил Янек:
— Чему смеёшься?
— Всё... это выглядит путешествием. Нарочным.
Тишина в ответ. Они пошли к полустанку узкоколейки. Состав мог не отправиться. Кондуктор всё принимала и принимала бесконечные мешки. Наконец она кончила, и поехали.
Астматичный локомотивчик. Скользящий взгляд гладил зелень.
Колесят они по рытвинам. Конь выбирает дорогу. И шелест тысяч шагов в темноте. Вдруг из-за спин слышат они одышливый, испуганный голос:
— Прошу вас, пожалуйста, прошу вас забрать меня. Из Х. всю дорогу пешком.
Тем временем Йо вдыхает запах поту,– свежего и старого,– запах войны. Минута молчания. Филип:
— Садитесь, просим.
— Как в Х. встретили немцев?— интересуется Янек.
Углублённое тишиной молчание.
— Как немцев...
— Ах... прошу прощения.
Это ах было как тихий взрыв гранаты. Несказуемое о жутком, неведомом. О конце света. В тылу фуры подсаженный часто дышал.
Розовые огоньки из пункта белого света парят на парашютиках. Колышутся тени проезжаемых деревьев. Повозка становится. Янек сходит. Расспрашивает о немцах. Беженцы шагают вперёд, а им навстречу торопятся другие. Там немцы и тут они. Повозка трогается– и Йо зовёт:
— Янек!
Он хочет знать, где немцы.
Йо жмурится и силиться вспомнить, что было вправду. Убитый конь у почты. Брошенные под ноги противогазы, здесь и тут– этого не принять. Испытанное ею чувство во время последнего спуска по лестнице: —Никогда впредь, — глубоко спрятано.
Пост первой помощи, где она работала. До рассвета, во время её дежурства, приходит окровавленный и говорит:
— Война.
Следом входит врач:
— Что? Какая война? Да вы пьяны. Перевязать и запереть, пока не протрезвеет.
Повозка становится снова. Затем резко трогается. Клонится. Йо спрашивает возницу:
— Что за городок на той стороне Вислы?
— Юзефув, проше пани.
Она хочет вернуться в те края навсегда. Когда-нибудь. Зачем? Потому, что здесь каньоны и овраги. И встреченные ею селяне выглядят дикими. Женщины в лохмотьях. У них нет даже кур. Живут кореньями да картофелем. В курных хатах.
Затор. Конь стал. Тысячеголовый гомон. Янек сходит. Спрашивает:
— Где немцы?
Люди показывают на все стороны света. Янек хочет точно знать, где они. Йо ему:
— Поди на воз. Прикроем тебя с головой одеялом, и ты мне расскажешь сказки.
— Ты сбрендила?
— Иди к нам. Прикроем тебя рогожей и спатки. Пожалуйте.
Янек горячечно расспрашивает о немцах. И вот в ней нечто жмётся и свивается:
— Ты ли не желаешь одной вечной минуты, вечной?
— Я должен знать, куда ехать, в какую сторону.
Презрительная ухмылка Йо.
Остаётся она совсем одна.
Повозка трогается– и Янек не знает, что потерял ту.
Перед ними взоровали мост через Вислу.
Лео Липский
перевод с польского Терджимана Кырымлы